27.27. Скромная фиалка

27.27. Скромная фиалка

После победы над Люй Бу в союзе с Лю Бэем «войска Цао Цао возвратились в (новую столицу) Сюйчан (находилась юго-западней нынешнего одноименного города, провинция Хэ-нань). Лю Бэя поместили на отдых в доме, расположенном рядом с дворцом Цао Цао. На другой день император Сянь-ди принял победителей. Цао Цао подал доклад о военных подвигах Лю Бэя и представил его самого императору… Сличив родословные записи, император установил, что Лю Бэй приходится ему дядей. Тогда он попросил Лю Бэя войти в один из боковых залов, чтобы совершить церемонии, предписанные при встрече дяди с племянником. Император про себя думал: «Цао Цао правит всеми государственными делами, и мы не властны решать что-либо. Теперь же новообретенный дядюшка будет нашим помощником». Он пожаловал Лю Бэю чин полководца левой руки и титул Ичэнтинского хоу. После окончания торжественного пира Лю Бэй поблагодарил императора и покинул дворец. С тех пор люди стали величать его Лю Хуан-шу — императорский дядюшка Лю. Когда Цао Цао вернулся домой, к нему пришли советники во главе с Сюнь Юйем: «Сын неба признал Лю Бэя своим дядей. Пожалуй, это нам невыгодно». — «Да, он признал его дядей, — спокойно сказал Цао Цао, — но я буду повелевать им посредством императорских указов. Он не посмеет не повиноваться. К тому же я оставлю его в Сюйчане. Хотя он и близок к государю, но я буду держать его в своих руках. Чего мне бояться?..» Приказав выбрать лучших коней, ястребов и гончих собак, приготовив лук и стрелы и собрав за городом воинов, Цао Цао явился просить императора принять участие в охоте. Император не решился возражать. Он прицепил к поясу драгоценный резной лук, наполнил колчан стрелами с золотыми наконечниками, сел на коня и в сопровождении свиты покинул город… Обогнув склон горы, они заметили, как из зарослей терновника выбежал большой олень. Император выстрелил три раза, но промахнулся. «Стреляйте вы!» — обратился он к Цао Цао. Цао Цао взял у императора лук и стрелу с золотым наконечником и выстрелил. Стрела вонзилась оленю в спину, и тот упал. «Вапь суй! (Ура!)» — раздались крики. Окружающие, увидев стрелу с золотым наконечником, решили, что стрелял император, и бросились его поздравлять. Цао Цао выехал вперед и стал принимать поздравления. Все побледнели. Гуань Юй, стоявший за спиной у Лю Бэя, нахмурил свои шелковистые брови и, сверкая налитыми кровью глазами, выхватил меч и бросился было к Цао Цао. Но Лю Бэй метнул на брата такой грозный взгляд, что у того руки опустились. Лю Бэй поклонился Цао Цао и произнес: «Вы бесподобно стреляете, господин чэн-сян! В целом мире не найти другого такого стрелка!» — «Это счастливая удача Сына неба!» — улыбнулся Цао Цао и, повернувшись к императору, стал поздравлять его. Однако лук он императору не возвратил, а повесил себе на пояс. Император был крайне возмущен поведением Цао Цао. Один из придворных предложил для наказания злодея привлечь дядюшку императора Дун Чэна: «Я думаю так: император тайно подарит Дун Чэну халат и яшмовый пояс, а в поясе будет зашит секретный указ. Обнаружив императорское повеление, Дун Чэн будет у себя дома днем и ночью обдумывать план, и ни духи, ни демоны не проведают об этом…» Сын неба прокусил себе палец, кровью написал на шелке указ и попросил императрицу Фу зашить его под шелковую подкладку пояса. Затем он надел парчовый халат, подпоясался яшмовым поясом и повелел позвать Дун Чэна… Император снял с себя халат и пояс и отдал Дун Чэну, добавив вполголоса: «Вернетесь домой — тщательно осмотрите наш дар и выполните нашу волю…» Дун Чэн дал прочесть указ Лю Бэю. Тот не мог скрыть глубокого волнения. Затем гость извлек бумагу, где под торжественной клятвой стояло шесть подписей. «Ведь вы получили указ самого императора, могу ли я остаться в стороне?» — воскликнул Лю Бэй, подписывая свое имя и возвращая бумагу Дун Чэну… Чтобы отвести подозрения Цао Цао, Лю Бэй занялся разведением овощей у себя в саду… Однажды Лю Бэй в саду поливал овощи… Неожиданно появились Сюй Чу и Чжан Ляо в сопровождении нескольких десятков воинов. «Чэн-сян просит вас явиться немедленно». — «Есть какое-нибудь важное дело?» — встревожился Лю Бэй. «Не знаем. Он приказал позвать вас», — отвечал Сюй Чу. Лю Бэй последовал за ними во дворец Цао Цао. «Вы, кажется, у себя дома занимаетесь великими делами?» — улыбаясь, спросил его Цао Цао. Лицо Лю Бэя стало серым от испуга. Цао Цао взял его под руку и повел в сад. «Нелегкое это дело — выращивание овощей!» У Лю Бэя немного отлегло от сердца. «Какое же это дело! Пустое времяпровождение…» Цао Цао продолжал: «Вот взглянул я на спелые сливы, и мне припомнился прошлогодний поход против Чжан Сю (см. 17.19). В пути не хватало воды; люди страдали от жажды. И вдруг у меня родилась мысль; указывая плетью в пространство, я воскликнул: «Глядите, перед нами сливовая роща!» Эти слова у всех вызвали слюну, и люди избавились от жажды. И теперь я не могу не отдать должное этим плодам! Я велел подогреть вино и прошу вас в беседку». Лю Бэй успокоился и последовал за Цао Цао в беседку, где уже были расставлены кубки, блюда с черными сливами и сосуд для подогревания вина. Хозяин и гость уселись друг против друга и с наслаждением пили вино. На небе сгустились тучи. Собирался дождь. Опершись на ограду, Цао Цао и Лю Бэй смотрели на темное небо, где словно повис дракон. «Вам знакомы превращения дракона?» — неожиданно спросил Цао Цао. «Не знаю подробностей». — «Дракон может увеличиваться и уменьшаться, может взлетать в сиянии и скрываться в поднебесье, — принялся объяснять Цао Цао. — Увеличиваясь, дракон раздвигает облака и изрыгает туман, уменьшаясь — теряет форму и становится невидимым. Подымаясь, он носится во вселенной, опускаясь — прячется в глубинах вод. Сейчас весна в разгаре и дракон в поре превращений. Подобно человеку, стремящемуся к цели, он пересекает Поднебесную вдоль и поперек. В мире животных дракона можно сравнить с героем в мире людей. Вы долго странствовали по свету и должны знать героев нашего века. Я хотел бы, чтоб вы их назвали». — «Откуда мне знать героев?» — «Перестаньте скромничать». — «Я добился должности при дворе благодаря вашей милости и покровительству, — уверял Лю Бэй. — Но героев Поднебесной я, право, не знаю». — «Если не знаете лично, то, наверно, слышали их имена», — настаивал Цао Цао. Здесь Лю Бэй перечисляет имена восьми мужей. Цао Цао лишь всплеснул руками и расхохотался: «Да ведь это жалкие людишки! Стоит ли о них упоминать?» — «Кроме этих, я поистине никого не знаю». — «Герои — это люди, преисполненные великих устремлений и прекрасных планов. Они обладают секретом, как объять всю вселенную, и ненасытной волей, способной поглотить и небо и землю». — «А где найти таких героев?» — «Герои Поднебесной — только вы да я!» — Цао Цао рукой указал на Лю Бэя и потом на себя. Лю Бэй был так поражен, что выронил палочки для еды. Как раз в этот момент хлынул дождь, грянул гром. «Ударило где-то совсем рядом!» — сказал Лю Бэй, наклоняясь, чтобы поднять палочки. «Великий муж боится грома?» — насмешливо спросил Цао Цао. «Как же не бояться? Даже мудрые люди бледнели от неожиданного раската грома и свирепого порыва ветра». Лю Бэю легко удалось скрыть истинную причину своего волнения, и Цао Цао ничего не заподозрил» [ «Троецарствие», гл. 20 и 21: Ло Гуаньчжун. Троецарствие. Пер. В. Панасюка. М., 1954, т. 1, с. 260–265, 272–275].

Способ, каким Лю Бэй вновь скрыл свои, метко подмеченные Цао Цао честолюбивые замыслы, а именно стараясь успокоить своего недоверчивого соперника, расположив его к себе, можно отнести к стратагеме 27. Вынашивая большие замыслы, разыгрывать простака. В Китае в этой связи говорят о стратагеме пребывания в тени (досл. «уловка затенения собственного света и сокрытия собственных взглядов» («таохуэй чжи цзи»), именуемой еще стратагемой скромной фиалки). «В то время, когда всякое выставление себя опасно, надлежит затвориться, будь то в одиночестве или в сутолоке мира, ибо и там можно столь хорошо затаиться, что никто и не признает» (Книга перемен).[390] А поэт Ли Бо (701–762) дает такой общий совет: «Подобно человеку блистательному надлежит скрывать свой блеск». Ведь не узнаваемые за слоем грязи жемчужины не украдут.

Линь Бяо (1906–1971; см. 16.16), официально считавшемуся преемником Мао Цзэдуна, после предполагаемой попытки переворота и последовавшей затем смерти ставили в вину использование данной стратагемы. Таким способом он хотел выжить и осуществить свои «великие замыслы». Когда в марте 1970 г. он вынашивал план захвата руководства в партии и власти в стране, то своим сообщникам он советовал занести в записные книжки слова «таохуэй» («держаться в тени»). Сам он выписал стихи из романа Троецарствие, прославляющие Лю Бэя за то, как ему с помощью стратагемы пребывания в тени удалось провести Цао Цао: «Вынужденный на время оказаться в логове тигра, герой пугается, когда раскрывают его замысел. И он пользуется громом для сокрытия собственного ужаса, быстро приноравливаясь к меняющейся обстановке» [ «Троецарствие», 21 гл.: в рус. пер. эти стихи почему-то опущены] (Избранные статьи: Критика Линь Бяо и Конфуция. Пекин, 1975, с. 74 и след.).