КОЛОМНА

Пожалуй, самым крупным из всех подмосковных городов была Коломна. Это определялось прежде всего ее выгодным положением при слиянии Москвы—реки и Оки. Уже в XIII столетии Коломна могла считаться как бы ключом к внутренним районам обширного междуречья Оки и Волги. После присоединения к Московскому княжеству Коломна всегда находилась во владении самих великих князей и не передавалась в удел кому—либо из великокняжеских родственников, как другие подмосковные города.

Коломна стояла на невысоком речном берегу при впадении в Москву—реку небольшой речки Коломенки. Свое название город, впрочем, получил не от этой речушки, а скорее сам дал ей свое наименование. В богатом русском языке существовало слово «коломище», обозначавшее могильник. Срезневский указывает на имеющиеся в финском языке слова kalma (могила) и kalmisto (гробище).[910] Возможно, от этого слова и произошли многочисленные Коломны и Коломенские – названия довольно распространенные в России.

На берегу Москвы—реки возвышался каменный кремль. Его начали постройкой в 1525 г. и закончили в 1531 г..[911] Это было одно из самых мощных оборонительных сооружений в России, к сожалению, в настоящее время запущенное и разрушающееся без достаточного присмотра. К крепости примыкал посад с его слободками. На другой стороне реки стоял Бобренев монастырь.

Значение Коломны подчеркивалось существованием особой коломенской епархии, возникшей уже в первой половине XIV в. Коломенский «владыка» не принадлежал к первостепенной церковной иерархии, но пребывание такого крупного церковного феодала накладывало на город особый отпечаток; среди населения Коломны насчитывалось немало людей, зависевших от владыки.

Хорошее, хотя и дошедшее до нас в неполном виде, описание коломенской крепости имеем в писцовой книге 1577–1578 гг. В это время коломенский кремль имел в окружности 1020 сажен с толщиной стены в 1 ¹ / ₂ сажени. Мощные башни, ворота и стены сохранились до нашего времени на некотором протяжении. В писцовых книгах названы ворота Молаховские («а в них не ходят»), Михайловские, Косые, Мельничные, Водяные, Пятницкие. Крепость была снабжена в достаточном количестве пушками и боевыми припасами.

Внутри кремля находилось немалое количество церквей. Тут стоял каменный собор Успения, который по иконе Донской Богородицы в XVI в. назывался «Успение Донская». Собор сохранился до наших дней и поражает своей громоздкостью и некоторой неуклюжестью – результат многочисленных перестроек. Нижний его этаж (подклеть) частью восходит к первому каменному собору XIV столетия. Собор Успения имел богатую библиотеку (до 100 рукописей).

В кремле стояло и несколько других каменных и деревянных церквей. На колокольне были устроены «часы боевыя большия». В стенах кремля стояли два монастыря: Девичий монастырь и Успенский «у Брусеные», т. е. у брусяной царской избы. Из числа построек Брусенского монастыря сохранилась до нашего времени шатровая церковь XVI в.[912]

В кремле стоял государев двор с обширными хоромами, хотя в это время он был уже полуразрушен. Это было красивое и большое строение. Особенно выделялась столовая «брусяная» изба, сложенная из больших бревен, что придавало особую внушительность зданию. Брусяная изба стояла па подклети. В нее вели сени, а перед ними помещалось «красное крыльцо» с шатровым верхом. Переходы соединяли избу со сложенным из дубовых бревен «чердаком» – светлым летним помещением с 25 большими окнами. Под «чердаком» находилась каменная палата, а перед ним другое «красное крыльцо» с тремя шатровыми верхами.

«Брусяная изба» и «чердак» были окружены другими строениями, соединенными переходами. Тут возвышалась «повалуша» бочкою – высокое строение с крышей наподобие бочки. Особо стояли хоромы царицы и царевича. К дворцу примыкали хозяйственные постройки и дворцовая церковь Воскресения. Государев двор был обнесен забором и занимал большую площадь. Два других государевых двора (конюшенный и житничный) стояли рядом с дворцом.

Кроме царского двора в Коломне находился двор удельного князя Владимира Андреевича Старицкого, называвшийся так по традиции спустя несколько лет после смерти этого князя. Впрочем, двор удельного князя не отличался ни обширностью, ни богатством, а имел, по—видимому, чисто хозяйственное значение: на нем стояли хоромы, ледники, погреба, «портомойная изба» и пр.

В городе находился также двор коломенского епископа, «владычен двор», окруженный «заметом».[913] Владычные покои состояли из брусяной кельи с комнатою и сенями, к которым примыкали «казенные» строения, служившие не для личных удобств епископа, а имевшие служебное или хозяйственное применение, в том числе каменная палата.

Коломна была типичным феодальным центром, где боярское и монастырское землевладение преобладало над посадским. По подсчетам Н. Д. Чечулина, в Коломне находилось 215 «осадных» дворов, которые заполнялись дворянскими семьями во время набегов крымских татар. Это все были «дворы бояр и князей и дворян и детей боярских осадные».[914] В мирное время на таких дворах жили дворники, по крайней мере, на 188 дворах из общего числа 215 осадных дворов. Дворники занимались ремеслом и торговали на рынке. В их числе находим портных мастеров, сапожников, колпачников, овчинника, шубника и пр.[915]

Дворян, владевших дворами на Коломне, по подсчетам Чечулина, насчитывалось не менее 280 человек. Часть их в мирное время жила на Коломне. Двор князя Ивана Вольского представлял собой сложное сооружение с множеством жилых и хозяйственных строений. Однако хоромы стояли пустыми и ветхими, при них жили только два дворника. Кроме того, в кремле насчитывалось девять дворов различных монастырей.

Крупнейшим феодалом—землевладельцем в Коломне был епископ. Ему принадлежали слободки и дворы, разбросанные по всему городу «на владычне земле».

Самая большая владычная слободка располагалась в непосредственной близости от крепости «у Пятницы святые на Ямках». В ней, по выражению писцовой книги, «живут лопатников 29 дворов». Термин «лопатники» неясен и оставлен без объяснения Чечулиным. Можно предполагать, что речь идет о строительных рабочих, от слова «лопатка» – приспособление для штукатурных работ.[916] По словарю Даля, впрочем, лопатниками называли землекопов. Возможно, это название сохранялось за жителями слободы по традиции. По писцовой книге, слобода была населена ремесленниками разных специальностей (два калачника, пирожник, извозчик, квасник, колпачник, сапожник и пр.).

Другая владычная слободка находилась у Троицы на Репне. В ее 18 дворах также жили ремесленники. Вместе с другими дворами общее количество дворов, принадлежавших коломенскому епископу, достигало цифры в 50–60. Но эта цифра дает только отдаленное представление о количестве дворов коломенского епископа. По подсчетам Чечулина, «за владыкою разных людей в городе, в двух слободах на посаде и в числе владельцев лавок, перечислено 154 чел., дворов у них 123».[917]

Документ более раннего времени, жалованная грамота коломенскому епископу Васьяну 1538 г., дает возможность установить, что обе владычные слободы были населены ремесленниками. В 1538 г. в 11 дворах владычных слободок жили подошевник, рожечник, животинный прасол, хлебники, пирожник, хлебник—пирожник, плотник, доморник. В других 14 дворах отмечены гвоздочники (2), хлебник, колпачник, портные (2), пирожник. В остальных 5 дворах, принадлежавших епископу, жили колпачник, скорняк, сапожники (2). Коломенский владыка выхлопотал для себя жалованную грамоту, поставившую его «владычных людей» в особое положение, выделив их из посадской общины.[918]

Коломна была наполнена и другими беломестными слободками.

Отдельные слободки и дворы принадлежали государевым ратным и приказным людям. Самой большой слободой была Ямская с ямским двором, где стояли хоромы (три избы, два сенника, конюшни), во дворе жил дворник. В Ямской слободе помещались 73 двора ямских охотников, занимавшихся различными ремеслами (овчинник, кожевник, мыльник, гончар и пр.). Ямские охотники, кроме того, жили в трех деревнях. По писцовой книге, ямским охотникам принадлежал 81 двор, да 4 двора бобыльских.[919]

Некоторые слободки были населены ратными людьми. В слободке Затинщиковой стояло 19 дворов затинщиков, в Михайловской слободке жили рассыльщики (2 двора), в Свищовской – плотники струговые, строители речных судов (10 дворов). Отдельными группами стояли дворы пушкарей (7 дворов), казенных кузнецов (8 дворов), дворцовых плотников (19 дворов), «у Спаса за торгом» жили сторожа (4 двора). Существовали также слободки каменщиков (9 дворов) и кирпичников (8 дворов).

В писцовой книге не указаны стрелецкие слободки, но о стрельцах говорится в самом тексте. Следовательно, надо добавить сюда и стрелецкие дворы. В описываемое время стрельцов в Коломне было, по—видимому, мало. В Степановской слободе Сухобокова (стрелецкой слободе) «в разных местех» считалось всего 20 дворов (28 человек). Стрелецкая слободка была почти пустой, в ней числилось 357 дворовых мест. Население всех этих слободок также занималось ремеслом.

Как и в других русских средневековых городах, значительную группу населения составляло духовенство. По подсчетам писцовых книг, в самой крепости 16 дворов принадлежали духовенству. На посаде стояло 12 дворов духовенства и 13 дворов нищих. Кроме того, на церковной земле находились 4 двора ремесленников и 12 дворов «богадельных старцев», 1 двор калачника. На церковных местах жили также «черкасы».

К этим цифрам надо добавить духовенство, жившее в монастырях. В Брусенском монастыре стояло 14 келий и 2 игуменских; в них жило 13 монахов. В Девичьем монастыре считалось 9 келий, «а в них 15 старцев, а питаютца с миру».[920] В монастыре Спасском «на посаде за торгом» считалось 10 дворов да 3 двора ремесленников в слободке. За рекой Москвой находился Бобренев монастырь с одной игуменской кельей и остальными пустыми.

Самой незначительной группой населения в Коломне были тяглые посадские люди, им принадлежало всего 12 тяглых дворов, раскинутых по всему городу в улицах и слободках. На черных посадских местах жили «черкасы», всего 54 двора.

Изданные писцовые книги дают неполное представление о Коломне. Издатели подвергли сокращению как раз сведения о населении и его занятиях. Не вполне точны сведения о Коломне и у Н. Д. Чечулина, который насчитывает в Коломне 930 человек, замечая: «так что всего, с женщинами и детьми, тут было, несомненно, более 3000 жителей».[921] Действительно, по писцовым книгам, в Коломне можно насчитать значительно больше 600 дворов.

Учитывая неполноту данных, цифру дворов в Коломне можно округлить до 700, считая же в среднем по пять человек на двор, получим почти ту же цифру, что и у Чечулина. Следовательно, Коломну надо отнести к довольно крупным русским городам того времени.[922]

Коломна была типичным феодальным центром XVI в., где беломестцы подавляли своей численностью посадских тяглых людей. По сравнению с количеством зависимых людей, живших на «осадных дворах и в слободках», посад кажется совсем ничтожным. Посадских людей, как мы знаем, насчитывалось 14 человек в 12 дворах. Зато стояло 54 пустых тяглых двора и числилось 249 дворовых мест и 357 мест оброчных. Таким образом, примерно 650 пустых дворов, дворовых и оброчных мест приходились на 12 дворов посадских людей.

Тяглые люди, как видим, тонули в общей массе беломестцев. В 54 бывших посадских черных дворах жили «черкашене», под которыми, возможно, надо понимать не черкасов, т. е. украинцев, а настоящих черкесов, кабардинцев и других пришедших с Михаилом Темрюковичем и его сестрой царицей Марьей Темрюковной. Казалось бы, при таком маленьком количестве посадских людей Коломна как торговый центр должна была бы являть картину полного запустения. В действительности же так не было. Уже Н. Д. Чечулин отметил, что в Коломне велась значительная торговля.

Как же объяснить ничтожное количество посадских людей в таком торговом и ремесленном центре, каким была Коломна в конце XVI в.» По этому поводу в исторической литературе высказано следующее мнение. Указывая на огромное количество пустых мест в Коломне, Н. Д. Чечулин пишет, «что не менее заметно стремление населения отсюда из центра, чем стремление туда, ибо в пограничных городах по южной окраине мы находим приходцев преимущественно из подмосковных городов».[923] Коломна, по его мнению, пустеет ввиду непрерывного отлива населения. В доказательство этого положения Чечулин указывает на огромное количество пустых тяглых дворов и особенно пустых дворовых мест. Мысль Чечулина была еще резче поддержана Платоновым, отметившим следующее: «Есть признаки, что народный поток, стремившийся к югу от Москвы, уносил с собой и население этих городов, расстраивая их общественное хозяйство и торг».[924] Ту же мысль о «запустении Коломны и других русских городов в XVI в.» поддерживает П. П. Смирнов.

Если принять выводы Чечулина и других, то надо прийти к заключению, что к концу XVI в. почти все коломенские посадские люди покинули город, Коломна пустеет, посадские люди «бредут розно». Следовательно, надо допустить, что Коломна как город в какой—то период времени была богаче. Однако сведения о ремесле и торговле Коломны, приводимые той же писцовой книгой, не говорят о полном запустении города. Объяснение бегства посадских людей из посадской общины надо искать в другом. В Коломне происходили те же явления, что и во многих других русских городах конца XVI столетия: развитие беломестного феодального землевладения за счет посада.

Писцовые книги 1577 г. рисуют состояние города вскоре после набега на него крымских татар в 1571 г., когда Коломна была разорена. Посадские люди, потеряв имущество, поступали в дворники к служилым людям, имевшим на посаде осадные дворы, но продолжали заниматься ремеслами и промыслами. Таким образом, посад пустел, а посадские люди попадали в зависимость от феодалов.

Кроме того, не надо забывать, что само понятие «пустое дворовое место» представляет собой понятие, исторически сложившееся. С точки зрения писца и посадских людей формально считалось, что дворовые места в городе запустели с такого—то времени, но дворы ставили и на новых местах, принадлежавших посаду. Поэтому нельзя сказать, что, например, в 1510 г. коломенский посад был заселен полностью, а к 1577 г. он запустел.

Один документ середины XVI в. ярко характеризует господство беломестцев в Коломне. Стрелецкий голова жаловался на то, что в городе «многие люди и пошлинники держат корчмы великия», где пропиваются коломенские стрельцы. Эти «пошлинники», вероятнее всего, беломестцы.[925]

Преобладание беломестных групп в населении Коломны не лишает ее черт крупного ремесленного и торгового центра. Мы видели уже, что дворники осадных дворов и жители слободок были ремесленниками самых различных специальностей. Однако найти какую—либо преобладающую ремесленную специализацию в Коломне очень затруднительно, так как сведения писцовой книги неполны. Впрочем, здесь, как и в других подмосковных городах, находим большие группы ремесленников, занятых производством одежды: сапожников (13), овчинников (5), по—дошевников (3), скорняков (3) и т. д. Бросается в глаза большое количество казенных плотников (30) и каменщиков (9). Есть основания предполагать, что в писцовых книгах упомянуты не все плотники и каменщики, жившие в Коломне. Во всяком случае, перед нами факт, заслуживающий упоминания, в особенности, если вспомнить, что Коломна и ее окрестности богаты памятниками каменного зодчества XVI в. Отметим также относительно значительное количество коломенских серебряных мастеров (6).

Ремесленный облик Коломны более или менее ясен. Перед нами значительный городской центр с большим количеством ремесленников разных специальностей, обслуживающих в первую очередь ратных людей и ближайшую городскую округу.

Коломна имела большое торговое значение, что определялось ее положением поблизости от впадения реки Москвы в Оку. Через нее шел речной путь из Москвы в Рязанскую землю и в Заоцкий край. Коломна являлась передовым портом Москвы и в этом отношении напоминает Дмитров.

Большие торговые ряды располагались на посаде в непосредственном соседстве с кремлем. Среди них в писцовых книгах отмечены: Большой ряд, Пушной, Колпачный, Чупрунный, Сермяжный, Овчинный, Щепной, Железный, Рогожный, Соляной, Иконный, Щепетинный, Рыбный, Мясной, Льняной, Масляной, Сапожный, Ветошный, Малый Щепетинный, Хлебный, Калачный, Овощной, Горшечный, Сырейный, Хмелейный, Шалашный, Солодейный. Из всех этих рядов наибольшее значение имел Большой ряд носивший также названия Большого Суконного ряда, в лавках которого торговали сукнами и шелком. В большом ряду насчитывалось 17 лавок с полулавкою, 5 лавок стояли пустыми, имелось еще 14 лавочных мест.

В Коломне находился также Соляной гостиный двор, стоявший на берегу реки, а напротив него «онбар соляной кладовой» Строгановых. У моста через Москву—реку стояла «зелейня» для порохового производства.

При изучении количества пустых лавок и лавочных мест в различных рядах коломенского рынка бросается в глаза то обстоятельство, что в Коломне пустели ко времени составления писцовых книг определенные ряды. В Большом ряду количество пустых лавок и лавочных мест несколько превышало количество лавок «живущих», действующих. В Чупрунном ряду (чупрун – женская верхняя одежда) остались 1 лавка и 4 лавочных места. В Сапожном ряду стояло 17 лавок, пустовало 2 лавки, насчитывалось 29 лавочных мест. Но существовали и такие ряды, где совсем не было пустых лавок и лавочных мест, или процент тех и других по отношению к действующим был ничтожен. Например, в Железном ряду считалось 36 лавок и 1 лавочное место. В Рыбном ряду было 20 лавок, 3 лавки пустых и 1 лавочное место, в Мясном ряду – 23 лавки, 2 лавки пустых и 2 лавочных места.

Являются ли приведенные здесь цифры чем—то случайным или они позволяют проследить некоторые сдвиги в коломенской торговле» Думается, что позволяют. В Коломне заметно уменьшается торговля сукнами, одеждой, сапожными изделиями, вероятно, по той причине, что усиливается торговля и ремесло в самой Москве. Рынки подмосковных городов начинают приобретать все более местное значение. Писцовые книги по Коломне отразили состояние города вскоре после разрушительных татарских набегов, после опустошительных эпидемий, но не этим объясняется относительно печальное положение Коломны как посадского центра. Запустение посада и захудание коломенской торговли к концу века вызвано было не временными несчастьями, а изменениями в экономике России во второй половине XVI в. Непрерывный рост Москвы как ремесленного и торгового центра приводил к сокращению ремесла и торговли в соседних с ней городах. Процесс, приведший к образованию всероссийского рынка, начал сказываться уже во второй половине XVI в. Поэтому пустеют посады подмосковных городов, в том числе и Коломны. Посадские люди бегут под защиту крупных феодалов, становятся дворниками дворянских и монастырских осадных дворов. По писцовым книгам Коломны, многочисленные дворники оказываются одновременно ремесленниками, торгующими на рынке.

Писцовые книги XVI в. позволяют заглянуть и в культурную жизнь города, нашедшую отражение в его церковных библиотеках. Конечно, сведения их неполные, так как писцовые книги отмечали только часть книжных богатств, хранившихся при церквах, но и такие сведения по—своему интересны. Приведем их выборочно для Коломны, имея в виду, что такие же сведения есть и о других городах.

Наиболее богат книгами был Успенский собор. В нем в двух сундуках хранилось более 100 рукописей, в том числе немалое количество «на хоротье», на пергамене. Эта отметка показывает, что пергаменные рукописи и тогда уже высоко ценились. Большинство книг принадлежало к числу богослужебных, но среди них находим «Маргарит», книгу Василия Великого, «Книгу новых чудотворцев» и т. д. Рукописи еще настолько преобладали в конце XVI в., что из старопечатных книг упоминается лишь одна Триодь Постная (безвыходное московское издание 1553–1555 гг.).

В Успенской церкви Брусенского монастыря хранилось также несколько десятков рукописей, в том числе и харатейных. Среди книг здесь указаны «Златоуст» и книга Ефрема (Сирина).

В Спасском монастыре за торгом подавляющее число книг были бумажными, в их числе указаны «Богородичник» и Ефрем Сирин. В библиотеке Бобренева монастыря хранились пергаменные рукописи, в их числе Лествица, книга Иоанна Златоуста и др. Среди других рукописей здесь следует отметить «Сергиево житие и иных». Особым богатством отличался Голутвин монастырь, библиотека которого насчитывала более сотни книг, бумажных и харатейных. В их числе найдем книгу «Криница» на пергамене, книгу «Зерцало» на бумаге, «Пчелу», две книги с житием Сергия и т. д.

Даже писцовые книги с их неполным итогом показывают, что в коломенских монастырях и церквах насчитывались не десятки, а сотни рукописей. Но все это остатки более богатого прошлого, от которого сохранилась известная коломенская Палея и о котором напоминает Повесть о Митяе – одном из коломенских попов, неудачном кандидате на русскую митрополию при Дмитрии Донском, но прославленном книжном знатоке.