6.1. Поход против «безродных космополитов» и волна антиеврейских чисток

Ликвидация ЕАК и убийство Михоэлса были первыми серьезнейшими признаками антисионистского поворота во внутренней политике Сталина, обозначившегося после Второй мировой войны. Это начало уничтожения еврейской культуры и систематического изгнания евреев из самых различных областей общественной жизни было частью новой большой чистки, охватившей экономику, науку, медицину, армию, органы безопасности, искусство и культуру. Остатки еврейской культуры, которые власти до сих пор еще терпели, оказались теперь под воздействием агрессивного антисемитизма, нагнетавшегося также и властями — более того, именно ими. Видные представители советского еврейства, даже Илья Эренбург, полностью превратились в игрушку идеологических интересов Сталина и его спецслужб. Поэтому послевоенные годы можно охарактеризовать как «черные годы» советского еврейства¹.

Открытая юдофобия: атака на театральных критиков

Арест почти всего руководства ЕАК к концу января 1949 г. до поры до времени оставался тайной. 28 января 1949 г. «Правда» дала старт массированной атаке против так называемых космополитов, характеризовавшейся отчетливо антисемитским неистовством. В статье «Об одной антипатриотической группе театральных критиков» были, наряду с русским драматургом Леонидом Малюгиным и армянином Григорием Бояджиевым, подвергнуты разносной критике пятеро писателей еврейского происхождения — Александр Борщаговский, Ефим Холодов, Абрам Гурвич, Иосиф Юзовский и Яков Варшавский, охарактеризованные как «паразиты». Все вышеназванные печатались в русскоязычной прессе и не были связаны с еврейской национальной культурой. В статье говорилось, что они «утратили свою ответственность перед народом» и являются «носителями глубоко отвратительного для советского человека, враждебного ему безродного космополитизма. […] Какое представление может быть у А. Гурвича о национальном характере русского советского человека?»²

Как могли прозвучать эти до сих пор неслыханные на страницах партийной печати слова, тональность которых навеяна самыми глубинными антисемитскими фобиями? Почему именно театральные критики стали первой жертвой нового обострения антиеврейской политики? Ответ следует искать в интригах советской бюрократии от культуры. Между объединением театральных критиков и Союзом писателей СССР, а также его генеральным секретарем Александром Фадеевым, на протяжении некоторого времени существовала напряженность. Критики якобы покровительствовали в своих рецензиях иностранным пьесам — например, Борщаговский в «Известиях» в ноябре 1948 г. хвалил пьесу Артура Миллера. В том же месяце в Отделе агитации и пропаганды ЦК состоялось заседание, в котором участвовали, правда, пока на стороне нападающих, некоторые критики, позже подвергнутые шельмованию. Фадеев, который еще в 1920-е гг. в своем романе «Разгром» вывел фигуру верного линии партии, несгибаемого коммуниста-еврея, стал мишенью критики, в частности, за издание произведений классиков И. Ильфа и Е. Петрова, теперь считавшихся «антисоветскими», и намеревался нанести ответный удар. Секретарь ЦК Г. М. Маленков, начальник управления кадров ивместесЛ. П. Берией один из главных столпов сталинской империи, с готовностью пришел на помощь Фадееву. Было состряпано доноси-тельское письмо журналистки «Известий» Сталину, которое должно было обратить его внимание на театральных критиков. Оно содержало все имена (еврейские), несколько позже появившиеся в «Правде», и предвосхищало обвинения против «космополитов и дельцов»: «У них нет национальной гордости, нет идей и принципов, ими руководит только стремление к личной карьере и к проведению европо-американских взглядов о том, что советского искусства нет». Может быть, Сталин сам поручил Маленкову подготовить такое письмо, во всяком случае, он быстро дал понять, куда склоняется чаша его благосклонности. Сотрудник Отдела агитации и пропаганды ЦК Д. Т. Шепилов уже доказал свое соответствие новому антисемитскому духу времени, потребовав в 1948 г. закрыть еженедельную газету «Москоу ньюс», редакция которой, как он указывал, состояла из 1 русского, 1 армянина и 23 евреев. В январе Сталин распорядился о закрытии газеты, и Шепилов тут же пожертвовал критиками, которых до тех пор защищал. После того как он указал Маленкову на преобладание нерусских лиц (85 %) в объединении театральных критиков, Оргбюро ЦК 24 января 1949 г. постановило публично пригвоздить критиков к позорному столбу. Обсуждались различные проекты статьи, а напечатанный текст, повлекший за собой серию антисемитской стряпни, редактировал Сталин³.

Одним из знаковых событий была статья в «Литературной газете» от 12 февраля 1949 г. под названием «Безродные космополиты», в которой, в частности, говорилось: «Глубокое возмущение вызывает деятельность Б. Яковлева (Хольцмана), который пытался протащить на страницы “Нового мира” вредную, антипартийную статью. Б. Хольцман клевещет в ней на все достижения советской литературы»⁴. Мнимого Яковлева звали, оказывается, Хольцманом! «Раскрытие» звучавших по-русски псевдонимов как «маскировочных имен» врагов-евреев обостряло травлю театральных критиков. Еще важнее было то обстоятельство, что статья в «Литературной газете» опиралась на опубликованную прежде статью о еврейской литературе для нового издания «Большой советской энциклопедии» и разоблачала «еврейский национализм» — он, по словам авторов статьи, воплощает идею единства евреев всего мира, почему они и являются космополитами, а не патриотами. Несколькими днями ранее в Союзе писателей было подвергнуто критике то обстоятельство, что в энциклопедии учитывались даже «десятистепенные» еврейские писатели⁵.

Обвинение в космополитизме выдвигалось только против театральных критиков, писавших по-русски, и других деятелей культуры, относившихся к числу ассимилированных евреев. На основании письма, подписанного заместителем Фадеева Константином Симоновым и секретарем правления Анатолием Софроновым, Союз писателей исключил «антипатриотических критиков». В результате они потеряли возможность публиковаться, заработок и статус в обществе, но, в отличие от ведущих еврейских писателей и поэтов, были арестованы только в день смерти Сталина в марте 1953 г.

В борьбе против ассимилированных евреев космополитизм как пропагандистский лозунг легко превратился в обвинение в еврейском национализме, так как в контексте русского шовинизма было очень трудно представить себе, что у евреев нет родины. «Националисты» же не могли быть охарактеризованы просто как «космополиты», ибо оба ярлыка противоречили друг другу. Поэтому суд в 1952 г. не протестовал, когда обвиняемые И. Фефер, Л. Штерн и И.Ватенберг* резко отвергли обвинение в приверженности обоим уклонам.

Сталинистская стратегия применяла по отношению к ассимилированным евреям и тем, кто был проникнут национальным сознанием, очень разные методы. Последние были тайно арестованы и позже убиты. Общественности, как советской, так и международной, которой еврейские поэты были хорошо известны, по возможности не следовало знать об этом. Закрытие еврейских театров, ликвидация еврейских секций союзов писателей и другие атаки на «еврейский национализм» также не становились достоянием гласности. Напротив, Сталин избрал ассимилированных евреев, участвовавших в русской культурной жизни, в качестве участников публичного ритуала, в ходе которого должно было быть продемонстрировано изгнание интернационалистского духа из империи. Их не предполагалось ликвидировать — достаточно было убрать с должностей, которые отдали «настоящим русским».

В апреле 1950 г. раскрытие псевдонимов было внезапно прекращено, но в феврале 1951 г. «Комсомольская правда» возобновила эту позорную практику. В марте «Литературная газета» опубликовала статью Константина Симонова, защищавшую псевдонимы как частное дело авторов. В 1952 г., как позже писал Симонов, даже Сталин был возмущен антисемитской практикой раскрытия псевдонимов. Например, во время дискуссии о романе писателя Мальцева он спросил его коллег:

«Почему Мальцев, а в скобках стоит Ровинский? В чем дело? До каких пор это будет продолжаться? В прошлом году уже говорили на эту тему, запретили представлять на премию, указывая двойные фамилии. Зачем это делается? Зачем пишется двойная фамилия? Если человек избрал себе литературный псевдоним — это его право, не будем уже говорить ни о чем другом, просто об элементарном приличии. Человек имеет право писать под тем псевдонимом, который он себе избрал. Но, видимо, кому-то приятно подчеркнуть, что у этого человека двойная фамилия, подчеркнуть, что это еврей. Зачем это подчеркивать? Кому это надо? Человека надо писать под той фамилией, под которой он себя пишет сам. Человек хочет иметь псевдоним. Он себя ощущает так, как это для него естественно. Зачем же его тянуть, тащить назад?»⁶

В своих мемуарах Эренбург рассказывал о прозвучавших уже в конце марта 1949 г. словах Сталина, что эта практика пахнет антисемитизмом, и о том, что Сталин распорядился покончить с раскрытием псевдонимов. Следующий эпизод содержится только в посмертном издании воспоминаний Эренбурга. Американская коммунистическая газета «Дейли уоркер» попросила его опровергнуть в статье обвинение в антисемитском характере раскрытия псевдонимов. Писатель не отважился даже ответить на это предложение⁷.

Сталинский протест против разоблачения псевдонимов и открытая квалификация этого как антисемитизма кажутся странными. У Симонова было впечатление, что он присутствует на спектакле. Ему было ясно, что за кампанией стоял Сталин, об этом и Эренбург узнал от Фадеева. Боялся ли Сталин, сам носитель псевдонима, скрывавшего его нерусское происхождение, что лавина русского шовинизма, которую он привел в движение, в один прекрасный день накроет и его? Очевидно, в то время как его органы безопасности собирали материалы о мнимом еврейском заговоре, он хотел обуздать открытый антисемитизм, чтобы не слишком рисковать своей репутацией в глазах международной левой общественности.

Искоренение «космополитизма»

В понятие «космополитизма» не вкладывался отрицательный смысл ни в начале 1930-х гг., ни во время патриотического поворота, начавшегося с 1937 г.⁸ Только когда ЦК ВКП(б) принял новые тезисы Жданова, началось время «ждановщины», а с ней и расцвет борьбы с космополитизмом. Жданов, главный оратор на совещании, на котором осенью 1946 г. был основан Коминформ, призванный служить заменой Коминтерна, распущенного Сталиным в 1943 г., в августе 1946 г. провозгласил партийные директивы для деятелей культуры. Все отклонения от канона социалистического реализма как единственно верного художественного метода считались «формализмом» и «эстетством». Примерами нового ужесточения духовной тирании стала судьба журналов «Звезда» и «Ленинград», а также Анны Ахматовой и Михаила Зощенко (оба не были евреями). Вся кампания направлялась против Запада, который считался противником в будущей войне, и политика в области культуры должна была сплотить ряды против врага. Все западное попало под подозрение, и любое признание Запада клеймилось как «низкопоклонство». Чтобы принизить достижения Запада, все средства массовой информации рассказывали об открытиях, которые первыми совершили русские. Типичным для этой истерии было и запрещение с 1947 г. (до 1953 г.) браков советских граждан с иностранцами.

Вскоре в кампании обнаружились антисемитские нотки. Уже в 1946 г. критик-еврей Исаак Нусинов был обруган в газете «Культура и жизнь» «бродягой беспачпортным», «искажающим на западный лад» национального поэта Пушкина и, как вампир, похищающим у него «русскую душу»⁹. Так старые антисемитские стереотипы не имеющих родины, вечно странствующих евреев слились с типичной для России комбинацией антиеврейских и затаенных антизападных предрассудков. При Иване Грозном евреи считались пособниками враждебной Польши, во время Первой мировой войны депортировались как мнимые сторонники немцев, теперь же, с их неприятием всего «истинно русского», оказались ославленными в качестве пятой колонны Запада во главе с американцами.

После того как в январе 1949 г. статьи против театральных критиков придали кампании «против космополитов» открыто антиеврей-скую окраску и тем самым дали сигнал для травли, во всех учреждениях науки и культуры состоялись собрания, на которых разоблачали мнимых космополитов. При этом в самых первых рядах жертв стояли евреи. Им вменялись в вину научные «ошибки», например переоценка западных исследований или терпимое отношение к «буржуазному объективизму», обогащение, стремление к высоким должностям и кумовство в подборе кадров, причем последнее обвинение нередко звучало как «евреи берут на работу только евреев». Научные журналы печатали специальные номера, посвященные космополитизму с многостраничными списками его защитников, которые, как, например, в «Вопросах истории», содержали практически одни лишь еврейские имена¹⁰.

Массовые увольнения евреев

Увольнялись и подвергались преследованиям педагоги, журналисты, деятели искусства и науки еврейского происхождения, в том числе и те, которые никогда не занимались еврейскими темами. Волна чисток захватила даже средний и высший командный состав армии. С 1949 по 1953 г. были досрочно уволены со службы 63 генерала, 270 полковников и подполковников-евреев. Они мужественно сражались во время войны, получали тысячи высших отличий за храбрость, но теперь это не имело значения. В 1950 г. среди 1316 депутатов двух палат Верховного Совета было только пять евреев, включая Кагановича и Эренбурга. Единственное нарушение, совершенное заслуженными и тем не менее уволенными гражданами, заключалось в «пятом пункте» паспорта, «национальность», где указывалось «еврей».

В одном только Госплане было уволено 300 сотрудников-евреев. В начале марта 1949 г. редакторы «Правды» проводили многочасовые заседания, в ходе которых была разоблачена группа, состоявшая из четырех евреев и одного русского. Виновным пришлось признать себя даже Давиду Заславскому, вернейшему среди верных Сталину евреев — работников печати, — из-за своих контактов с Михоэлсом и Шимелиовичем, членства в ЕАК и приобретения абонемента в Еврейский театр. Когда в том же месяце других еврейских журналистов уволили из редакции «Правды», ему пришлось оставить руководство кафедрой журналистики в Высшей партийной школе при ЦК ВКП(б).

Профсоюзная газета «Труд» уволила в 1950–1951 гг. 40 сотрудников, в результате чего доля евреев в редакции снизилась с 50 до 20 %. В газете ВМФ «Красный флот» имели место нападки на «еврея Рудного», «еврея Ивича» — на такие почти нацистские интонации остальная пресса не решалась".

Трагические и до сих пор в значительной степени неизвестные масштабы приняло преследование евреев в промышленности. Со времен образования СССР они числились среди пионеров техники и военной промышленности. Инженер Владимир Энгланд построил в Петрограде первый советский танк, а в 1920 г. Соломон Бройде сконструировал первый танк с пушкой и пулеметом МС-1. Анатолий Штельфман возглавлял в 1930 г. первую группу конструкторов танков в СССР. В автотракторной промышленности работало немало евреев — исследователей, конструкторов, директоров и квалифицированных рабочих. Когда вследствие арабского вторжения существование Израиля оказалось под угрозой и многочисленные сотрудники-евреи автозавода им. Сталина в Москве в письме в ЕАК потребовали от советской промышленности оказания помощи недавно созданному государству, следователи активизировались. Они раскрыли «еврейское националистическое подполье», за этим последовали аресты, признания и обвинения в шпионаже. Десять арестованных были расстреляны, а другие приговорены к длительным срокам лишения свободы. Подобные события разыгрывались на многих других промышленных предприятиях, в том числе на многочисленных подшипниковых и авиационных заводах. Хрущев вспоминал о реакции Сталина на такие сообщения:

«Помню, в начале 50-х годов возникли какие-то шероховатости, что-то вроде волынки на 30-м авиационном заводе. Доложили об этом Сталину по партийной линии. И госбезопасность тоже докладывала. Заговорщиков приписали к евреям. Когда мы сидели у Сталина и обменивались мнениями, он обратился ко мне как к первому секретарю Московского городского комитета партии: “Надо организовать здоровых рабочих, пусть они возьмут дубинки и, когда кончится рабочий день, побьют этих евреев”»¹².

Хрущев полагал, что Сталин считал еврейскую группу на ЗИСе «заговором американского империализма». Это дело вызвало увольнения даже в Министерстве автомобильной и тракторной промышленности, и в числе уволенных был заместитель министра Ю. Коган. В мае 1950 г. Политбюро приняло резолюцию о политических ошибках в этом министерстве. В директиве, разработанной на сей счет Сусловым, имеются многочисленные указания на антиеврейский характер чистки, Сталин же предпочитал вариант, «нейтральный» в этническом отношении. В июне 1950 г. во все министерства ушла директива, требовавшая представления ежегодного отчета об их кадрах. Историк Г. В. Костырченко интерпретирует это как бюрократическую подготовку новой чистки, достигшей кульминации в событиях вокруг «дела врачей».

Только советские атомщики оказались не затронуты охотой на «космополитов» и преследованием евреев, так как Берия защищал их от Абакумова. В 1945 г. Сталин поручил наркому внутренних дел создание новых гигантских военно-промышленных комплексов, в которых приоритетными были ядерные исследования. Создание собственной атомной бомбы спасло жизнь и физику Сандлеру, который был автоматически виновен как двоюродный брат одного из «руководителей сионистов» с автозавода им. Сталина.

Физики, не работавшие в атомной сфере, не были неприкосновенными. В 1943 г. доцент физического факультета МГУ Ноздрев указал в письме Щербакову на то, что в 1938 г. численность евреев — выпускников физфака составляла половину численности русских выпускников, а уже в 1942 г. численность тех и других сравнялась. Ввиду «большой опасности монополии» Ноздрев требовал введения национальных квот. Правда, в 1946 г. он был освобожден от обязанностей секретаря парткома университета из-за своей слишком откровенной антисемитской позиции, но в том же году отмечалась «ненормальная кадровая ситуация», так как среди 765 ученых Московского государственного университета насчитывалось 208 евреев. Получив в 1950 г. сообщение о «монопольной группе» среди физиков-теоре-тиков МГУ, состоящей из «представителей еврейской национальности», Маленков распорядился о проведении чистки¹³.