СОБОРНОЕ УЛОЖЕНИЕ И ГОРОДСКИЕ ВОССТАНИЯ СЕРЕДИНЫ XVII ВЕКА[932]

Соборное уложение 1649 г. является крупнейшим законодательным памятником России XVII в. До него основным юридическим руководством в России служили царские судебники 1497 и 1550 гг., представлявшие собой свод постановлений по преимуществу процедурного характера.[933] В отличие от судебников Соборное уложение может быть названо настоящим сводом законов Российского государства XVII в. Разница между Соборным уложением и царскими судебниками примерно такая же, как между Судебником Казимира и Литовскими статутами. Подобно Литовскому статуту, Соборное уложение 1649 г. как бы подводило итог предыдущей законодательной деятельности царской России XVI–XVII вв., отражая громадные сдвиги, которые произошли в экономике и политической жизни России в «новый период» русской истории.

Работа над упорядочением и приведением в систему царских указов и приговоров Боярской думы велась в московских приказах еще до Соборного уложения. В них составлялись книги для записи постановлений по отдельным делам. Известны уставные или указные книги Холопьего, Разбойного, Земского и Поместного приказов. Такие книги служили юридическим основанием при решении тех или иных судебных дел, и у каждого приказа существовала своя книга указов в добавление к судебникам. «А это в свою очередь имело следствием, что законодательный вопрос, уже решенный раз по докладу какого—либо приказа, мог быть возбужден во второй раз и в третий и т. д. другими приказами, которые ничего не знали об изданном указе… Такой порядок неизбежно должен был привести к несогласию и даже прямому противоречию в указах».[934]

Крайняя запутанность законодательства создавала благоприятные условия для разного рода канцелярских ухищрений и длительной «московской волокиты», как сами царские указы иногда называли московские судебные и административные порядки с их медлительностью и порой нарочитой неповоротливостью. Отсюда проистекали многочисленные жалобы дворян и посадских людей на «продажи и насильства» приказных людей. Уже в 1637 г., следовательно, вскоре после окончания неудачной Смоленской войны, дворяне и дети боярские разных городов подали челобитную с просьбой судить «в городех», выбрав представителей из дворян и земских людей. Суд, согласно этой челобитной, должен был производиться по «государеве уложенной судебной книге». Таким образом, уже тогда ставился вопрос о создании нового кодекса законов, которому дано было название Уложения, или Уложенной книги.

Термин «уложение» не был новым. Он употреблялся в русских документах для обозначения законодательных постановлений, уставов.

В 1641 г. дворяне и дети боярские из городов вновь просили дать им «суд и сыск». При этом выдвигалось требование судить по Судебнику царя Ивана Васильевича, вероятно, понимая под судебником и дополнительные указы, применяемые в московском судопроизводстве.[935]

Вопрос об упорядочении судебных и административных порядков был заново поднят на Земском соборе 1642 г. Собор происходил в крайне тревожной обстановке, так как необходимо было решить, что делать с Азовом, который донские казаки отняли у турок и держали в своих руках. Соборные представители не предлагали отдать Азов обратно туркам, но «сказки» участников собора обнаружили явную невозможность предпринимать новую и разорительную войну. «Сказка» дворян и детей боярских разных городов: Суздаля, Юрьева—Польского, Переяславля—Залесского, Белой, Костромы, Смоленска, Галича, Арзамаса, Великого Новгорода, Ржева, Зубцова, Торопца, Ростова, Пошехонья, Торжка, Гороховца – одним словом, многочисленных городов и уездов, разбросанных по тогдашней центральной России, резко говорила о злоупотреблениях приказных людей, которые, «обогатев многим богатеством неправедным своим мздоимством», купили многие вотчины и построили себе каменные палаты.[936]

* * *

Вопрос о составлении нового кодекса законов снова возник и был разрешен в условиях «бунташных» событий 1648 г. Действительно, Соборное уложение 1649 г. возникло под непосредственным воздействием «городских восстаний», развернувшихся в 1648–1649 гг., без изучения которых нельзя правильно понять статьи Уложения как памятника, возникшего в определенной классовой среде и с определенной классовой направленностью. Вот почему историю Соборного уложения приходится начинать не с Земского собора 1648–1649 гг., а с вызвавших его народных движений.

В настоящее время можно уже говорить о том, что в 1648 г. волна народных восстаний прокатилась почти по всей России. Наиболее крупным и опасным для правительства было московское восстание 1648 г. Но восстания охватили и другие мелкие и крупные города: Великий Устюг и Сольвычегодск на севере, Курск, Воронеж, Козлов и другие города на юге. Волнения происходили и в Новгороде. Главной действующей силой в городских восстаниях середины XVII в. выступают посадские люди, поддержанные крестьянами и стрельцами. В южных городах к ним присоединяются некоторые категории провинциального дворянства.

Этот размах «городских восстаний», как несколько узко обозначаются в нашей исторической литературе народные движения середины XVII в., справедливо подчеркивается в новейшем очерке А. А. Новосельского.[937]

Московское восстание 1648 г. в первую очередь было направлено против правящей верхушки во главе с боярином Борисом Ивановичем Морозовым, царским воспитателем, «дядькой», фактическим правителем государства. Но общественное недовольство вызывалось не только, вернее не столько самим Морозовым и его приспешниками, а гораздо более глубокими причинами, и в первую очередь углублением классовых противоречий в русском обществе.

В первой половине XVII в. продолжалось непрерывное ухудшение социального положения крестьян. Вопрос о крестьянском выходе не получил окончательного решения, но дворянство добивалось отмены «урочных лет» для сыска беглых крестьян. В среде посадских людей усиливалось имущественное и социальное расслоение. Небольшая верхушка «гостей» и «лучших» посадских людей закабаляла посадских людей и захватывала господствующее положение на городском рынке. Произвол городских «мироедов» справедливо вызывал возмущение основных масс посадского населения. От них страдали не только посадские люди, но и стрельцы, пушкари, казаки, одним словом, все ратные люди, служившие «по прибору», в отличие от дворян, служивших потомственно, «по отечеству».

Стрельцы, казаки и другие ратные люди были тесно связаны с городским ремеслом и рынком. Между тем правительство царя Алексея Михайловича во главе с его «дядькой», боярином Борисом Ивановичем Морозовым, явно поддерживало гостей и купцов в ущерб посаду и стрельцам. Большое недовольство стрельцов и других ратных людей «по прибору» вызывало создание полков нового строя с их иноземными командирами, наделенными высокими окладами. «Идет де твое государево жалованье иноземцам, а вы де, природные, живите с травы и с воды, и с кнута», – жаловались в 1650 г. псковские стрельцы.

Глубокое недовольство различных кругов русского общества нашло выражение в восстаниях середины XVII столетия. Поразительнее всего то, что народные восстания охватили в 1648–1650 гг. не только Россию, но и значительную часть других европейских стран. Незадолго до московского восстания началась освободительная война украинского народа против панского гнета, охватившая Украину и Белоруссию. В самой Польше в это время происходили крестьянские восстания. Одновременно мощные народные движения развертывались в Англии и Франции. После исследования Б. Ф. Поршнева[938] «фронда» во Франции не может уже рассматриваться как движение, порожденное французскими принцами и поддерживающими их аристократами, которые в действительности только использовали общественное недовольство и народные волнения в столице и провинции.

Было бы, конечно, неправильно представлять себе дело так, будто между восстаниями в России и на Украине, с одной стороны, английской буржуазной революцией и «фрондой» – с другой, была какая—то непосредственная связь. Но столь же неправильно и полностью игнорировать значение того, что в 1648 г. народные восстания охватили громадные пространства в Европе. Ведь народные восстания сами по себе являются показателями общественного кризиса.

Как видим, этот показатель был общим для многих стран Европы, несмотря на все отличия между ними в экономическом и социальном развитии.

Московские дипломаты тщательно следили за тем, что происходило за рубежом. Так, события английской революции были хорошо известны в России, и правительство Алексея Михайловича активно поддерживало английских Стюартов. Знало оно и о волнениях в других странах. Когда шведский агент заговорил с думным дьяком Посольского приказа Михаилом Волошениновым о псковском восстании, дьяк вежливо, но решительно заявил: «… в эти времена Бог и более значительные мятежи попускает», упомянув об Англии и Турции, как доносил об этом шведский резидент в Москве.[939]

Конечно, то, что знал думный дьяк, не могло быть известно широкому кругу людей, но события за рубежом в той или иной версии становились известными торговым людям. И мы знаем, как московские торговые люди пытались уничтожить конкуренцию английских купцов, требуя для них запрещения торговать в русских городах на том основании, что англичане казнили своего короля «Карлуса».

* * *

Начальной датой московского восстания 1648 г. надо считать 1 июня. В этот день царь Алексей Михайлович возвращался в Москву из Троице—Сергиева монастыря. Навстречу царю вышел «простой народ» и пытался передать ему челобитную с жалобами на судью Земского приказа Плещеева. Жалобы на Плещеева сами по себе говорят, из кого состоял «простой народ», подававший челобитную. Земский приказ, или Земский двор, ведал московскими черными людьми, основную массу которых составляли ремесленники и торговцы. В их кругах и начались московские волнения 1648 г.

Стрельцы разогнали народ, но волнения с новой силой возобновились 2 июня, вылившись в форму открытого восстания против царской власти. Восставшие убили думного дьяка Назария Чистого и разгромили дворы некоторых бояр, приказных людей и купцов. Не все точно установлено в хронологии восстания, но совершенно ясно, что правительство Алексея Михайловича в эти первые дни восстания фактически потеряло власть над городом.

Крупнейшим событием московского восстания было выступление московских посадских людей, поддержанных стрельцами, против царя; 2 июня «приходили посадские и всякие черные люди скопом во дворец с великим невежеством».[940] Что это было за «великое невежество», поясняют иностранные источники. «Несколько тысяч человек», собравшихся на кремлевской площади, требовали громкими криками окончательного решения по их челобитьям. Попытка начать переговоры с восставшими при посредстве бояр успехом не увенчалась. Царь вынужден был сам появиться на площади. Боярин Морозов велел стрельцам разогнать народ, но стрельцы «обратились с речью к толпе и сказали, что ей нечего бояться». Толпа вновь потребовала выдать ей Плещеева, он был выдан и погиб на площади, его убили, «как собаку, ударами дубины».[941]

На следующий день, 3 июня, в Москве произошел пожар. Сгорела половина города, по свидетельствам иностранцев, до 24 тысяч домов. Как часто бывало и раньше, виновниками этого пожара в народе считали холопов знатных людей, в данном случае людей боярина Морозова. Нельзя положительно сказать, были ли эти обвинения правильными. В летнее время пожары в Москве возникали часто. Деревянные дома вспыхивали от неосторожного обращения с огнем. Москва нередко горела «от грошовой свечки». Безумная мысль сжечь город могла прийти и кому—либо из боярских людей Морозова или Чистого. Во всяком случае, народ обвинял Морозова и потребовал выдачи другого ненавистного им человека – окольничего Траханиотова. Тот бежал из Москвы, но его вернули в Москву и выдали восставшим. Траханиотов был казнен на Земском дворе черными людьми. Народ угрожал и самому боярину Борису Ивановичу Морозову. Спасая своего «дядьку», царь ночью отослал его в Новоезерский монастырь на Белом озере.[942]

* * *

Этим событием С. В. Бахрушин заканчивает «горячие моменты» московского восстания 1648 г. Однако окончание «горячих моментов» вовсе не означало, что волнения улеглись. Наоборот, лето 1648 г. ознаменовано многочисленными восстаниями в городах. При этом, пожалуй, наиболее тревожным было положение на юге России. И это понятно, так как южные города находились в непосредственном соседстве с восставшей Украиной.

Уже 30 мая путивльский воевода сообщил в Москву о победе Хмельницкого под Корсунью, одержанной казаками 16 мая 1648 г. Воевода задержался с сообщениями, вероятно, не вполне доверяя слухам о казацких победах. Он осторожно называет победителей «самовольными казаками» и опасается от них всякого рода осложнений. Вести о событиях, подобных кровопролитным битвам или народным восстаниям, как известно, с чрезвычайной быстротой распространялись из деревни в деревню, из города в город. Поэтому без какой—либо натяжки можно предположить, что вести о восстании «самовольных казаков» и их победе под Корсунью могли послужить одним из толчков к московскому восстанию 2 июня. Времени для этого было достаточно – две недели, а среди солдат драгунского полка Лазарева, принявшего деятельное участие в московском восстании, было довольно много украинцев (68 «черкас»).[943]

Южные русские города – Путивль, Рыльск, Северск – жили в непрерывном напряжении под влиянием вестей, приходивших с Украины. Уже 8 июня 1648 г. Хмельницкий послал в Москву к царю Алексею Михайловичу свой первый лист. В нем он сообщает о победах казаков, о взятии в плен коронного гетмана и разгроме кварцяного польского войска «до щадку».

Но если и можно сомневаться в связи московского восстания с началом народно—освободительной войны на Украине, то никак нельзя отрицать того, что сведения о событиях на Украине были хорошо известны в южнорусских городах. Уже 23 июня вяземский воевода сообщал со слов литовских купцов, ездивших торговать табаком «под то войско», т. е. в армию Хмельницкого, сражавшуюся под Корсунью, что «с теми черкасы и с татары твои государевы русские люди казаки».[944] В июле 1648 г. стародубский подстароста прямо жалуется на бегство кабальных холопов «в землю его царского величества порознь». Кабальными холопами подстароста, применяясь к московским понятиям, тут называет украинских подневольных людей, крестьян и холопов.

Интересный материал о переселенцах с Украины в южнорусские города дает в своей монографии А. К. Касименко.[945] Такова переписка между болховским воеводой и Разрядным приказом о принятии на службу беглеца с Украины, который был записан в драгуны. Из документов видно, что еще раньше (до мая—июня 1648 г.) в болховские драгуны были поверстаны разом 15 переселенцев с Украины. Но переселение с Украины в Россию началось еще раньше, и уже в начале 1648 г. бобрикский воевода сообщил в Москву о испомещении в Бобриках переселенцев с Украины.

Наибольшая опасность восстания в южнорусских городах для царского правительства заключалась в том, что главной действующей силой в этих восстаниях были служилые люди, стрельцы и казаки. Среди «ведомых воров и заводчиков», как приказные документы обычно называли вожаков восстаний, были стрельцы, полковые казаки и один сын боярский.

Восстания 1648 г. в южных русских городах сразу же приняли крайне опасный оборот для правящих кругов.

В Козлове они развернулись 11 июня, являясь отголоском московского восстания первых дней этого месяца. По следственному делу, волнения начались с того времени, «как приехали в Козлов с Москвы козловцы… и во всех людях смуту и мятеж учинили». Среди восставших был «иноземец» Самошка (Самойло») Семенов сын Белоус вместе с сыном Васькой. Из дальнейшего видно, что иноземцев—немцев в Козлове не было. Имя и прозвище Самошки, или Самойлы Белоуса, позволяет говорить, что этот «иноземец» был украинцем.[946] Восстание в Козлове своеобразно, и очень трудно дать его точную классовую характеристику. Тем не менее, оно само по себе является показателем большого напряжения в южнорусских городах.

То же самое можно сказать о восстании в Курске 5 июля 1648 г., когда был убит стрелецкий голова Константин Теглев. Главными действующими лицами здесь были «новописаные стрельцы да монастырские крестьяне». Участие «мужиков» все время подчеркивается в документах. Восстанию в Курске посвящена интересная монография Г. А. Новицкого.[947]

Восстания в Козлове и Курске не были одиночными. В Челнавском остроге стрельцы поднялись против своих начальных людей и до смерти избили одного «старого стрельца».[948] Этот стрелец пользовался своим положением, он своими действиями «мир выел».

Волнения происходили также в Талецком остроге и в Чугуеве. Впрочем, и в том и в другом городе, по—видимому, дело ограничилось только попытками организовать выступления. В Талецком остроге говорили о происходившем в Москве восстании, в Чугуеве дело свелось к попыткам завести «завод», т. е. начать какие—то противоправительственные выступления.

Серьезное положение создалось в Воронеже. Во главе заводчиков восстания стоял полковой казак, возвратившийся 17 июня из Москвы и рассказавший о «большой смуте» в Москве. Восставшие намеревались убить воеводу, стрелецкого голову и «лучших» посадских людей, как об этом сообщали воеводе посадские «лучшие» люди и священники. Воевода хотел арестовать предводителей восстания, но казачьи и стрелецкие начальные люди заявили, что они будут не в состоянии «унять» своих подчиненных, если начнутся волнения. Воевода и стрелецкий голова бежали из города. Вскоре заводчики восстания были арестованы сыном боярским и казацким человеком с помощью их сторонников. Во время следствия выяснилось, что один из предводителей восставших зачем—то ездил в Елец. Воронежскому восстанию посвящены страницы интересной книги Е. В. Чистяковой о Воронеже середины XVII в.[949]

Итак, восстания охватили такие южные русские города, как Козлов, Курск, Воронеж, Челнавский острог, Талецкий острог. Об этих городах можно говорить с полной уверенностью как о местах восстаний, волнений, агитации в пользу волнений. Но так как подробного изучения волнений в южнорусских городах во время «бунташного» 1648 г. пока не сделано, можно ждать новых и замечательных открытий. Пока же с уверенностью следует говорить о том, что южная окраина России волновалась, а ведь она примыкала к восставшей Украине. Царскому правительству и феодалам было чего бояться. Ведь восстания в южнорусских городах охватили те же круги населения, какие поднялись на Украине.

Волнения охватили и крупнейшие северные города России – Великий Устюг и Сольвычегодск. Здесь главными движущими силами восстаний были посадские люди и черные крестьяне. Таким образом, народное море бушевало в 1648 г. на громадном пространстве от Львова на юге до Устюга на севере. Городские и крестьянские восстания в городах России, конечно, не были чем—то единым, в еще меньшей мере они были согласованы друг с другом.

Для историков, изучающих городские восстания середины XVII в., важнейшим вопросом является вопрос о движущих силах восстания. От него, в сущности, зависит и характеристика Соборного уложения 1649 г. как памятника определенной эпохи и определенной классовой среды. По вопросу о движущих силах городских восстаний имеются высказывания двух главных исследователей городских восстаний середины XVII столетия – С. В. Бахрушина и П. П. Смирнова. С. В. Бахрушин считает, что московское восстание было движением «средних слоев» городского населения, восстанием «тяглых посадских людей, к которому примкнули стрелецкое войско и городовое дворянство».[950]

Такую же схему расстановки классовых сил во время восстания 1648 г. дает П. П. Смирнов. Однако он высказывает мысль о «единачестве» дворян и посадских людей, согласными усилиями которых был обеспечен созыв Земского собора 1648 г. Для доказательства своей гипотезы П. П. Смирнов, в сущности, выдвигает новые гипотезы. Так, он ссылается на челобитную, поданную царю 10 июня от московских черных людей и от поместной армии. Эта челобитная, как ее цитирует сам покойный автор, была подана от имени «дворян московских, и жильцов, и дворян, и детей боярских розных городов, и иноземцев, и гостей, и гостиные и суконные и всяких розных сотен и слобод торговых людей». Совершенно непонятно, как такой крупный исследователь истории русских городов, каким был П. П. Смирнов, мог не заметить того, что в челобитной как раз не упомянуты «черные люди» (ведь обычно это делалось в челобитных, подаваемых от имени московских посадских людей), а вместо них стоят «торговые люди». Уже одно это обстоятельство заставляет видеть в челобитной документ, поданный от верхушки посадского мира. Следовательно, на основании его можно говорить не о «единачестве» московских черных людей с поместной армией, а только о «единачестве» гостей, торговых людей гостиной и суконной сотни, попросту говоря, верхушки посадского мира, с дворянами.

Еще более произвольно у П. П. Смирнова толкование термина «вся земля», который будто бы означает «совокупность» всех городов, т. е. поместную армию дворян и детей боярских. Серьезных доказательств в пользу того, что «вся земля» обозначает только поместную армию, П. П. Смирнов не приводит. Между тем достаточно просмотреть подборку соответствующих выражений в «Материалах для словаря древнерусского языка», чтобы убедиться в значении слов «вся земля».

Всей землей называли и страну, и народ в целом. Когда тушинский вор был убит в Калуге, то из этого города прибыл гонец, сообщивший о гибели вора, «а землею прислали, чтобы быти в соединение». В «Новом летописце» эта же фраза сказана по—иному: гонца «прислаша вси калужане, чтобы вы были с ними в соединении».[951] Почему «всех» или «всяких» людей обязательно надо считать дворянами, как это делает П. П. Смирнов, непонятно.

Крайне интересными в исследовании П. П. Смирнова являются те страницы, в которых рассказывается о присоединении к восставшим драгунского полка Лазарева. Но совершенно непонятно, почему драгуны, набранные из числа вольных людей, оказываются служилыми людьми по отечеству, т. е. дворянами. Ведь сам же П. П. Смирнов пишет: «немало поднялось также идти в „вольные люди“ холопов, бобылей и крестьян, а проверить состояние вербовавшихся в „вольные люди“, было не по чему».[952] Итак, доказательств «единачества» посадских людей и дворян установить нельзя.

Между тем наши источники определенно говорят о восстании именно «черных людей», поддержанных стрельцами и драгунами. В известном рассказе «Хронографа», изданного С. Ф. Платоновым, сообщается о возмущении всем «миром». Рассказ явно написан каким—либо посадским человеком, для которого московская посадская община, «мир», стоят на первом месте. В Псковской летописи также рассказывается о посадских людях, пришедших к царю с челобитьем: «за ним, государем, пришли посадские всяких чинов люди всею Москвою». В «Новом летописце» по списку Оболенского виновниками восстания объявляются черные люди: «…приходили посадские и всякие черные люди скопом на дворец с великим невежеством». По летописи «О многих мятежах»: «восташа чернь на бояр, к ним же присташа и служилые люди». По списку «Хронографа» третьей редакции, челобитье царю подавало «всенародное множество людей».[953]

«Новгородский хронограф XVII века» говорит еще определеннее: «И стрельцы, и драгуны, и солдаты, и казаки и с чернью за их боярские великие неправды возмутися во граде Москве».[954]

Все эти показания давно уже известны и опубликованы. Прибавим к ним другие менее известные сведения. В «Хронографе» из собрания Исторического музея читаем: «…черные люди восстали и мятеж велий починили».[955]

В другом «Хронографе» из того же собрания о московском восстании 1648 г. сообщается кратко, но выразительно: «…бысть в Московском государстве смута в мире от бояр».[956]

В Степенной книге XVII в., хранящейся в том же музее, читаем о восстании 1648 г.: «В то же лето московскии жители и от иных градов мужики и чернь сотвориша мятеж и учиниша челобитье на боляр и на судей».[957]

Во всех этих разнообразных источниках говорится о выступлениях «черни», а в Степенной книге упоминаются и волнения не только московских жителей, но и мужиков иных городов.

Однако, отвергая гипотезу о «единачестве» дворян и посадских людей, будто бы сложившемся во время московского восстания 1648 г., нельзя в то же время игнорировать роль дворян, гостей и купцов в событиях этого времени. П. П. Смирнов справедливо придает большое значение совещанию дворян, гостей и «всяких розных сотен и слобод торговых людей», которое состоялось 10 июня 1648 г. Прямым следствием этого совещания было падение правительства Б. И. Морозова и ссылка его в Кириллов Новоезерский монастырь. Выше уже говорилось, что совещание 10 июня было совещанием дворян, гостей и купцов. Это доказывается тем, что на совещании предлагалось созвать Земский собор «из стольников и из дворян московских и из жильцов и из городовых дворян и детей боярских выборным лучшим людем». Таким образом, совещание выдвигало на первый план представителей от дворян, совершенно забывая о посадских людях. Одно это характеризует совещание 10 июня как дворянское, которое не учитывало представительство посадских людей, даже от московских сотен.

Мероприятия нового правительства действительно пошли по линии удовлетворения требований дворянства, как это прекрасно показывает в своем исследовании П. П. Смирнов, вопреки его же теории о «единачестве» дворян и посадских людей. В июле – августе 1648 г. в приказах составляются «десятни денежной раздачи», и дворяне и дети боярские наделяются по государевым указам жалованьем и землей. Согласно требованиям дворян, от имени Морозова выдаются грамоты о выдаче из морозовских вотчин крестьян, бежавших туда из дворянских поместий. Дворяне получают обратно отнятые у них имения и денежные награды по 14 и 20 рублей.[958]

Упомянув об этих льготах для дворянства, П. П. Смирнов молчит о том, что же получили посадские люди. И это не случайно, так как никакого «единачества» дворян и посадских людей не было. Наоборот, создалось «единачество» между царским правительством, дворянством, гостями и купцами в ущерб посадским людям и крестьянам. Поместная дворянская армия сделалась опорой царского правительства и получила все выгоды от своего господствующего положения в государстве.

Земский собор, созванный 16 июля 1648 г., соответствовал требованиям совещания 10 июня. На нем преобладали дворяне, а о посадских людях сказано только: «и всяких розных сотен и слобод лутчие люди».

Мы имеем список лиц, подписавшихся под подлинным оригиналом Соборного уложения 1649 г. Из них на первом месте стоит духовенство, «освященный собор», далее следуют представители боярства и думные люди. Они дали примерно 43 подписи. Следующие за этими подписи принадлежат дворянам и посадским людям, но дворяне явно преобладают. В этом легко убедиться, взяв на выборку имена «новгородцев» и «псковитян». В числе первых найдем Лариона Татищева, Ивана Хвостова, Семена Путилова, Ивана Судакова, Федора Харламова, Лаврентия Хрипунова. Все это новгородские дворяне, известные и по другим документам.

Из новгородских посадских людей подписались Андрей Шелковник и Никифор Климко. Никифор был «молодшим» человеком, да и то избранным на собор после долгой борьбы в земской избе. Та же картина рисуется и по Пскову. Подписались под Уложением Петр Елагин и посадский человек Михаил Русинов. Елагин принадлежал к видному дворянскому роду, служившему по Пскову, а Михаил Русинов – к псковским «лучшим» посадским людям. Во время восстания 1650 г. он сыграл в Пскове роль предателя.

Совершенно непонятно, как при таком составе Земского собора П. П. Смирнов мог сделать вывод, «что правительство выполнило обещание спросить совета у простого народа». Нельзя же «лучших посадских людей», т. е. верхушку посадского мира, отождествлять с посадскими «черными людьми».

Расхождения между «лучшими» посадскими людьми и массой черных людей очень ярко проявились в «самое смутное время», по оценке самих же «гостей», когда посадские люди Кадашевской и других слобод Москвы и «розных городов» били челом о возвращении в сотни и слободы наиболее богатых тяглецов, взятых в гостиную и суконную сотни. Впоследствии гости жаловались, что они не могли выступать против «челобитья посадских людей» «в то смутное время за боязнью».[959]

Если бы требования дворян, гостей и купцов были удовлетворены, то при созыве Земского собора 1648 г. посадские люди были бы целиком отстранены от участия в нем. Но так не произошло потому, что в июне – августе волна народных восстаний не прекратилась, хотя на эти месяцы и падают расправы царского правительства с восставшими. Письма шведского агента Поммеринга показывают, что волнения в Москве не прекратились. В одном месте он сообщает о позиции стрельцов, которые «осмеливаются так дерзко выступать против его царского величества». Положение осложнялось тем, что России угрожало нашествие крымских татар, и крымский хан требовал тройной дани. Поместная армия была, следовательно, занята охраной южных рубежей. Развертывалась освободительная война украинского народа, а вместе с тем углублялись и классовые противоречия на Украине. В этих условиях и был созван Уложенный собор 1648 г.

К сожалению, о самом соборе и его заседаниях мы имеем неточные и, может быть, нарочито искаженные сведения. Записи о соборе не сохранилось, а, судя по существованию записей о некоторых других земских соборах, такая запись должна была существовать. Исчезновение записи о соборе 1648 г., возможно, и не случайность, так как на соборе должны были запрашивать от его участников «сказки», как это было, например, на Земском соборе 1642 г. Между тем в предисловии к Уложению о самих заседаниях собора говорится как—то нарочито сбивчиво, хотя в нем упоминается «общий совет», который постановил учинить в государстве одинаковый суд и расправу для всех людей («и те бы статьи потому же написати и изложити общим советом»).

Согласно предисловию к Уложению, решение о созыве Земского собора было вынесено 16 июля 1648 г. Об этом говорит и память 16 июля из «приказа бояр» в Новгородскую четверть. Состав собора был крайне своеобразным и отражал победу дворянства. По памяти 16 июля, в соборе приняли участие «освященный собор» (духовенство), Боярская дума и дворяне, «да на соборе ж были гости и гостиные, и суконные, и всяких розных сотен и слобод лутчие люди».

Говоря о составе Земского собора 16 июля, П. П. Смирнов делает вывод, что это был «небольшой Земский собор, выражавший интересы и мнения дворянской и армии и союзного с ней московского черного мира».[960] Но этот вывод, как мы видим, не соответствует приведенному выше составу Земского собора 16 июля, так как в нем участвовали только «лучшие» посадские люди, т. е. верхушка посадского мира, а не все посадское население. К этому времени царское правительство успело овладеть положением в столице и расправиться с восставшими. Так, шведский резидент Поммеринг сообщает о выступлении боярских холопов, которые 27 июня просили о своем освобождении. Шестеро из них были обезглавлены 3 июля.

Положение, тем не менее, оставалось тревожным, и это вызвало созыв нового Земского собора в более расширенном составе, назначенного на 1 сентября 1649 г.

Земский собор состоялся 1 сентября 1649 г., как об этом говорится в предисловии к Уложению. Поммеринг сообщает, что в этот день царь «праздновал благополучно свой новый год» и пригласил Поммеринга к своему столу, но это благополучие было видимым. Так, в других своих письмах тот же Поммеринг сообщает о раздаче правительством мушкетов по боярским дворам и о бегстве населения из Москвы: «Народ каждый день бежит и переселяется из Москвы, как из тюрьмы». К этому времени относится и другое сообщение Поммеринга (4 октября) о том, что царь «ежедневно работает сам со своими сотрудниками, чтобы устроить хорошие порядки, дабы народ, насколько возможно, был удовлетворен».[961] В новом своем письме (18 октября) он пишет уже прямо о работе комиссии, подготовлявшей Уложение: «… здесь работают все еще прилежно над тем, чтобы простолюдины и прочие были удовлетворены хорошими законами и свободою».[962]

Таким образом, текст Соборного уложения продолжал дорабатываться и после 1 сентября 1649 г., причем в этой доработке принимал участие сам царь Алексей Михайлович.

* * *

Соборное уложение составлялось несколько месяцев. Во главе комиссии, которая составляла Уложение, стоял боярин князь Никита Иванович Одоевский «с товарыщи». Работа над ним была начата вскоре после совещания 16 июля, а проект Уложения слушался на соборе уже 3 октября, т. е. через 2 ¹ / 2 месяца. Однако соборный столбец был закончен только 29 января 1649 г., как сказано в его печатном издании того же года: «Совершена сия книга повелением великого государя лета 6157–го генваря в 29 день». Слово «книга» показывает, что Соборное уложение, написанное на столбцах (или свитках), предназначалось для напечатания, что и было сделано.

Как и при составлении судебников, комиссия, работавшая над составлением Соборного уложения, использовала самые разнообразные источники. В этом случае руководящей нитью могут служить пометы на столбце Соборного уложения.

Источники Соборного уложения, судя по пометам, можно разделить на такие основные группы: 1) Кормчую книгу, 2) Литовский статут, 3) судебники, 4) царские указы, 5) боярские приговоры и пр. Из Кормчей книги взяты постановления из Моисеева закона, из Второзакония, из Закона градского. В сущности, это скорее ссылки на основания, почему вводится то или иное узаконение, опирающееся на авторитет Кормчей книги, как общепризнанного в России церковно—юридического пособия. В высокой степени любопытно, что особенно много ссылок сделано на Градский закон с его жестокими византийскими наказаниями, несмотря на архаичность его постановлений, восходящих к IX в.[963]

Из чужеземных источников значительное количество ссылок сделано на Литовский статут («из Литовского»). Это заимствование очень показательно для характеристики Уложения как кодекса законов, утверждавших дворянское господство в государстве, так как Литовский статут возник в условиях победы шляхетства в Речи Посполитой.

Некоторые статьи взяты были из «старого» судебника, то есть Судебника 1550 г., и Стоглава. Но основными источниками являлись царские указы, «уложения» и т. д., обозначенные годами: «в уложении 143 года написано», «в уложении 150 года написано» и т. д., т. е. ссылками на постановления 1635, 1642 и других годов.

Обширная литература, посвященная источникам Соборного уложения 1649 г., доказала, что составители его широко использовали записные книги различных приказов: Поместного, Земского, Разбойного и т. д.

В значительной мере были использованы царские указы и боярские приговоры. Так, источником 66 статьи XX главы Соборного уложения считают боярский приговор 1634 г., ряд статей XVI и XVII глав Уложения являются почти дословным переложением указов, внесенных в Поместную книгу, и пр. При этом необходимые указы и приговоры выписывались для Соборного уложения почти дословно, только с некоторыми поправками в языке чисто литературного порядка («кто» вместо «хто», «третьяго» вместо «третьева» и пр.).

Таким образом, Соборное уложение 1649 г. явилось своего рода сводкой правительственных указов и приговоров, следовательно, отразило на себе предшествующую ему правительственную практику, главным образом, времени царствования Михаила Федоровича, хотя имеются ссылки и на Уложение 1648 (156) г.

На полях Уложения имеются и пометки о вновь составленных статьях: «вновь прибавлено». В действительности таких вновь прибавленных статей было гораздо больше, чем отмечено. Тревожная обстановка 1648 г. заставила правительство принять во внимание неоднократные обращения выборных людей. Однако эти обращения получили своеобразную приказную обработку, в силу чего даже известную XIX главу Соборного уложения, которую ряд исследователей признавал написанной заново на основании челобитных посадских людей, выбранных на Уложенный собор, П. П. Смирнов признает составленной «на основании старого московского законодательства последнего десятилетия 1638–1648 гг.)».[964]

Конечно, для правильного определения источников Соборного уложения надо еще произвести большую работу, но и сейчас уже можно говорить о сложности его состава и о господствующем значении старого законодательства, возникшего до 1648 г. и наиболее полно отразившегося в Соборном уложении.

* * *

Соборное уложение состоит из 25 глав, разделенных на статьи. Общее количество статей – 967. Для удобства главам предшествует подробное оглавление, указывающее содержание глав и статей («указ главам книги сия»).

Уложение начинается предисловием, в котором утверждается, что оно составлено «по его государеву указу общим советом, чтобы Московского государства всяких чинов людем, от большего и до меньшего чину, суд и расправа была во всяких делех всем ровна». Составление Уложения было поручено боярину Никите Ивановичу Одоевскому, «а для того своего государева и земского великого царственного дела» было постановлено выбрать «добрых и смышленых людей». 3 октября 1649 г. царь вместе с Думой и духовенством слушал Уложение, а выборным людям оно было «чтено». Со списка Уложения был «списан список в книгу, слово в слово, и с тое книги напечатана сия книга».

Первая глава Уложения («о богохульниках и церковных мятежниках») рассматривает дела о преступлениях против церкви (9 статей), в которых наказывается смертью «хула» против Бога и против Богородицы, тюремным же заключением – бесчинное поведение в церкви.

Глава вторая («о государьской чести и как его государьское здоровье оберегать», 22 статьи) говорит о преступлениях против царя и его властей, называя их «изменой». К ней примыкает глава третья («о государеве дворе, чтоб на государеве дворе ни от кого никакова бесчиньства и брани не было», 9 статей) со строгими наказаниями за ношение оружия на царском дворе и пр.

Глава четвертая («о подпищикех и которые печати подделывают», 4 статьи) говорит о подделках документов и печатей, а глава пятая – «о денежных мастерах, которые учнут делати воровские денги» (2 статьи). В главе шестой (6 статей) сообщается «о проезжих грамотах в иные государьства».

Близко связаны с ними по содержанию следующие главы: седьмая («о службе всяких ратных людей Московского государьства», 32 статьи) и восьмая («о искуплении пленных», 7 статей).

В девятой главе говорится «о мытах и о перевозех и о мостах» (20 статей). Собственно, с 10 главы («о суде», 277 статей) начинаются наиболее важные постановления Уложения. К этой главе примыкает глава 11 («суд о крестьянех», 34 статьи), глава 12 («о суде патриарших приказных, и дворовых всяких людей, и крестьян», 3 статьи), глава 13 («о монастырском приказе», 7 статей), глава 14 («о крестном целовании», 10 статей), глава 15 («о вершеных делах», 5 статей).

Глава 16 («о поместных землях», 69 статей), объединена общей темой с главой 17 («о вотчинах», 55 статей). Глава 18 говорит «о печатных пошлинах» (71 статья). 19 глава носит название «О посадских людех» (40 статей). Глава 20 заключает «суд о холопех» (119 статей), глава 21 говорит «о розбойных и татиных делех» (104 статьи), 22 глава заключает в себе «указ, за какие вины кому чинити смертная казнь и за какие вины смертию не казнити, а чинити наказание» (26 статей). Последние главы – 23 («о стрельцах», 3 статьи), 24 («указ о атаманах и о казакех», 3 статьи), 25 («указ о корчмах», 21 статья) – очень кратки.[965]

* * *

Чьи же интересы отразило Соборное уложение» В первую очередь интересы московского и провинциального дворянства, именно его челобитья и положены были в основу многих глав Уложения.

Так, Уложение не только не приняло во внимание интересы наиболее многочисленного слоя населения России XVII в. – крестьян, но даже ухудшило его положение, окончательно оформив крепостное право путем отмены «урочных лет». В 11 главе («суд о крестьянех») подробно рассматриваются случаи бегства крестьян и делается общее постановление о возвращении их помещикам: «а отдавати беглых крестьян и бобылей из бегов по писцовым книгам всяких чинов людем без урочных лет» (статья 2). Так было положено юридическое обоснование крестьянской крепости, что означало в то же время победу дворянства, оказавшего помощь царской власти в «бунташное время».

Соборное уложение 1649 г. и в других своих главах отразило в первую очередь интересы победившего дворянства. Так, в обширной 16 главе («о поместных землях») рассматриваются самые разнообразные случаи передачи поместий из рук в руки. Уже первые статьи этой главы устанавливают право помещиков обмениваться поместьями, подавая об этом челобитные в Поместный приказ. Этого права дворянство уже давно добивалось, создавая тем самым предпосылки к тому, чтобы поместье сделалось в конце концов наследственным владением служилого дворянства, а не обеспечивалось обязательной службой в поместном войске.

В какой—то мере в Уложении нашли свое отражение, но в значительно меньшей степени, интересы посадской общины. «Белые слободы», пользовавшиеся особыми правами, были отписаны на государя, а также уничтожено право посадских людей делаться «закладчиками», выходя из посадской общины и становясь в зависимость от феодалов. Но как эти, так и другие статьи Уложения, как правильно отмечает Н. Л. Рубинштейн, «были полностью использованы в своих интересах частью посадских верхов, за которой они фактически закрепляли экономическую и финансовую монополию».[966]

Соборное уложение 1649 г. утвердило в России основные законы, сочетавшие самодержавную власть царей с фактическим классовым господством дворянства. И это объясняет необыкновенную живучесть Уложения, остававшегося основным законом России вплоть до первой половины XIX в., когда только рост капиталистических отношений заставит самодержавие отказаться от кодекса законов 1649 г.