МОСКОВСКИЙ ПОСАД

Городское население Москвы, посадские люди, пользовались некоторыми особыми правами, восходившими к далеким векам, когда «мужи москвичи», как их называет один летописец, так же, как и «мужи новгородцы», еще не были посадскими людьми, отягощенными государевым «тяглом». Это подчеркивалось существованием московских тысяцких. Сын последнего тысяцкого Иван Васильевич Вельяминов был в конце XIV столетия всенародно казнен на Кучкове поле, по словам летописца, оплаканный многими москвичами.

На месте тысяцких появились большие наместники, облеченные крупными полномочиями, но уже не имевшие той силы, какой обладали тысяцкие. Большие наместники ведали распорядком и судами в городе. Рядом с ними существовали «третные наместники», сидевшие на прежней «трети» города, когда—то принадлежавшей московскому удельному князю Андрею Ивановичу, сыну Калиты. Последний владелец трети Василий Ярославич Боровский умер в заточении, а его «треть» перешла к великому князю. Третные наместники существовали в Москве до конца XVI в. В одном московском синодике отмечен род «постелничева и наместника трети Московские Харитона Осиповича Безобразова».[719] Впрочем, никаких указаний на то, что «третью» называлась в Москве какая—либо часть города, у нас нет. Третной наместник, вероятнее всего, ведал не частью города, а частью пошлин, раньше собираемых в Москве на удельного князя.

Самоуправление московских посадских людей в XVI в. сосредоточивалось на Земском дворе, который в этом столетии помещался на месте современного Исторического музея. В начале XVII в. появился «новый» Земский двор, стоявший на месте здания манежа.[720] Время создания Земского двора неизвестно. Возможно, он возник во время опричнины на основе более раннего подобного же учреждения. На это отчасти указывает само его название «земский», в отличие от опричного.

Позднейшие документы XVII в. показывают, что Земский двор сделался одним из приказов. Он ведал делами столицы и столичного населения.

О значении Земского двора во времена опричнины рассказывает Штаден. Он называет его «судной избой» (Richthause) или «Hofe Semskouora». В этом испорченном названии угадываются два слова: Земско(й) и двор (uora). Немецкое «Hofe» только повторяет слово «двор» в переводе.

Земский двор рассылал недельщиков для вызова в суд; на Земском дворе разбирались дела о тайной продаже вина, пива и меда, сюда приводили пьяных и подозрительных людей, схваченных ночью на улицах, и т. д. Но это только та сторона деятельности Земского двора, которая особенно бросалась в глаза Штадену, изображающему московские порядки в явно карикатурном виде.

Главным судьей на Земском дворе во время опричнины был Григорий Грязной, брат одного из любимых царских опричников, но Штаден упоминает и других судей: Ивана Долгорукова и Ивана Мятлева.[721]

Земский двор ведал не только посадскими тяглыми людьми, но и привилегированными корпорациями торговых людей: «гостями» и «суконниками». В 1593 г. после большого пожара в Москве гости, суконники и черные люди получили от правительства на дворовое строение заем в 5 тыс. рублей – сумму по тому времени очень крупную.[722]

Городское население Москвы выступает как корпорация во время принятия важных правительственных решений. Начало опричнины в 1565 г. ознаменовалось тем, что Иван Грозный прислал в Москву свою грамоту, обращенную к гостям, купцам и ко всему православному христианству города Москвы, с заверением, что «гневу на них и опалы никоторые нет». Эту грамоту читали «перед всеми людьми». В дальнейших событиях принимали участие «гости, купцы и многие черные люди».[723]

Московские гости и купцы составляли видную группу представителей на земском соборе 1566 г. Кроме них упомянуты просто «москвичи торговые люди». И позже московское городское население представительствовало на земских соборах, порою и от имени посадских людей других городов. Вместе с боярами, приказными людьми и детьми боярскими «гости, лутчие и середние торговые люди» били челом Борису Годунову о принятии им царской власти.[724] Они же выбирали на царство Василия Шуйского, участвуя в земском соборе 1606 г., не отмеченном нашими историками. По Пискаревскому летописцу, «приговорили все бояре, и дворяне, и дети боярские, и гости, и торговые люди, что выбрать дву бояринов и на Лобном месте их поставити и спросити всего православного християнства и всего народу: ково выберут народом, тому быти на государьстве».[725] Земский собор 1606 г., постановивший выбрать двух кандидатов, таким образом, включал и представителей от города. Хотя собор и отличался поспешностью и необычностью своих решений, он действовал, как и другие соборы: «приговорил», т. е. вынес свое решение, «приговор».

Составлявшие верхушку московского городского населения гости, суконники и смольняны были освобождены от посадского тягла и пользовались старинными привилегиями, потому что они исполняли всякие «государевы службы». Этот порядок возник очень рано, по крайней мере, с XV столетия. Из челобитной тяглецов Суконной сотни видно, что у них была грамота прежних царей и великих князей «такова жа, какова дана гостем и Гостиные сотни торговым людем, и та у них в Московское разоренье сгорела», видимо, во время пожара 1610 г. Указание на великих князей ведет нас, по крайней мере, к времени Ивана III и Василия III.

Льготы тяглецов Суконной сотни, или «суконников», были такими же, как и у гостей. Суконники подлежали непосредственно суду казначея, а не бояр и окольничих. При принесении присяги они сами крест не целовали, целовать крест должны были их люди. Впрочем, это правило в XVII в. распространялось только на «лучших» людей, тогда как «середние» и «молотшие» приносили судебную присягу сами. Тяглецы Суконной и Гостиной сотен были освобождены от постоев и некоторых поборов, имели право держать «питье» для себя и могли с черными людьми никаких дел не делать.[726]

Гости и суконники принимали участие в торжественных царских встречах. Провозглашение Бориса Годунова царем было обставлено пышно и помпезно. При въезде в Москву он был встречен за Земляным городом гостями и другими московскими жителями. Встречали его с хлебом и солью, а в подарок подносили соболиные меха и позолоченные кубки.[727] «Всенародное христианское множество» Москвы также принимало участие в таких встречах.

Посадские люди, жившие в черных слободах, составляли только часть городского населения. Наряду с черными сотнями в Москве существовали многочисленные слободы, где жили ремесленники и торговые люди на землях, принадлежавших боярам, монастырям и пр. В дворцовых слободах селились люди, связанные с обслуживанием царского двора, с его разнообразными хозяйственными заведениями.

Интересные сведения о населении Москвы сообщает С. К. Богоявленский. К сожалению, эти сведения большей частью относятся уже к XVII столетию, когда многое изменилось после разорения Москвы и междуцарствия. В конце XVI в. в городе насчитывалось восемь черных сотен: Дмитровская, Мясницкая, Новгородская, Ордынская, Покровская, Ржевская, Ростовская и Сретенская.[728]

Названия черных сотен отчасти указывают на их происхождение. Так, Мясницкая сотня могла получить свое название от объединения мясников. Такая корпорация мясников существовала, например, в Пскове. В западноевропейских городах мясники также объединялись в цехи, выдававшиеся по своему значению среди цеховых организаций.

Названия других черных сотен по преимуществу связаны с некоторыми русскими городами, что, возможно, указывает на их первоначальное и древнее происхождение. Названия четырех сотен соответствуют как раз тем городам, с которыми Москва вела торговлю в XIV–XV вв.: Дмитров, Новгород, Ржев, Ростов. Название Ордынской сотни намечает еще одно торговое направление, связанное с Золотой Ордой. При этом названия черных сотен в XVI в. не связаны с городами, получившими торговое значение в более позднее время, как, например, Казань, Вологда, Архангельск и др. Таким образом, можно предположить, что древнейшие черные сотни объединяли людей, связанных торговлей с определенными городами.

В пользу предположения, что сотни XVI в. по своему происхождению восходят к гораздо более ранним временам, чем XVI век, говорит их топография. По наблюдению С. В. Бахрушина, «черные сотни, судя по их названиям и по данным XVII в., могут быть прослежены в виде сплошного поселения от Чертолья до Покровки». Значит, древнейшие сотни располагались на древнейшей территории Москвы, в пределах Белого города. Только Ордынская сотня находилась в Замоскворечье, на старой дороге в Золотую Орду, проходившей по трассе современной улицы Ордынки.

Наоборот, слободы находились на окраинах тогдашней Москвы, окружая территорию старинных сотен. Уже одно это обстоятельство указывает на их более позднее происхождение.

Наиболее старые слободы находились в Заяузье, где Котельническая слобода еще в XV в. принадлежала князьям Патрикеевым. Некоторые слободы были связаны с ямской службой; таковы ямские слободы у Тверских ворот, там, где позже находились Тверские—Ямские улицы, уже за пределами Белого города. Многие слободы носили старинные названия, показывавшие ремесленную специализацию их жителей: Гончарная, Кожевники, Бронная и пр.[729]

С. В. Бахрушин справедливо отмечает, что прозвища посадских людей, принимавших участие в земском соборе 1598 г., соответствуют их ремесленной специализации: красильник, ножевник, пищальник, серебреник, масленик.[730]