СЕЛЬЧАНЕ И ХОЛОПЫ В ГОРОДЕ

Судя по указаниям на новые слободы, возникавшие вокруг Москвы, население города росло очень быстро. Никакие разорения, осады и пожары не могли задержать поступательный рост населения Москвы. Дома быстро отстраивались, церкви заново украшались, и через год—два после очередного пожара город опять становился многолюдным и оживленным. Это свидетельствует о том, что рост населения Москвы происходил не столько за счет естественного прироста, сколько путем постоянного прилива новых поселенцев, горожан из других городов, крестьян и беглых холопов, которых Москва притягивала к себе как большой центр, где можно было скрыться от преследования господ и найти работу. Приток крестьянского населения в города давно уже отмечен историками средневековья в Западной Европе. Такое же явление наблюдалось и в средневековой Москве.

О бегстве холопов и крестьян в Москву говорят договоры великих князей с их родственниками, князьями—совладельцами. «А в город послати ны своих наместников, а тебе своего наместьника, ине очистять холопов наших и селчан по отца моего живот, по князя по великого», – читаем в договоре Дмитрия Донского с его двоюродным братом Владимиром Серпуховским. Другие договоры поясняют, кто именно имеется в виду. Так, в договоре великого князя Василия Дмитриевича с тем же Владимиром Серпуховским пункт о холопах и сельчанах изложен в следующих словах: «А в город нам послати своих наместников, и тобе своего наместника, ини очистять наших холопов и селчян. А кого собе вымемь огородников и мастеров, и мне князю великому з братьею два жеребья, а тобе, брате, треть».[315] Как видим, среди беглых холопов и сельчан выделяются две категории, ремесленники (мастера) и огородники. Великий князь владел Москвою совместно с братьями и Владимиром Андреевичем, тем не менее, князья вынуждены были договариваться о поисках в Москве своих беглых холопов и сельчан, так как отыскать их среди городских людей, видимо, было задачей нелегкой, а подчас невыполнимой.

Что же означает договорная статья о холопах и сельчанах, признание их свободы в городе или полное ее отрицание»

Комментируя приведенную выше статью между княжеских договоров, В. Е. Сыроечковский делает заключение, что «в противоположность городам Запада, „городской воздух“ княжеской Москвы не изменял судьбы холопа: князья требовали возврата их».[316] Как видим, слова «очистять» и «вымемь» названный автор понимает в том смысле, что князья возвращали сельчан и холопов в прежнюю зависимость. Однако В. Е. Сыроечковский не обратил внимания, в каких именно договорах встречается статья о сельчанах и холопах, придав ей значение общего правила и цитируя почему—то договор 1433 года.

Впервые статья о сельчанах и холопах, бежавших в город, появляется в договоре Дмитрия Донского с Владимиром Андреевичем. Чем вызвана эта статья и о чьих холопах и сельчанах идет речь» Конечно, о людях обоих договаривающихся князей («наших»). Князей интересуют не просто беглые сельчане и холопы, а «наши» мастера и огородники. И те, и другие, видимо, остаются в Москве, а не возвращаются в старое тягло, потому что две трети («жеребья») найденных людей переходят к великому князю, а одна – к Владимиру Андреевичу, что соответствует правам великого князя и Владимира Андреевича на Москву, где первый имел два жеребья, или две трети, а второй – одну треть.

В. Е. Сыроечковский не обратил внимания еще на одну особенность статьи о сельчанах и холопах, заключающуюся в том, что эта статья встречается только в договорах великих князей с представителями совершенно определенной ветви княжеского дома: потомками Андрея Ивановича и его сына Владимира Андреевича. Перед своей смертью Калита дал Москву в третное владение своим детям: Симеону, Ивану и Андрею. По смерти Симеона две трети попали в руки Ивана, а последняя треть осталась в руках Андрея и его потомков. Такое третное владение, естественно, вызывало различного рода недоразумения между великим князем и его боковыми родственниками. Поэтому междукняжеский договор давал право удельному князю возможность вылавливать из числа своих («наших») холопов и сельчан, бежавших в Москву, наиболее ценные категории мастеров и огородников.

Но что было далее с этими мастерами и огородниками, выводились ли они из города и обращались ли в старую зависимость» Так именно думает Г. Е. Кочин, составитель «Материалов для терминологического словаря древней России». Он пишет: «Очистити холопов и сельчан – выяснить, установить их принадлежность тому или иному феодалу». Но тут же рядом Г. Е. Кочин помещает при этом со ссылкой на большое количество документов другое значение слова «очистити», «очищать» в смысле – очищать от долговых обязательств, от заклада.[317] В свете этого второго значения, видимо, и следует понимать статью о сельчанах и холопах. Речь идет не о возвращении их к старым владельцам, а об оставлении в городе с подчинением определенному третному владельцу. Самая необходимость подобной статьи для княжеских договоров весьма поучительна, ибо показывает особое положение московского населения в XIV–XV веках, где даже холопов и сельчан великого князя и его ближайших сородичей надо было «вынимать» и «очищать» путем посылки наместников, иначе они могли затеряться среди свободного городского населения. При этом великие и удельные князья «вынимали» не всех холопов и сельчан, а только мастеров и огородников, следовательно, обладавших редкими специальностями. Из таких мастеров и огородников составлялись дворцовые слободы Москвы.

В статье о беглых холопах и сельчанах имеется и другая особенность, на которую до сих пор не обращалось достаточно внимания. Дмитрий Донской договаривается об «очищении» холопов и сельчан «по отца моего живот, по князя по великого». Единственное правдоподобное объяснение этому выражению найдем в том, что тут устанавливается срок для сыска беглых сельчан и холопов. Этот срок – смерть отца Дмитрия Донского, великого князя Ивана Ивановича Красного, происшедшая в 1359 году. Сельчане и холопы, севшие в городе после этого срока, подвергаются «очищению», а те, кто жил в городе раньше 1359 года, остаются вне «очищения».

Как видим, князья устанавливали свое право вылавливать в городе холопов и сельчан, бежавших из их владений. Но как это можно было сделать с пришлыми из далеких княжеств и городов» В большом городском центре, где население было разбросано по посадам и слободам, трудно было установить, кто из пришлых ремесленников был ранее холопом и крестьянином, а мешать росту городского населения, конечно, не входило в интересы князя. Поэтому «городской воздух» в Москве, как вероятно, и в других больших русских городах, фактически делал человека свободным, по крайней мере, в эпоху феодальной раздробленности XIV–XV веков.