3.2. Преследование и спасение — евреи во время германо-советского пакта

Сообщение о заключении пакта Молотова — Риббентропа в августе 1939 г. из всех граждан СССР оказало наиболее тяжелое воздействие на три миллиона советских евреев. В начале войны 27-летний летчик Марк Галлай летал на бомбардировщике, в разработке которого принимал участие. Во время одного из боевых вылетов он был сбит и после трехнедельного побега с места аварии сумел добраться до своих. Позже он испытывал первый реактивный самолет советских ВВС «МиГ-9», стал полковником и Героем Советского Союза. Через 25 лет после вторжения вермахта в СССР Галлай писал в журнале «Новый мир» о чувствах, которые разделял с большинством своих еврейских сограждан:

«Странными, непонятными для нашего поколения были двадцать два месяца между заключением договора о ненападении с Гитлером и началом войны… Договор большинство из нас восприняло как горькое лекарство — противно, но нужно. Однако дальше начались вещи, совсем уж непонятные. Фашистов перестали называть фашистами — ни в печати, ни в мало-мальски официальных докладах и речах найти это слово стало невозможно… Да, — нелегко было понять, что к чему!»¹⁴

По мнению многих историков, заключение пакта Молотова — Риббентропа 23 августа 1939 г. отмечает момент начала Второй мировой войны. «Пакт о ненападении» между Германией и Советским Союзом был фактически пактом о нападении на Польшу, которая оказалась разделенной в четвертый раз в своей истории. Советский Союз открыто дал понять своему союзнику, Германии, что он вступит на польскую территорию только после победы над этой страной, чтобы, как гласило официальное обоснование, прийти на помощь оказавшимся под угрозой украинцам и белорусам. О помощи евреям, которые также были угнетенным меньшинством в польском государстве, не прозвучало ни слова. Из 3, 3 млн евреев Польши 2, 1 млн чел. жили на территориях, оккупированных Германией, а 1, 2 млн чел. — на территориях, аннексированных Советским Союзом.

Восточная Польша под советским господством

Красная армия заняла территорию площадью в 200 тыс. км², на которой проживало 13 млн чел., в большинстве своем украинцы и белорусы. Поляки составляли треть населения, евреи — около одной десятой. 230 тыс. польских солдат, среди них 25 тыс. евреев, оказались в советском плену. Все военнопленные офицеры были отправлены в лагеря в Козельске, Старобельске и Осташкове. Гражданское население в момент вступления Красной армии 17 сентября 1939 г. отчасти дружески приветствовало ее как вероятного противника Германии. Советская пропаганда оправдывала аннексию в глазах украинского и белорусского населения как акт национального и социального освобождения из-под власти польских панов. Среди меньшинств, включая евреев, эта пропаганда часто падала на благодатную почву. В первые дни казалось, будто Красная армия действительно предлагает защиту, тем более что в Восточной Польше украинские националисты устраивали еврейские и польские погромы, а массированные бомбардировки со стороны немецких ВВС имели следствием большие жертвы среди гражданского населения Западной и Центральной Польши.

Советское руководство ожидало лояльности скорее от евреев, нежели от украинцев, которых подозревали в национализме, или от поляков — приверженцев погибшей республики. Поначалу оккупационные власти способствовали организации еврейской самообороны, еврейские коммунисты и другие левые могли играть важную роль в «революционных комитетах» и брать на себя должности чиновников разгромленного польского государства. В глазах многих поляков евреи оказались теми, кто извлекал пользу из нового режима. Сначала многие евреи полагали, что находятся в привилегированном положении, но симпатия к новым властителям быстро прошла. Через несколько недель коммунисты из Советского Союза сменили местных функционеров, а во время выборов в октябре 1939 г. население подверглось сильному давлению. В конце октября во Львове и Белостоке конституировались новые Народные собрания и подали ходатайства о присоединении к Советскому Союзу¹⁵.

Многие евреи, прежде всего мелкие торговцы и ремесленники, считались «капиталистами» и как «классовые враги» навлекали на себя подозрения чинов НКВД. Огосударствление банков, магазинов, ремесленных предприятий особенно сильно задело еврейское среднее сословие. Мелкие торговцы, разоряемые завышенными налогами, должны были уступать место государственным торговым организациям. Все это привело к резкому упадку экономики, от которого особенно сильно страдали евреи. Слова о том, что евреи пытались попасть из советской зоны в немецкую, могут прозвучать парадоксально. Но это были очень немногие в сравнении с массами евреев, бежавших на Восток через германо-советскую демаркационную линию и оказавшихся под огульным подозрением в шпионаже. 350 тыс. из 600 тыс. человек, бежавших на Восток, были евреями¹⁶, и значительная часть их подверглась депортации в восточные районы СССР, прежде всего в ходе третьей волны, когда хватали практически каждого, у кого не оказалось документов, признававшихся советскими властями, — а это очень часто касалось беженцев.

Порой они подвергались антисемитским оскорблениям. Например, Моше Гроссман рассказывает, как советский следователь спросил его, почему он бежал в Советский Союз. Услышав ответ: «Потому, что я еврей», чиновник сказал: «Они убивают евреев? Вы называете это убийством? Я бы мог тебе показать, как надо вас убивать, проклятая раса! Все вы негодяи и преступники. Вы пришли в Советский Союз, чтобы помешать нашей созидательной работе, разрушить нашу социалистическую собственность, нашу власть! Вас всех до последнего надо расстрелять как собак»¹⁷. До тех пор, пока в 1939 г. граница не была закрыта, беженцев иногда возвращали на территорию, занятую немцами. При обмене группами населения (украинцы на Восток, немцы на Запад) советские органы принимали во внимание только «чистых» украинцев, но не евреев¹⁸.

Секретный курьер Ян Карский, который позже нелегально вывез один из первых отчетов о немецких лагерях уничтожения в Польше¹⁹, писал в 1940 г. в секретном отчете польскому эмигрантскому правительству не без некоторой затаенной неприязни:

«Отношение евреев к большевикам польское население оценивает как очень положительное. В целом полагают, что евреи предали Польшу и польский народ, что они в принципе коммунисты, что они открыто перешли на сторону большевиков.

Евреи действительно в большинстве городов приветствовали большевиков корзинами роз, письменными и устными изъявлениями преданности и т. д. Правда, при этом необходима определенная дифференциация. Верно, что еврейские коммунисты, независимо от того, из каких социальных слоев они происходят, встречали большевиков с энтузиазмом. Еврейский пролетариат, мелкие торговцы, ремесленники и все те, чьи позиции в настоящее время улучшились в структурном отношении и кто ранее в первую очередь подвергался угнетению, унижению, нападкам со стороны польского элемента, — все они реагировали на новый режим положительно, если даже не с энтузиазмом.

Их позиция представляется мне вполне понятной. Конечно, есть совсем скверные случаи, когда они (евреи) доносят на поляков, на польских националистически настроенных студентов и польских политиков, направляют из-за своих письменных столов работу большевистской полиции или сами служат в полиции, клеветнически высказываются по поводу отношений (между поляками и евреями) в бывшей Польше. Следует, к сожалению, констатировать, что такие случаи очень распространены, распространены более, нежели те, что свидетельствовали бы о лояльности Польше или положительном отношении к полякам.

С другой стороны, у меня создается впечатление, что интеллигенция, наиболее зажиточные и культурные евреи (конечно, с определенными исключениями и без учета лицемеров), напротив, с определенной привязанностью думают о Польше и были бы счастливы, если бы могли в нынешней ситуации приветствовать поворот к независимости Польши. Естественно, это связано с хорошо продуманным собственным интересом. В настоящее время и им приходится сталкиваться с многочисленными трудностями, если даже не с угрозой коллективного уничтожения — их дома конфискуются, их лавки, магазины и фабрики изымаются под предлогом так называемой “социализации” и превращаются в своего рода кооперативы (в которых участие государства и выполнение государственных заказов играют чрезвычайно высокую роль). Это не позволяет им зарабатывать на жизнь или даже обеспечить минимум средств существования»²⁰.

Массовые депортации

В период между двумя мировыми войнами в Польше, несмотря на неоспоримо антисемитскую политику правительства, существовала еврейская общественность с активными общинами, культурными и образовательными учреждениями и политическими партиями. Организации, ликвидированные в Советском Союзе как представляющие враждебные течения — Бунд и сионисты, — имели в Польше много приверженцев, наряду с ними действовали консервативные и религиозно ориентированные партии. Ни школам, ни печати, ни издательствам или авторам не приходилось страдать из-за подавления древнееврейского языка или монополистического партийного контроля. Эту богатую национальную культуру разрушили ускоренными темпами, причем снова нашли применение методы репрессий в сочетании с частичной интеграцией, опробованные в начале 1920-х гг. в Советском Союзе.

Советская власть объявила упраздненной всякую дискриминацию национальных меньшинств, но ее новая диктатура сделала все население почти бесправным, что доказывают казни пленных польских офицеров в Катыни, многочисленные аресты и прежде всего массовые депортации. Приходится даже предположить, что с 1939 по 1941 г. в Восточной Польше жертвами репрессий стало больше людей, чем за то же время в Западной и Центральной Польше, находившейся под немецкой оккупацией. Примерно половину из 500 тыс. жертв на территориях, аннексированных Советским Союзом, составляли поляки, 30 % — евреи и 20 % —белорусы и украинцы. Тысячи евреев, большей частью сионисты, бундовцы и «буржуазные элементы», рассматривавшиеся как классовые враги, «национально-еврейские контрреволюционеры» или «космополитические элементы», были арестованы и депортированы в Сибирь. Это спасло им жизнь, пусть даже вопреки намерениям палачей из секретных служб. Те, кто был сослан НКВД в Сибирь, избежали смерти, которую им готовили айнзацгруппы начиная с июня 1941 г. По некоторым оценкам, в результате советских депортаций погибли около 30 тыс. евреев, и благодаря им же спаслось почти 100 тыс. чел.²¹

Как явствует из меморандума польского посольства в СССР от августа 1943 г., во время первой волны депортации в феврале 1940 г. из городов были насильственно вывезены прежде всего гражданские служащие — чиновники муниципальной администрации, судьи, сотрудники полицейского аппарата. На селе удар пришелся по рабочим-лесорубам, хуторянам и мелким крестьянам, почти исключительно полякам, украинцам и белорусам. Многие местечки полностью обезлюдели. Во время второй волны депортации в апреле 1940 г. настала очередь родственников уже арестованных, бежавших за границу или лиц, считавшихся пропавшими без вести. Среди них были торговцы, большей частью евреи, сельскохозяйственные рабочие национализированных имений и мелкие крестьяне из всех национальных групп. В июле 1940 г. были «изъяты» практически все польские граждане, бежавшие в сентябре 1939 г. в Восточную Польшу от немцев, и большинство среди них составляли евреи. Кроме того, НКВД депортировал в ходе этой третьей волны мелких торговцев, врачей, инженеров, адвокатов, журналистов, художников, университетских профессоров, учителей и других представителей польской интеллигенции. Во время четвертой и последней волны депортации незадолго до нападения Германии в июне 1941 г. были арестованы все те, кто до сих пор избежал преследований, а также дети из летних лагерей и сиротских домов. Большая часть евреев была депортирована в глубь СССР в июне 1940 г.²²

Убийство польско-еврейских офицеров в Катыни

Поражение Красной армии у ворот Варшавы в августе 1920 г. воспрепятствовало распространению советского коммунизма в Западной Европе и оживило традиционную вражду между поляками и русскими. Эта ненависть достигла своей ужасной кульминации, когда в 1940 г. в Советском Союзе выстрелами в голову были убиты 14 552 польских офицера и 7 305 других польских военнопленных.

30 июля 1941 г. польское правительство в изгнании во главе с генералом Сикорским и Советский Союз заключили соглашение о дружбе. В договоре, инициатором которого стал Черчилль, Советский Союз признавал польское правительство в изгнании в Лондоне и обязывался освободить из лагерей всех польских военных и гражданских пленных. В ходе воссоздания польской армии, которая воевала на стороне союзников, недосчитались тысяч офицеров. Загадка разрешилась только в апреле 1943 г., после того как вермахт заявил об обнаружении массовых захоронений под Катынью. 25 апреля 1943 г. советское руководство разорвало отношения с польским правительством якобы из-за клеветы. 50 лет кремлевские властители заведомо ложно утверждали, что эти убийства совершены немцами, и только 13 апреля 1990 г. они признали совершенные преступления, а в октябре 1992 г. представители России передали польскому правительству полную документацию со списком жертв.

В Катыни и других местах нашли смерть в том числе от 700 до 800 еврейских офицеров польской армии²³. Среди них были родившийся в 1897 г. старший полевой раввин польской армии майор Барух Штейнберг и многие ветераны польских легионов времен Первой мировой войны, например полковники Фабиан Ландау и Владислав Нелькен. В октябре и ноябре 1940 г. Красная армия передала более 42 тыс. польских военнопленных, происходивших из Западной Польши, своему союзнику — германскому вермахту. Напрасно тысячи евреев среди них просили позволения остаться в советском плену. Эта просьба была отвергнута, и позже они погибли в немецких шталагах. Из 60 тыс. польско-еврейских солдат, попавших в плен к немцам, лишь несколько сотен пережили массовые убийства в шталагах, находившихся в ведении вермахта²⁴.

Уничтожение еврейской культуры в Польше и Прибалтике

Молодой сионист Моше Клейнбаум, под именем Моше Снэ ставший после Второй мировой войны руководителем реформистской коммунистической партии Израиля «МАКИ», в отчете Науму Гольдману, датированном 1940 г., описывает ситуацию в Польше вполне в духе старых предубеждений против Бунда:

«Кампания ликвидации направлена прежде всего… против Бунда и сионизма. ГПУ применяет против двух этих организаций различную тактику. Оно предполагает, что круги рабочих-бундовцев, членов профсоюзов, могут быть легко интегрированы под знаменем советского режима. Следует только избавиться от вождей и аппарата секретарей и функционеров. Этот расчет оправдался. Эрлих и Альтер, руководители Центрального комитета Бунда, были арестованы, бюро местных комитетов Бунда закрыты, а их сотрудники взяты под стражу, как и руководители бундовских профсоюзов. Партийный аппарат был передан преданным коммунистам или, что обычно для таких обстоятельств, фанатикам-новообращенным. Таким образом был ликвидирован Бунд, а его “живой инвентарь”, как бестактно заявил в разговоре со мной один коммунистический руководитель во Львове, передан в советское владение. Образовательная сеть Бунда, “Централе йидише шул-организацие”, также без больших изменений была включена в советскую систему образования. Язык обучения сохранился. Большинство образовательных учреждений сохранились. Не убрали даже портреты Маркса и Энгельса. Несмотря на идеологическую революцию, имеются символы преемственности.

По отношению к сионистам ГПУ действовало совершенно иначе. Во-первых, потому, что здесь нет ничего сравнимого с тесной связью между коммунизмом и бундизмом — ни внешне, ни по содержанию. Во-вторых, психологическая оппозиция по отношению к советскому господству среди евреев с сионистскими тенденциями укоренена гораздо глубже, чем среди приверженцев Бунда. Поэтому ГПУ систематически преследует сионистов. Преследование становится все более жестким и охватывает все более широкие сионистские круги. Здесь существует контраст с роспуском Бунда. Со дня на день растет численность арестов сионистов и приверженцев иврита. Школы с преподаванием на иврите закрываются или превращаются в советские школы с преподаванием на идиш»²⁵.

С 1939 г. до нападения Германии на СССР численность евреев, живших под советским господством, возросла с трех примерно до пяти миллионов — они были согнаны с других аннексированных территорий или бежали из Центральной и Восточной Европы.

После того как Советское правительство в 1939 г. создало военные базы в трех прибалтийских республиках, Красная армия вошла туда летом 1940 г. Эти государства отклонили ультиматумы с требованием создания просоветских правительств и свободного доступа Красной армии. Теперь здесь также были устроены выборы по советскому образцу и десятки тысяч представителей элит депортированы в глубь Советского Союза. Тем самым должно было быть сломлено любое потенциальное сопротивление советскому господству, исходившее прежде всего из буржуазных слоев, к которым принадлежало много евреев. Депортации начались в конце 1940 г., достигнув кульминации в июне 1941 г., когда из Эстонии были вывезены 11 тыс. чел., из Латвии — 16 тыс. чел., а из Литвы — 21 тыс. чел. Таким образом, и часть евреев из этих стран избежала смерти от рук немцев или их союзников.

Умышленное игнорирование немецких преступлений

Когда Молотов 17 июня 1940 г. информировал представителей Германского рейха об оккупации Прибалтики, он поздравил их с «блестящим успехом» в походе против Франции. Двумя месяцами позже нарком иностранных дел СССР заявил о прочности отношений с Германией. Уже при заключении пакта германский министр иностранных дел Риббентроп чувствовал себя в Москве, украшенной свастиками, и в Кремле, «как будто среди старых товарищей». Советская пресса до 1941 г. не изображала Германию как агрессора, зато нападала на Францию и Великобританию как на империалистических поджигателей войны. Из обращения были изъяты даже исследования о прежних агрессивных войнах Германии.

Германия и в особенности немецкая культура обрели невиданную популярность. Сергей Эйзенштейн инсценировал в 1940 г. в Большом театре оперу Вагнера, а его фильм «Александр Невский», имевший сильные антинемецкие тенденции, напротив, исчез из кинотеатров точно так же, как и экранизации пьесы Фридриха Вольфа «Профессор Мамлок» и романа Лиона Фейхтвангера «Семья Опперман». Темой обоих фильмов был антисемитизм национал-социалистов, упоминание о котором и в художественной литературе стало невозможным. Все критические изображения национал-социализма были изъяты, новые пришлось переработать, чтобы получить разрешение на публикацию, — вместо «фашистского расизма» мишенью критики стал «реакционный расизм». В качестве примеров его жертв приводились не евреи в Германии, а чернокожие в США.

Как преступления немецких оккупантов в Польше, так и заключенные с Германским рейхом соглашения о переселении фольксдойчей с территорий, аннексированных Советским Союзом, замалчивались. Напротив, 17 сентября 1939 г. «Правда» опубликовала статью Давида Заславского, одного из наиболее беспринципных публицистов еврейского происхождения в сталинскую эпоху, который распространялся о связях польского эмигрантского правительства с еврейскими банкирами в Париже — как будто именно оно в это время убивало евреев в Польше. Соответствующие инстанции были осведомлены о «депортационных проектах» немцев, но продолжали прежний пропагандистский курс. Поэтому многие советские евреи в июне 1941 г. не отдавали себе отчета в намерениях немцев. Только в августе 1941 г. появилась брошюра о «гитлеровской резне в Польше», информировавшая о том, что «сразу же после вступления германских войск в Польшу началась кровавая резня ни в чем неповинного гражданского населения — беспомощных стариков, женщин и детей… Депортация евреев осуществлялась с особой жестокостью. Их не только депортировали из Западной Польши, но и убивали»²⁶. Уже в первые восемь недель войны айнзацкоманды расстреляли около 50 тыс. советских евреев.