M. В. ЛОМОНОСОВ И ОСНОВАНИЕ ПЕРВОГО УНИВЕРСИТЕТА В РОССИИ[1113]

Основание Московского университета было крупнейшим явлением в истории русской культуры XVIII в. Оно было подготовлено всем ходом исторического развития России, тогда еще России крепостнической. Крепостное хозяйство и крепостнический гнет в годы основания университета налагали свои тяжкие оковы на всю экономическую, политическую и культурную жизнь страны. Дворянство с презрением смотрело на своих «холопов», «рабов», «подданных», как оно называло крепостных крестьян. Все трудящиеся люди даже официальными документами были причислены к «подлому» сословию именно потому, что они трудились, что на них держались благосостояние России, ее сила, слава и могущество.

Дворянское правительство и дворянство не были заинтересованы в развитии народного просвещения. Секретарь прусского посольства Иоганн Фокеродт, внимательный, умный, но отнюдь не благожелательный наблюдатель того, что происходило в России в царствование Петра I, отмечает то неудовольствие, с которым русское дворянство принимало насаждение образования и науки в нашей стране.

Основание Академии дворянскими кругами, со слов которых писал свою записку Фокеродт, было воспринято как «бесполезная и бесплодная трата времени». Фокеродт даже пророчил (это было в 1737 г.), что «Академия скоро сделается несостоятельной и совсем утратит свое значение».

Пророчество это, как мы знаем, не оправдалось: Академия наук не только сохранилась, но и развилась в крупнейшее научное учреждение мира.

В Академии наук создавалась новая, чуждая дворянству прослойка научных кадров, содержащихся за счет государства и для государства, поэтому история Академии в первой половине XVIII в., когда она еще только утверждалась, наполнена острыми конфликтами в среде академических работников. Не случайно, что борьбу за русскую национальную науку возглавил великий Ломоносов. Борьба за Академию была в то же время борьбой за создание высшего образования в России. Вот почему история Академии, вернее академической гимназии в Петербурге, из которой должен был вырасти первый русский университет, имеет прямое отношение к основанию Московского университета. В ходе борьбы за создание первого университета в России выявились все те противоречия, в условиях которых происходило развитие науки и просвещения в России XVIII в.

Основание Московского университета было вызвано потребностями России в создании отечественной науки и просвещения, оно явилось торжеством, победой прогрессивного развития России и нанесло удар крепостническому строю, открывая доступ к образованию относительно широким кругам населения, разрушая монополию дворянства и церковных кругов на ведущую роль в науке и просвещении. Основание Московского университета поэтому нельзя рассматривать только как великое культурное событие. Оно имело большие политические последствия, явилось таким новшеством, которое враждебно было встречено реакционными дворянскими кругами.

Новое учебное заведение явилось первой вехой в создании сети учебных заведений, доступных для более широких кругов населения, чем раньше. В самом деле, что представляли собой учебные заведения, существовавшие до создания Московского университета»

Чтобы ответить на этот вопрос, дадим краткий обзор тех учебных заведений, которые существовали в России ко времени основания Московского университета.

Дворянское правительство стремилось проводить в области просвещения и науки своекорыстные классовые цели, но весь ход исторического развития ставил перед Россией в качестве первоочередной задачи создание национального просвещения и науки. Для дальнейшего развития промышленности, военного и морского дела, для обеспечения обороны России, сделавшейся могучей державой, необходимо было создать русские школы и научные учреждения. Таким образом, перед дворянской империей первой половины XVIII в. стояли определенные практические задачи. Этим целям в известной мере и отвечала организация гражданских школ в первой четверти XVIII в., при Петре I, но петровские школы имели узко—практические задачи и в первую очередь готовили специалистов по военному, морскому и инженерному делу. К 1725 г. в России действовали 62 школы, находившиеся в ведении коллегий и Синода.[1114]

Школы начала XVIII в. создавались в условиях господства в стране дворянства, которое занимало все командные должности в армии, флоте и государственном аппарате. Эти школы, ориентировавшиеся при их открытии на комплектование учащихся из относительно широких кругов населения, постепенно, по мере усиления политического веса дворянства в государственной жизни России, все более принимали характер привилегированных училищ.

Это вовсе не было результатом реакционных мероприятий в области просвещения при преемниках Петра I, как часто рисуется в исторической литературе; наоборот, это было прямым результатом классовой политики Петра I. Попытка создать общеобразовательное учебное заведение в виде известной гимназии Глюка в Москве кончилась полной неудачей. «Ученики постепенно стали расходиться по разным другим учебным заведениям», а через 10 лет и сама гимназия прекратила свое существование.[1115]

Такой же узкоклассовый характер имело и создание церковных школ. Архиерейские школы ставили своей задачей подготовку штата церковных служителей. Царское правительство и высшие церковные круги стали нуждаться в создании духовного учебного заведения, особенно в конце XVII в., когда шла ожесточенная борьба с расколом, принявшая некоторую политическую опасность для правительства в связи с тем, что раскол утвердился в стрелецких кругах. Господствующие круги русского духовенства вынуждены были перейти к обороне своих позиций, что и выразилось в появлении таких полемических произведений против старообрядчества, как «Увет духовный» патриарха Иоакима. В этих условиях и появилась Славяно—греко—российская академия в Москве, где должны были преподаваться «семена мудрости, то есть науки гражданския и духовныя». Впрочем, науки гражданские в учебной программе Академии явно отступали на задний план перед церковными дисциплинами. Славяно—греко—российская академия сделалась духовным училищем, которое тем не менее оказало значительное влияние на развитие просвещения в России. Положительной особенностью этого учебного заведения была его относительная доступность для различных кругов населения, в том числе для посадских людей и крестьян. Эта особенность Академии дала возможность и самому Ломоносову получить в ней начальное образование. Он, по его собственным словам, явился туда учиться 20–летним парнем и вызывал смех малолетних школьников, указывавших на него пальцами: «Смотри—де какой болван лет в дватцать пришол латине учиться!»[1116]

Постановка образования в Славяно—греко—российской академии отличалась крупнейшими недостатками: схоластическими, средневековыми приемами обучения, в частности крайней суровостью по отношению к обучающимся в ней ученикам, вообще характерной для церковных школ в России. Недаром даже такой образованный архиерей, каким был Феофан Прокопович, предлагал розги в качестве основной педагогической меры, так как после их применения, по словам Феофана, «дитя, аще и тигр нравом будет, агньчую (т. е. овечью) восприимлет кротость».

Удивительно ли после этого, что создание такого учебного заведения, как университет, проходило не без борьбы. Характер этой борьбы, условия, при которых возник первый университет в России, заслуживают самого пристального внимания. Между тем в нашей исторической литературе до сих пор нет еще специальных исследований, посвященных истории высшего образования в России. Читая, например, главу о московском просвещении во второй половине XVIII в. в таком капитальном произведении, как «История Москвы», мы так и не поймем, почему, «уступая Петербургу в деле начального образования, Москва была очагом высшего образования в России».[1117] Московский университет в таком изложении возникает как deus ex machina, внезапно, почти без борьбы, тогда как в действительности его создание было результатом жестокой борьбы передовых ученых России во главе с Ломоносовым против темных сил, тормозивших развитие и просвещение великого русского народа.

Эту борьбу за создание высших и средних учебных заведений в России легче всего проследить на истории так называемого университета, вернее, его гимназии в Петербурге при Академии наук.

Известно, что академический университет так и не оправдал своего назначения и захирел после смерти Ломоносова. Причины того, почему академический университет закрылся и не оставил больших следов, объяснялись по—разному, причем, пожалуй, самое странное объяснение было высказано совсем недавно. Согласно этому объяснению, университет в Петербурге «нельзя было приспособить к новым и более широким потребностям дворянской империи», так как «дворянство чуждалось академического университета, и он пополнялся только солдатскими детьми и выходцами из духовенства».[1118] Таким образом, относительно широкая доступность университетского образования, за которое ратовал Ломоносов, будто бы и явилась основным препятствием для распространения высшего образования в России XVIII в.

Между тем нетрудно заметить, что неудача Петербургского университета объясняется совершенно иначе: она была вызвана стремлением дворянского правительства создать препятствия для поступления в университет людям низших сословий, а не одного дворянства, чуждавшегося университетского образования. По крайней мере, такое объяснение дает Ломоносов в своей записке под названием «Краткая история о поведении академической канцелярии в рассуждении ученых людей и дел, с начала сего корпуса до нынешнего времени».[1119] Главной причиной неудачи академического университета, по мнению Ломоносова, было стремление академического начальства всячески задержать развитие высшего образования в России. 12 школьников, присланных в Академию наук из московских спасских школ, среди которых находился и Крашенинников – первый исследователь Камчатки, были частично посланы в Камчатскую экспедицию, частично «от худова присмотру» ушли из академии в канцелярии различных учреждений или сделались ремесленниками. В 1735 г. университет при Академии наук снова пополнился 12 студентами и школьниками из московских спасских школ. В их числе был Ломоносов, посланный вместе с другими студентами за границу, «протчие 10 человек были оставлены без призрения».

Ломоносов обвиняет академическое начальство в стремлении прекратить университетское образование в России. «Куда—де столько студентов и гимназистов? Куда их девать и употреблять будет?» – по словам Ломоносова, всегда твердили и другим внушали немецкие академики. Они же заявляли, что в Петербурге университет «не надобен».[1120] Ломоносов видел в этом происки против русской науки, которые проистекали «по зависти и наущению от здешних недоброхотов российским ученым».[1121] Это обвинение немецких академиков буржуазные авторы приписывали горячности Ломоносова, забывая о конкретной обстановке, сложившейся в Академии наук после ее возникновения.

Расхождение между немецкими академиками и Ломоносовым заключалось в различных взглядах не только на обязанности Академии наук, но и на развитие просвещения в России. Некоторые академики, преследуя своекорыстные цели, охраняли свое исключительное положение в России и предлагали выписывать из Германии студентов и профессоров вместо того, чтобы их воспитывать в России. Они же предлагали посылать студентов для учебы в заграничные университеты. Официальной причиной этого выставлялись мотивы лучшей подготовки студентов за границей.

Приезжие академики не торопились подготавливать кадры ученых из русской молодежи, отстаивая свое академическое господство в России в ущерб интересам страны. Ломоносов же был озабочен тем, что в России «нет природных россиян, ни докторов, ни аптекарей, да и лекарей мало, также механиков, искусных горных людей, адвокатов, ученых».[1122] Эти доктора, аптекари, механики и прочие практические работники должны были быть выходцами не из дворянства, а из разночинцев, так как эти профессии были в основном профессиями недворянскими.

Следовательно, Ломоносов стоял за общедоступность образования, тогда как его противники стремились сделать гимназию при Академии наук закрытым учебным заведением. В проекте гимназии, составленном Миллером, предлагалось решительно отделить «благородных» от учеников из «подлого» народа.[1123] Классовая дворянская ограниченность, угодливо поддерживаемая некоторыми академиками, была главной причиной провала университетского образования в Петербурге. Только в 1748 г. начались «университетские лекции и учение в гимназии с нехудым успехом», но вскоре опять прекратились. Попытки создания университета в Петербурге вновь были возобновлены Ломоносовым в 50–х годах XVIII в. и даже с некоторым успехом, но после смерти Ломоносова Петербургская гимназия была окончательно ликвидирована.

В своих упорных попытках организовать университетское или по крайней мере гимназическое образование в Петербурге великий русский ученый исходил из мысли о том, что во главе русского просвещения должна стоять Академия наук как основной научный центр России. В краткой записке о поведении академической канцелярии Ломоносов указывает на крайний недостаток в стране отечественных докторов, аптекарей, лекарей, механиков, юристов, ученых—металлургов, садовников, и прочих, «коих уже много бы иметь можно в сорок лет от Академии». По общему его подсчету, университет и гимназия при Академии наук могли бы дать за 40 лет своего существования до 200 окончивших студентов.

Таким образом, Ломоносов наметил основные задачи будущего первого русского университета, организовать который он на первых порах предполагал в Петербурге. Борьба за создание академического университета и гимназии явилась для Ломоносова как бы подготовительным этапом создания Московского университета. Те мысли, которые были высказаны Ломоносовым в борьбе за академический университет и гимназию, были реализованы при создании первого русского университета в Москве.

Как бывший воспитанник московских спасских школ, Ломоносов хорошо был осведомлен об условиях для создания в Москве первого русского университета. И это нашло свое отражение в том «доношении», которое было внесено в Сенат. В нем указывались следующие преимущества Москвы для создания университета:

«1) Великое число в Москве живущих дворян и разночинцев, 2) положение столицы в сердце Русского государства; 3) дешевые средства к содержанию; 4) обилие родства и знакомства у студентов и учеников; 5) великое число домашних учителей, содержимых помещиками в Москве».[1124]

«Доношение» в Сенат об основании университета в Москве показывает хорошую осведомленность его составителей об условиях жизни в старой столице. Указание на большое число дворян и разночинцев, живущих в Москве, обнаруживает, что учреждение университета рассматривалось как одна из необходимых мер для подготовки образованных людей из среды не только дворянства, но и разночинцев. Таким образом, в идею создания университета в Москве вносятся как раз те положения, которые с таким упорством отстаивал Ломоносов для университета в Петербурге. Этим сразу обнаруживается Ломоносов как автор проекта создания университета в Москве.

Горячий поборник доступности образования для всех слоев населения, сам выходец из крестьянской среды, Ломоносов добивался открытия в Москве не привилегированного учебного заведения, а высшего учебного заведения, доступного для всех сословий. Ссылка на «великое число домашних учителей, содержимых помещиками в Москве», показывает, что университет ориентировался главным образом на студентов из разночинцев, так как дворяне никогда не занимали должностей домашних учителей, считая такое занятие недостойным для них и неприбыльным.

«Доношение» в Сенат было представлено от имени И. И. Шувалова, фаворита императрицы Елизаветы Петровны. Это обстоятельство позволило дворянско—буржуазным авторам создать легенду об императрице и ее фаворите как об основателях Московского университета. К тому же в императорском указе о создании Московского университета «изобретателем того полезного дела» назван Шувалов, что совершенно естественно ввиду громадного значения, которое он занимал при елизаветинском дворе. Шувалов сделался в глазах дворянских и буржуазных историков основателем Московского университета, заслонив собой фигуру действительного его создателя – гениального русского ученого Михаила Васильевича Ломоносова.

Впрочем, угодливая официальная историография предпочитала и фигуру Шувалова ставить на второе место после императрицы. Так, в специальной работе, напечатанной в связи с празднованием столетней годовщины Московского университета в 1855 г., создание первого русского университета приписывается трем лицам: императрице Елизавете Петровне, Ивану Ивановичу Шувалову и Михаилу Васильевичу Ломоносову, причем Ломоносов стоит на третьем месте.[1125]

Взгляд на Елизавету Петровну и Шувалова как на основателей Московского университета был в царской России официальным. В юбилейном 1855 г. появилась небольшая книжка, написанная крупным русским историком С. М. Соловьевым, под характерным названием «Благодарственное слово о Иване Ивановиче Шувалове».

Только во время празднования в Московском университете 200–летней годовщины со дня рождения Ломоносова профессор М. Н. Сперанский осмелился сказать о двух основателях Московского университета – о Ломоносове и Шувалове, поставив на первое место Ломоносова.[1126] И все—таки взгляд на Шувалова как на основателя Московского университета был повторен даже в статье, написанной по случаю 185–летия Московского университета, в 1940 г. Автор этой статьи, совершенно правильно отмечая колоссальную роль Ломоносова в создании Московского университета, тем не менее, повторяет слова императорского указа, что «изобретателем того полезного дела» был Шувалов. Тут же набрасывается и беглый, но подкупающий своими чертами портрет елизаветинского фаворита как представителя муз, корреспондента Вольтера, упредительного, веселовидного и добродушного мецената.[1127]

Однако этот портрет Шувалова очень далек от действительности. Шувалов был связан с целой группой дельцов времен Елизаветы Петровны. За его спиной стояли тесной стеной родственники и прихлебатели во главе с П. И. Шуваловым. Возвышение Шуваловых подрывало положение при дворе Разумовских, старший из которых, граф Алексей Григорьевич, был отставным фаворитом императрицы. Его брат Кирилл Григорьевич занимал должность президента Академии наук и не благоволил к Ломоносову; его приспешники и тормозили развитие академической гимназии в Петербурге. Отсюда вполне понятно обращение Ломоносова к Шувалову за помощью о создании университета в России. Для Ломоносова создание Московского университета было необходимо «для пользы и славы отечества», для Шувалова это было доказательством его бескорыстности, меценатства, любви к отечественному просвещению. Кроме того, основание Московского университета отвечало потребностям многочисленного и влиятельного московского и провинциального дворянства. В качестве куратора Московского университета Шувалов выдвигался на почетное место в государстве, равное должности президента Академии наук.

Это положение Шувалова скоро заметил и президент Академии наук Разумовский. Разумовский и его креатура Теплов, совершенно равнодушные к судьбе университета и гимназии в Петербурге, занялись созданием университета в Батурине, резиденции Разумовского как малороссийского гетмана. По проекту, разработанному в 1760 г., малороссийский гетман, в данном случае Разумовский, должен был пожизненно носить титул фундатора и протектора Малороссийского Батуринского университета.[1128] Проект остался неосуществленным, но он с достаточной ясностью показывает, какие реальные политические интересы за ним стояли. Роль Шувалова в основании Московского университета была объективно положительной, но диктовалась она не только любовью к науке и искусствам, но и интересами его карьеры.

Подлинным основателем и создателем Московского университета был Михаил Васильевич Ломоносов. Он сам называет себя «участником при учреждении Московского университета», который «первую причину подал к основанию помянутого корпуса».[1129] В письме Шувалову в 1760 г. Ломоносов ставит себе в заслугу, что он «и прежде сего советы давал о Московском университете».[1130]

Ломоносов увидел в молодом Шувалове человека, при помощи которого могло быть создано великое дело «заведения российских студентов». Возможности для создания университета в Москве были окончательно установлены Ломоносовым во время его посещения Москвы в 1753 г., когда в ней находились императрица и двор. Приезд Ломоносова в Москву явно следует сопоставить с подготовкой к основанию университета в Москве, хотя он и ездил туда как будто по делам мозаичной фабрики. Недаром поездка Ломоносова в Москву встретила решительные препятствия академического начальства, вследствие чего Ломоносов вынужден был испросить позволения на поездку и паспорт от Сенатской конторы, а не от Академии. Явившись в Москву, где в то время находилась императрица, Ломоносов представился Разумовскому как президенту Академии наук. Тот сделал вид, что не возражает против приезда Ломоносова, так как открыто высказать свое неудовольствие было неудобно: Ломоносов был ведь принят императрицей, которая «благоволила подать ему довольные знаки своего высочайшего благоволения».[1131] А добиться этих знаков возможно было только при помощи фаворита императрицы, все более входившего в силу.

Трудность положения Ломоносова заключалась в том, что он был настоящим организатором и создателем высшего образования в России, а вынужден был уступать видимость этой чести молодому фавориту. Шувалов во что бы то ни стало хотел быть «изобретателем сего полезного дела», создателем Московского университета.

В решительный момент подготовки «доношения» в Сенат Ломоносов проявил себя великим гражданином и патриотом, принесшим в жертву свое самолюбие во имя общенародного дела. Нельзя без волнения читать его письмо Шувалову по поводу проекта «доношения» в Сенат, написанное в мае 1754 г. «При сем случае довольно я ведаю, сколь много природное дарование служить может и многих книг чтение способствовать. Однако и тех совет вашему превосходительству не бесполезен будет, которые сверх того университеты не токмо видали, но и в них несколько лет обучались, так что их учреждения, узаконения, обряды и обыкновения в уме их ясно и живо, как на картине, представляются. Того ради, ежели Московской университет по примеру иностранных учредить намеряетесь, что весьма справедливо, то желал бы я видеть план, вами сочиненной. Но ежели ради краткости времени или ради других каких причин того не удостоюсь, то уповая на отеческую вашего превосходительства ко мне милость и великодушие, принимаю смелость предложить мое мнение о учреждении Московского университета кратко вообще».[1132]

Великий русский ученый вынужден был писать об «отеческой милости» к нему молодого фаворита. Письмо Ломоносова как бы вводит нас в рабочую комнату предприятия, затеянного Шуваловым без знания дела и даже, по—видимому, без ясного плана. В сущности, великий ученый под видом восхищения талантами Шувалова прочитал ему нотацию о том, как надо подходить к серьезному делу, закончив свое краткое письмо словами: «Не в указ Вашему превосходительству советую не торопиться, чтобы после не переделывать. Ежели дней полдесятка обождать можно, то я целой полной план предложить могу». Не ограничиваясь заявлением о полном плане университетского образования, Ломоносов дает в письме наметку факультетов и кафедр Московского университета. Эту наметку следует сравнить с запиской Ломоносова в следственную комиссию Академии наук, которая была написана лет за десять до «доношения» в Сенат об основании Московского университета. В записке Ломоносова намечены те же три факультета – юридический, медицинский, философский, которые указаны в письме Шувалову. Правда, в записке указан и богословский факультет, но это отличие не имеет значения, так как и при основании Московского университета решался вопрос о теологическом или богословском факультете. Особенно настойчиво Ломоносов указывал на необходимость учреждения при университете гимназии, о значении которой он образно говорил, что университет без гимназии, «как пашня без семян».

Записка Ломоносова легла в основу учебного плана Московского университета. В университете были созданы три факультета: юридический, медицинский и философский, но число профессоров было несколько уменьшено. Специализация профессоров Московского университета также находилась в полном соответствии с письмом Ломоносова. Так, на юридическом факультете были учреждены три профессора кафедры: всеобщей юриспруденции, юриспруденции российской, политики. На медицинском факультете также были установлены три кафедры: химии, натуральной истории, анатомии. Некоторое сокращение производилось по философскому факультету, где вместо шести предложенных профессоров находим только четырех, но с теми же названиями, как и в плане Ломоносова: философии, физики, оратории (в том числе красноречия), истории с включением в нее древностей и геральдики.

Сравнение распорядка в Московском университете с тем, что неоднократно предлагал Ломоносов для университета при Академии наук в Петербурге, показывает, что мысли и опыт Ломоносова легли в основу создания Московского университета. Таким образом, мы с полным основанием можем сказать, что «изобретателем сего полезного дела», т. е. основания Московского университета, был Ломоносов.[1133]

Письмо Ломоносова к Шувалову, фототипически воспроизведенное в последнем академическом издании, показывает, что Шувалов целиком воспользовался планом Ломоносова. Так, скобки, поставленные Шуваловым, объединяют профессоров философии и физики, такие же скобки стоят против профессоров оратории и поэзии, они же объединяют профессоров истории и древностей и критики. Собственное творчество Шувалова выразилось в том, что к истории он приписал «герольдику», т. е. геральдику, типично дворянскую науку о гербах, девизах и прочих геральдических знаках дворянства. Шувалов объединил также философию и физику в одной кафедре. Позже на философском факультете пришлось все—таки учредить четыре кафедры, отделив физику от философии.[1134]

Позже Шувалов старательно скрывал участие Ломоносова в создании Московского университета. Письмо Ломоносова не было напечатано при жизни Шувалова, как другие ломоносовские письма, и впервые появилось в печати только в 1825 г. Воспоминания И. Ф. Тимковского доказывают, что Ломоносов принял самое горячее участие в выработке устава Московского университета. На основании бесед с Шуваловым он прямо утверждает, что Ломоносов «составлял проект и устав Московского университета. Ломоносов тогда много упорствовал в своих мнениях и хотел удержать вполне образец Лейденского с несовместными вольностями».[1135] Это известие вводит нас в сущность разногласий между Ломоносовым и Шуваловым. Великий русский ученый добивался для университета в Москве свободы преподавания наук, которая была несовместима с крепостническими порядками России XVIII в. Свободы для поступления представителей всех сословий в университет Ломоносов не добился, но сумел добиться права приема в Московский университет представителей недворянских сословий. Свои взгляды на необходимость образования для всех сословий Ломоносов выразил в таких словах: «В университете тот студент почтеннее, кто больше научился: а чей он сын – в том нет нужды».[1136] Создание двух различных гимназий для дворян и разночинцев было делом Шувалова.

В борьбе за создание Московского университета Ломоносов показал себя истинным сыном русского народа, борцом за всеобщее образование без различия сословий. В известной записке о сохранении и размножении российского народа Ломоносов выступает против «помещичьих отягощений крестьянам», говорит о необходимости обучения крестьян грамоте. Исследователь этой записки справедливо замечает: «В центре внимания и забот великого ученого и патриота стоят трудовые массы, „благосостояние общества“, величие и могущество Родины».[1137]

Ломоносов не прекращал своих забот о Московском университете и после его основания. Так, он старательно подыскивал для него профессоров в Германии, что видно из одного письма, относящегося к декабрю 1756 г. Позже он хлопочет об университетской привилегии, «которая, может быть, и для Московского университета несколько послужит».[1138]

Основанный великим Ломоносовым, Московский университет уже за первое полстолетие своего существования показал себя достойным своего основателя. По словам ученика Ломоносова, профессора Московского университета Николая Поповского, имя Ломоносова сделалось знаменем для «всех в Московском университете трудящихся в словесных науках».

Открытие Московского университета состоялось без его основателя, но это не значит, что Ломоносов перестал интересоваться высшим образованием в России. Наоборот, он с еще большим рвением занялся вопросом об организации университета и гимназии при Академии наук в Петербурге. Здесь ему пришлось преодолевать большое сопротивление и невзгоды. Уже в письме Шувалову от 10 марта 1755 г., то есть тотчас после указа об основании Московского университета, Ломоносов с негодованием сообщает, что вскоре в Академии секретарь будет ему читать «неправедной приговор или выговор письменной».[1139]

Страдая от смертельной болезни, великий ученый и патриот на своем смертном одре с грустью говорил одному из близких людей: «Друг мой. Я примечаю, что мне скоро умереть: на смерть взираю равнодушно, но сожалею только о том, что не успел довершить, что начал для пользы отечества, для славы наук и для чести Академии. К сожалению, вижу теперь, что благия намерения мои исчезнут вместе со мною».[1140]

Такие мрачные предсказания были вызваны той травлей, которая велась против Ломоносова в начале царствования Екатерины II. Эта величайшая лицемерка посетила великого ученого на его квартире, а тайно говорила об его отставке, хотела под благовидным предлогом перевести Ломоносова на пенсию. Этим и вызваны были грустные предсмертные слова Ломоносова.

Ломоносов навсегда остается примером великого служения Родине. И эта мысль была уже выражена в словах А. Н. Радищева, обращенных к могиле Ломоносова: «Не хладный камень сей повествует, что ты жил на славу имени Российского, не может он сказать, чт о ты был. Творения твои да повествуют нам о том, житие твое да скажет, по что ты славен».

Основанный великим русским ученым и патриотом Михаилом Васильевичем Ломоносовым, Московский университет сделался рассадником науки и просвещения для всех народов СССР. Имя Ломоносова неразрывно связано с Московским университетом, а его жизнь, его преданность родному народу, народному просвещению, его неустанная работа на пользу любимой Родины остаются и навсегда останутся примером, вдохновляющим нас, советских людей, к неустанному труду на благо нашей социалистической Родины.