3.3. Хенрик Эрлих, Виктор Альтер и их инициатива по основанию еврейского антигитлеровского комитета

Хотя Леопольд Треппер, а также группа агентов, созданная в Швейцарии еврейским разведчиком Шандором Радо, и Рихард Зорге из Токио информировали Сталина о запланированном вторжении немцев, советское руководство не приняло никаких мер.

Нападению вермахта, силы которого насчитывали 5, 5 млн солдат с 47 тыс. орудий, 3 700 танками и 5 тыс. самолетов, при поддержке союзных итальянской, финской, венгерской, словацкой и румынской армий Красная армия не смогла противопоставить организованного сопротивления. Молотов, который в 1940 г. вел с Гитлером переговоры об условиях присоединения Советского Союза к «Пакту трех держав» в составе Германии, Италии и Японии и не верил в нападение, первым обратился к народу. Сталин, не прервавший свой отпуск, как утверждается, отказывался отвечать на телефонные звонки. 30 июня был образован Государственный комитет обороны, и ВКП(б) призвала к Великой Отечественной войне. Только 3 июля, когда вермахт приблизился к Киеву и был взят Минск, Сталин обратился к «товарищам, гражданам, братьям и сестрам, бойцам нашей армии и флота». Обращение «братья и сестры» было совершенно несовместимо с классовой риторикой предвоенного периода, и его эхо прозвучало в словах Михоэлса «brider un schwester» во время первого митинга ЕАК в августе. Призыв к англосаксонским странам, столь громко прозвучавший во время этого митинга, также несет отголосок слов Сталина: «В этой освободительной войне мы не будем одинокими. В этой великой войне мы будем иметь верных союзников в лице народов Европы и Америки»²⁷. 31 июля 1941 г. Сталин издал свой знаменитый приказ о развертывании партизанской войны, обращенный к советским гражданам на всех оккупированных территориях. На этот приказ откликнулись многие тысячи еврейских партизан.

Идея основания международной еврейской антифашистской организации после нападения нацистской Германии на Советский Союз в июне 1941 г. исходила от видных руководителей еврейской социалистической рабочей партии, польского Бунда, Хенрика Эрлиха и Виктора Альтера*. Известные журналисты и писатели входили в число самых значительных фигур польского еврейства и были членами Исполкома Социалистического Интернационала.

Незадолго до капитуляции Польши ЦК Бунда решил, что руководители партии должны покинуть Варшаву и территории, занятые немцами, разбившись на многочисленные группы, чтобы не попасть в руки нацистов. Виктор Альтер с другими товарищами отправился в Люблин, оттуда поехал в восточном направлении на Ковель. Когда вермахт вошел в Люблин, гестапо, как и в Варшаве, Лодзи и других городах, искало Эрлиха и Альтера. Многие евреи, носившие эти фамилии, были временно арестованы. В Ковеле Альтер среди прочих встретил бежавших руководителей профсоюза железнодорожников, которые дружили с ним. В совместной резолюции они выразили надежду на то, что Советский Союз поможет подпольной борьбе польских рабочих против немецких оккупантов. Советский комендант принял документ и обещал ответить быстро. Ответ последовал спустя сутки, на рассвете 29 сентября 1939 г. Альтер был арестован.

Эрлих и Альтер в когтях НКВД

Когда Хенрик Эрлих после многонедельного авантюрного побега добрался 1 октября до Бреста, командир 19-го танкового корпуса генерал Гудериан и советский генерал-танкист, еврей Семен Кривоше-ин*, под звуки советского национального гимна и «Песни о Германии» принимали совместный парад²⁸ по случаю передачи вермахтом крепости Красной армии.

Эрлих знал, что НКВД выслеживает его, но отказался переодеться или сбрить бороду. 5 октября его узнал на вокзале в Бресте коммунист-еврей, вскоре после этого он был арестован и доставлен в Бутырскую тюрьму в Москве. Многие члены польской компартии дали против него серьезные показания.

Благодаря воспоминаниям других польских бундовцев, встречавшихся с Эрлихом и Альтером во время побега, в тюрьме или после временного освобождения, мы очень хорошо информированы о судьбе обоих²⁹. Только в 1992 г. живущая в Москве племянница Хенрика Эрлиха Виктория Дубнова после долгой борьбы с российской бюрократией получила возможность ознакомиться с шестью томами документов НКВД, содержавшими точную информацию о мученической судьбе руководителей Бунда в советских тюрьмах. Дела исследовала в Москве сотрудница Немецкого исторического института в Варшаве Гертруда Пикхан³⁰. Результаты ее работы совпадают с информацией членов Бунда, встречавших Эрлиха и Альтера в тюрьме. С помощью лишения сна, голода, одиночного заключения и многочасовых, большей частью ночных, допросов обоих вынудили признаться в якобы совершенных преступлениях. Водном из допросов участвовал Берия³¹. По утверждению следствия, оба по заданию ЦК Бунда организовывали шпионаж и саботаж против Советского Союза, сотрудничали с польской тайной полицией в преследовании коммунистов и агитировали против пакта Молотова — Риббентропа. Последнее не было полным вымыслом, так как бундовцы сразу же распознали всю чудовищность поворота, совершившегося в августе 1939 г. Интеллектуал Эрлих пытался информировать офицеров НКВД о Бунде и убедить их в необоснованности обвинений. Альтер также резко отвергал фантастические обвинения. В ноябре 1939 г. он дважды объявлял голодовку, чтобы выбить из рук палачей такой козырь, как возможность угрожать смертью. Даже в Лефортовской тюрьме от него не смогли добиться признаний.

В июле 1941 г., в пору тяжелых поражений Красной армии, Эрлих и Альтер были перевезены в Саратов, а затем Военная коллегия Верховного суда СССР в закрытом заседании в Москве приговорила их к смерти. Альтер презрительно молчал во время оглашения приговора и не проронил ни слова в свою защиту. Несколькими днями позже осужденным сообщили, что смертная казнь заменяется 10 годами заключения в лагерь. Такой приказ мог прийти только из высших инстанций, вероятно, от самого Сталина.

Эрлих, возможно, по указанию НКВД, особенно интересовавшегося отношением Бунда к Компартии Польши и к Советскому Союзу, написал в заключении 252-страничную историю Бунда в Польше. Его изложение содержит некоторые детали, отсутствующие в немногих книгах о Бунде, и лишает силы подозрения в адрес как самого Эрлиха, так и Бунда. В «Критике мер Коминтерна и Советского правительства» Эрлих мужественно критиковал осуществлявшийся большевиками раскол рабочего движения и выдвинутый Коминтерном лозунг «социал-фашизма»: «Была бы возможна победа фашизма в Германии или как минимум достиг бы ее Гитлер с такой легкостью, если бы рабочий класс Германии не был столь безнадежно расколот на два примерно равных по силе (и поэтому бессильных) лагеря?»³² Эрлих упоминал также о бундовской милиции, защищавшей членов организации от нападений польских фашистов, молодежной организации «Цукунфт» («Будущее») и Социалистическом детском союзе, в котором одно время состоял и я.

Снова на свободе — борьба за антигитлеровскую инициативу

В соответствии с указом Верховного Совета от 12 августа 1941 г. были амнистированы и выпущены из лагерей и тюрем почти все польские граждане, в том числе многие видные политики и офицеры. Вмешательство и помощь профсоюзных лидеров тогда еще нейтральных США, а также многих других руководителей профсоюзов свободного мира, ходатайствовавших перед Советским правительством и польским послом в Москве профессором С. Котом, спасли также Эрлиха и Альтера. 12 сентября 1941 г. был освобожден Эрлих, день спустя Альтер. Они получили деньги, чтобы заново одеться, и «привилегию» проживания в гостинице «Метрополь», предоставлявшуюся видным людям. Плохим предзнаменованием служило, однако, то, что Эрлих и Альтер, в отличие от всех остальных освобожденных заключенных, не получили паспорта, выдававшегося польским послом. Они встретились в Москве с Соломоном Михоэлсом и Перецем Маркишем, основателями ЕАК. Очень скоро их посетил сотрудник Берии, еврей, полковник НКВД Арон Волковысский. Он назвал заключение и смертные приговоры «ошибкой» и от имени Советского правительства просил простить совершенную несправедливость. Сейчас, по его словам, было необходимо бороться против общего врага, а неприятное прошлое следовало забыть. Волковысский хорошо знал, каким уважением пользовались оба руководителя Бунда, особенно в мощных профсоюзных организациях Англии и Америки.

В те дни вермахт стоял под Москвой. Советское правительство и дипломатический корпус в панике были эвакуированы 15 октября 1941 г. из Москвы в Куйбышев, но Сталин остался в столице. В Куйбышев отправили также Эрлиха и Альтера, где они были размещены в гостинице «Гранд-Отель», предназначенной для дипломатических знаменитостей и представителей зарубежной прессы. Удивительно, откуда после двухлетнего заключения у обоих взялись силы для столь активной деятельности на протяжении следующих неполных месяцев. Они, в частности, написали прокламацию, которую передали польскому послу Коту. В многостраничном документе была подробно изложена программа из пяти пунктов с целью построения свободной и демократической Польши в свободной послевоенной Европе. Польских евреев, бежавших или депортированных в Советский Союз, они призвали присоединиться к создававшейся польской армии. Когда тысячи еврейских добровольцев подали заявления о зачислении во 2-й армейский корпус, который генерал Владислав Андерс формировал в южноуральском городе Бузулук, многие из них не были приняты, Эрлих и Альтер заявили против этого протест польскому руководству. Вероятно, они участвовали и в розысках польских офицеров, якобы находившихся в лагерях.

Кроме того, Эрлих и Альтер организовали меры помощи польским евреям, оказавшимся в Советском Союзе, и через посольства западных держав установили контакты с заграницей. Они выступили как за освобождение своих товарищей-бундовцев, так и за амнистию русских социалистов, все еще томившихся в Гулаге. В первую же очередь их занимал план создания международного еврейского антигитлеровского комитета. В этом намерении лидеров Бунда поддерживали Берия и офицеры НКВД, евреи Волковысский и Хазанович, едва ли не каждый день посещавшие их в гостинице. В октябре 1941 г. они написали большой меморандум на имя Сталина, к которому приложили сопроводительное письмо, адресованное Берии. Копия письма была отправлена польскому послу Коту. Текст письма и состав планировавшегося комитета обсуждались с НКВД. Письмо Сталину начинается следующими словами: «Никогда еще цивилизованное человечество не стояло перед лицом такой опасности, как сейчас: Гитлер и гитлеризм стали смертельной угрозой для всех завоеваний человеческой культуры, для независимости всех стран и для мира всех народов»³³.

В преамбуле четко структурированного меморандума выдвигается требование национального освобождения и социальной справедливости для всех народов Европы, оккупированной немцами. Из различных писем, которые Эрлих и Альтер рассылали в это время, с несомненностью явствует их желание видеть послевоенную Европу под руководством демократов и социалистов. В программе из семи пунктов были детально изложены задачи и структура планируемого еврейского антигитлеровского комитета, а также принципы сотрудничества зарубежных, прежде всего американских, евреев. ЦК должен был состоять из десяти человек — семи представителей еврейского населения стран, оккупированных нацистами, и по одному представителю от евреев Советского Союза, Англии и Америки. В президиум из трех человек должны были входить три человека — Эрлих как председатель, Альтер в качестве секретаря и еще один представитель советских евреев, которого предстояло избрать, вероятно, Михоэлс. Для организации работы за границей предусматривались поездки Эрлиха в Лондон, а Альтера в Нью-Йорк и десантирование одного польского еврея на парашюте в Польшу Почетными членами президиума предполагалось сделать представителей Советского правительства, послов США, Англии и Польши в Советском Союзе, а также видных руководителей экономики, деятелей искусств и науки из Советского Союза и других стран³⁴.

В конце ноября от Сталина еще не было ответа, и офицеры Берии продолжали утешать авторов меморандума. Эрлих и Альтер переоценили желание диктатора создать постоянное еврейское представительство, в котором объединились бы представители союзников, евреев из стран, оккупированных немцами, и до тех пор совершенно изолированных от заграницы советских евреев. Ввиду большого внимания, уделявшегося им в критическое время осады Москвы, они переоценили и собственную роль. В декабре 1941 г. немецкий блицкриг потерпел провал — ни Москва, ни Ленинград не попали в руки Гитлера. Вступление США в войну в том же месяце и вероятность большой военной помощи резко снизили значение планируемого еврейского комитета.

Новый арест и убийство

3 декабря 1941 г. генерал Сикорский вылетел в Москву для встречи со Сталиным. Обсуждался и вопрос о формировании легиона из польских беженцев. Ни польские дипломаты, ждавшие в Куйбышеве, ни Альтер и Эрлих и не подозревали, что Сталин в этом разговоре охарактеризовал евреев как «плохих и жалких солдат»³⁵. Они полагали, что польский премьер-министр захочет встретиться со своими знаменитыми еврейскими земляками, но около полуночи Эрлиха и Альтера по телефону вызвали в НКВД, где, как им сказали, их ждал посланец из Москвы для обсуждения дел комитета. С тех пор их больше никогда не видели.

Польское посольство хотело вмешаться, пока Сикорский еще находился в Москве, но телефонная связь, вероятно умышленно, оказалась нарушенной. Позже никто, спрашивавший об Эрлихе и Альтере, не получал конкретного ответа. Например, Генеральный прокурорА. Я. Вышинский заявил, что оба являются советскими гражданами и любые ходатайства в их защиту представляют собой вмешательство во внутренние дела Советского Союза. Таким образом, из-за своего участия в Февральской революции и работы Эрлиха в Совете рабочих и солдатских депутатов они внезапно стали советскими гражданами. Их арест был обставлен чрезвычайной даже для Советского Союза секретностью. Никто в куйбышевской тюрьме не должен был знать, упоминать или указывать их имена в документах. Их называли по номерам камер.

Заключенный № 42, Хенрик Эрлих, 14 мая 1942 г. повесился в своей камере. Виктор Альтер, также угрожавший самоубийством, был под названием «заключенный № 41» расстрелян в Куйбышеве 17 февраля 1943 г. На соответствующих работах были пометки: «Совершенно секретно. Только лично»³⁶. По сообщению Леона Ленемана, Сталин собственноручно написал на письме Альтера и Эрлиха: «Расстрелять обоих»³¹. В действительности существует письмо Молотова Берии, датированное февралем 1943 г., в котором упоминается смертный приговор, вынесенный Эрлиху и Альтеру Военной коллегией Верховного Суда СССР. В 1943 г. Молотов заметил, что Сталин одобрил «этот текст». Вероятно, мнимый приговор — это документ, датированный задним числом, предназначенный для того, чтобы с указанием на первый смертный приговор, вынесенный летом 1941 г., обосновать расстрел в 1943 г. Обоснование мнимого приговора заключалось в том, что Эрлих и Альтер призывали советские войска к немедленному миру с Германией³⁸. Уже в декабре 1941 г. советские власти заявили польскому послу, что оба арестованы за «контакты с нацистами».

Ходатайства в защиту Эрлиха и Альтера

Так как смерть обоих руководителей Бунда сохранялась в тайне, с момента их исчезновения множество людей, организаций, партий, профсоюзов и органов печати во всем мире требовали освобождения знаменитых рабочих лидеров. Уэнделл Уилки в качестве личного представителя президента Рузвельта столь же безуспешно обращался к советскому послу в США М. Литвинову, сколь и Ян Масарик к послу в Лондоне И. Майскому или польское правительство — к Стаффорду Криппсу. Альберт Эйнштейн обращался к советскому правительству с просьбой освободить Альтера и Эрлиха. Уильям Грин, президент мощного профсоюзного объединения — Американской федерации труда, получил 23 февраля 1943 г. сообщение о том, что Эрлих и Альтер вскоре после ареста были казнены «за враждебную деятельность, включая призыв к советским войскам прекратить кровопролитие и немедленно заключить мир с Германией». Но Альтер был расстрелян всего за несколько дней до этого, причем несмотря на волну протеста во всем мире.

Сообщение об убийстве Эрлиха и Альтера вызвало среди членов и друзей Бунда во всем мире бурю возмущения. Еврейское подполье в Варшаве через курьеров сообщило о своем протесте союзникам. Текст был опубликован в Нью-Йорке в марте 1943 г. Польское подполье также опубликовало протест в Лондоне. Резко протестовал Австрийский рабочий комитет в Нью-Йорке, как и почти все американские профсоюзы. 100 представителей еврейской литературы и печати подписали резолюцию протеста. Убийства были резко заклеймены в ведущих газетах и журналах — «Нью рипаблик», «Нейшн», «Нью-Йорк пост», «Фри уорлд». В еврейской печати появились бесчисленные статьи об Эрлихе и Альтере и некрологи. В США разгорелась война в печати между выражавшей идеи Бунда газетой на идиш «Форвертс» и коммунистической газетой «Моргн фрайхайт», также выходившей на идиш, которая неустанно защищала советскую ложь и к тому же утверждала, что будущее евреев в Европе и даже в Палестине зависит от благосклонности Сталина³⁹.

Как могли Эрлих и Альтер верить в успех своей инициативы — они, которые уже во время революции 1917 г. в России испытали на себе практику большевиков и пострадали от нее, которые в бесчисленных выступлениях и статьях клеймили губительную политику Сталина и, будучи приговоренными к смерти, остались в живых только из-за нападения Германии на Советский Союз? Как могли они предположить, что Сталин согласится с их планом, разительно противоречившим многим основным принципам советской внутренней и внешней политики и отношению советского руководства к евреям, социал-демократам и особенно бундовцам? Может быть, они верили, что Сталин, с учетом совершенных им ужасных ошибок, изменит свою политику? Принимали желаемое за действительное, полагая, что перед лицом миллионов жертв среди евреев советская политика переориентируется? Не основывалась ли их уверенность на том, что они состояли в контакте со многими западными дипломатами и гостями Советского Союза, обещавшими им поддержку и выражавшими солидарность с их планами? Важную роль в начале предприятия, которое пытались осуществить два бундовских лидера, играло, очевидно, ободрение со стороны шефа секретной службы Л.П. Берии, который внушал им, что планы по созданию еврейского антигитлеровского комитета пользуются благосклонностью Сталина. Но Сталин, без ведома которого Берия, конечно же, не стал бы действовать, просто включил Эрлиха и Альтера в свои расчеты, стремясь укрепить и расширить свою власть: они были арестованы и приговорены к смерти в результате намерения Сталина обезглавить мощное бундовское движение на аннексированных территориях Польши. Они были амнистированы, так как ввиду смертельной угрозы в 1941 г. глава Советского государства проявил готовность вступить в «деловые отношения» с польским эмигрантским правительством. Им было позволено строить планы по созданию комитета, когда вермахт едва не захватил Москву Они были осуждены снова, когда угроза уменьшилась и в то же время возник другой комитет из как будто более лояльных, «своих», советских сил. Этот комитет не нес на себе каиновой печати самостоятельной инициативы «снизу», гибельной с точки зрения сталинизма, отметины, которая была свойственна проектам Эрлиха и Альтера, несмотря на «помощь» со стороны Берии, а с самого начала контролировался сверху. Пока новый комитет только разворачивал свою деятельность, оба бундовца оставались в живых в качестве «страхового резерва». После перелома под Сталинградом Альтер, тогда еще живой, больше не был нужен. В соответствии со сталинской логикой оба в принципе представляли собой только риск с точки зрения безопасности, потенциальных инспираторов «бундовских» притязаний и, пожалуй, вероятных защитников «польских» интересов. Лишь почти 50 лет спустя, в сентябре 1992 г., КГБ сообщил в своем органе «Щит и меч» об убийстве Эрлиха и Альтера⁴⁰.