4.4. ЕАК в условиях усиливающегося антисемитизма в Советском Союзе

Евреи нежелательны

От внимания «органов» не укрылось то обстоятельство, что национальное самосознание и национальная гордость советских евреев возросли в результате контактов с «западными евреями», как называли еврейское население аннексированных территорий в Восточной Польше, Прибалтике, Бессарабии и Буковине, а под влиянием массового уничтожения евреев снова усилилось чувство общности. Они бдительно наблюдали за возрождением еврейских интересов, которое ставилось в вину ЕАК, и готовили за кулисами новые антиеврей-ские мероприятия.

Квоты для евреев, введенные в 1939 г., основывались на устных указаниях из-за боязни документально засвидетельствовать разрыв со старой интернационалистской риторикой. Но с 1942 г. высокопоставленные сотрудники партийного аппарата без обиняков требовали в меморандумах проведения антисемитских мероприятий. 17 августа 1942 г. к архивным делам был приобщен такого рода документ, вышедший из-под пера Г. Ф. Александрова. Александров, один из ведущих партийных идеологов и академик АН СССР, с 1940 по 1947 г. возглавлял Отдел агитации и пропаганды ЦК, и его заключения играли важную роль не только в трагической истории ЕАК, но и в преследовании нееврейских писателей, например А. Ахматовой, и композиторов Д. Шостаковича и С. Прокофьева. Этот философ-марксист сам подвергся в 1943 г. нападкам из-за тома «Истории философии», вышедшего, в частности, и под его редакцией, так как в нем слишком положительно оценивались «реакционные воззрения» Гегеля, Фихте и других немецких мыслителей, а в 1944 г. стал объектом критики за слишком благосклонные к царскому прошлому тексты по истории СССР¹⁸.

Его меморандум 1942 г. был направлен секретарям ЦК Г. М. Маленкову, А. С. Щербакову и А. А. Андрееву и озаглавлен нейтрально «О подборе и выдвижении кадров в искусстве». Главным пунктом была жалоба на «нерусских людей (преимущественно евреев)» в органах управления советской культурой. Прилагались списки имен сотрудников важных учреждений культуры, начиная с Большого театра, в руководстве которого были перечислены десять евреев, один армянин и один русский. Затем следовали аналогичные списки по Московской и Ленинградской консерваториям, и таким образом советские документы достигли уровня памфлетов, изготовлявшихся с 1941 г. немецким министерством по делам оккупированных восточных территорий, которое возглавлял Розенберг. Александров сетовал также на то, что преимущественно «нерусские музыкальные критики» хвалят только евреев и игнорируют русских художников. Списки, где не были обойдены даже отделы культуры редакций партийных органов «Правда» и «Известия», заключались рекомендацией выдвигать русские кадры и «провести уже сейчас частичное обновление руководящих кадров». Это можно было понимать только как призыв к увольнению евреев¹⁹.

Об антисемитизме внутри Советского Союза в 1942 г. имеется много свидетельств. В ходе процесса против ЕАК обвиняемый Борис Шимелиович заявил:

«Лично я никогда по отношению к себе не чувствовал антисемитизма. До 1942 года я ни разу не слышал вообще от кого-либо об антисемитизме. Примерно в 1942 году отдельные мои знакомые врачи-евреи стали мне говорить, что среди руководителей здравоохранения появились случаи проявления антисемитизма. Дело в том, что бывший Наркомздрав Митерев совершил большую политическую глупость. Он в течение 2, 5 месяцев изъял из состава редакций медицинских журналов всех евреев. Кроме того, были еще отдельные случаи антисемитизма и в Академии медицинских наук. Я написал об этом письма Г. М. Маленкову и был вызван в ЦК»²⁰.

Лина Штерн также сообщает перед судом о подобной истории. До 1943 г. она ничего не слышала о каких-либо различиях между евреями и неевреями. Той весной, однако, ее сотруднику Штору предложили де-юре подать в отставку с поста заведующего лабораторией при сохранении работы и оклада. Ректор университета объяснил ему, что неудобно, когда в вузе, носящем имя Ломоносова, заведующий кафедрой — еврей. По этой причине многие уже были отстранены от должности. Лина Штерн, которая была против отставки своего сотрудника, не хотела поверить, что существует соответствующее постановление. Но, когда были уволены две секретарши «с нерусскими фамилиями» в редакции редактировавшегося ею медицинского журнала, там сослались на постановление о том, что нужно уменьшить число евреев в редакции — в качестве реакции на пропагандистские листовки немцев. Сергеев, действительный член Академии медицинских наук, как и Штерн, заявил даже, что надо уволить 90 % медиков-евреев, оставив только известных, вроде нее. Когда академик Емельян Ярославский, партийный работник и автор исследований по истории КПСС, поставил под сомнение существование такого постановления, Лина Штерн написала Сталину. Ее пригласили в Секретариат ЦК, где по поручению генералиссимуса (в 1943 г. Сталин еще не был генералиссимусом. — Прим. пер.) с ней два часа разговаривали Г. М. Маленков и Н. Н. Шаталин. На ее вопрос, неужели даже сотрудники ЦК могли отдавать подобные вражеские указания, Маленков ответил, что такое возможно, так как в СССР просочилось очень много шпионов и диверсантов. Он лицемерно критиковал Сергеева и хвалил Штерн за ее поведение²¹. В тот момент партийное руководство еще не осмеливалось раздражать знаменитых и лояльных евреев, если они пока могли быть полезны в качестве ученых.

Первые атаки против ЕАК

У Переца Маркиша уже в июне 1941 г. появилось мрачное предчувствие новой антисемитской волны, когда «Правда», как ему объяснил редактор П.Н. Поспелов, по политическим причинам не напечатала антифашистское стихотворение поэта²². В своих мемуарах Эренбург воспроизводит состоявшийся в 1943 г. разговор со Щербаковым, не отрицавшим существования затаенных антисемитских предрассудков:

«Летом Совинформбюро попросило меня написать обращение к американским евреям о зверствах гитлеровцев, о необходимости как можно скорее разбить третий рейх. Один из помощников А. С. Щербакова — Кондаков — забраковал мой текст, сказал, что незачем упоминать о подвигах евреев, солдат Красной армии: “Это бахвальство”. Я… написал Щербакову. Александр Сергеевич принял меня в ПУРе. Разговор был длинным и тяжелым для обоих. Щербаков сказал, что Кондаков “переусердствовал”, но в моей статье нужно кое-что снять… Я возразил. Щербаков рассердился, но перевел разговор на другую, пожалуй, смежную тему, он похвалил мои статьи и вместе с тем покритиковал: “Солдаты хотят услышать о Суворове, а вы цитируете Гейне”»²³.

Н.И. Кондаков был одним из первых сотрудников Совинформбюро, открыто атаковавших ЕАК. Как критически писал Эпштейн в письме Щербакову в ноябре 1943 г., по мнению некоторых товарищей-неевреев, Кондаков считал существование комитета излишним²⁴. Во время процесса против ЕАК Лозовский называл этого функционера, написавшего немало доносительских отчетов о нем и других членах комитета и усердно регистрировавшего уродливые проявления еврейского национализма, «ставленником Александрова» (Кондаков был его заместителем). В 1944 г. Кондаков был уволен из Совинформбюро за растрату и назначен главным редактором Государственного учебно-педагогического издательства Наркомпроса РСФСР. Председатель военного суда заметил на сей счет, что Кондаков писал не для того, «чтобы скрыть свои преступления, а писал о националистической деятельности Еврейского антифашистского комитета»²⁵.

И. Юзефович* показал в ходе судебного процесса, что на новогодней вечеринке сотрудник Совинформбюро Волков кричал, что все «жиды» подлецы, что Лозовский подлец, троцкист, меньшевик, «жид». Правда, этого Волкова вскоре уволили²⁶.

Тем не менее было бы упрощением объяснять нападки на комитет одними лишь интригами бессовестных аппаратчиков, которые считали, что усиление патриотического курса дает им право на великорусский шовинизм. Жесткую критику высказывали временами и еврейские сотрудники ЕАК. Так, Соломон Брегман* в начале 1945 г. обрушился с критикой на члена Президиума комитета Переда Маркиша за то, что тот не одобрял позицию советских властей в отношении евреев, возвращавшихся в освобожденные районы²⁷. Во время процесса против ЕАК Брегман показал, что Маркиш возмущался после переименования Сталиндорфа в Сталинский район, т. е. замены названия на идиш русским: «…рушится Сталинская конституция, рушатся сталинские устои! Почему переименовали Сталиндорф? Надо пойти с этим вопросом к Сталину». С такого рода доносами партийный работник обращался в ЦК также в 1946 и 1947 гг.²⁸

Усиление антисемитизма среди населения

После 1941 г. антисемитизм среди населения существенно усилился. Партизаны отказывались принимать в свои отряды евреев или даже грабили группы евреев, бежавших в леса. В 1943 г. в Галиции партизаны заняли несколько городов в немецком тылу, но не прилагали особых усилий, чтобы спасти евреев — узников гетто²⁹. Эти замечания историка Самуила Эттингера следует дополнить, указав, что в советском тылу евреи подвергались клевете, выражавшейся в утверждениях, что они, мол, слишком трусливы, чтобы сражаться, и хотят только обделывать свои дела. На улице унижали и евреев — ветеранов войны, говоря, что они купили свои ордена далеко от фронта, на черном рынке где-нибудь в Средней Азии. Даже писатель Михаил Шолохов, впоследствии лауреат Нобелевской премии, принял участие в этой травле³⁰.

На территориях, освобожденных от немецкого господства, комитету вскоре пришлось засвидетельствовать все новые антисемитские выпады, более того, представительство интересов тех, кто пережил Холокост, стало вскоре одной из важнейших и, с точки зрения правительства, нежелательных его задач³¹.

Плохие вести приходили в Москву, особенно с Украины. Нередко бюрократы отказывали евреям в выдаче паспортов, так что тем не удавалось вернуться на освобожденные территории, местные власти не поддерживали евреев, если новые жильцы не пускали старых в их прежнее жилье. В сентябре 1944 г. Илье Эренбургу сообщали в письме, что председатель исполкома Калининдорфского (в прошлом еврейского) района сказал вернувшимся из эвакуации: «Зачем вы прибыли, кому вы нужны, никто вас не звал»³².

Это лишь одно свидетельство из многих. О подобных инцидентах Михоэлс и Эпштейн уже в мае 1944 г. поставили в известность Молотова, который переслал письмо Хрущеву в Киев. Но если в 1920-е гг. антисемитизм и его негативные последствия были на Украине важной темой пропагандистских кампаний, то в 1944 г. и позже никто не принимал подобных мер, хотя евреи снова превращались в козлов отпущения. Им вменялась в вину даже нехватка продовольствия и жилья. По окончании гражданской войны антисемитизм 1920-х гг. не приводил к кровопролитию, а в 1944 г. во время погрома в Киеве были убитые, сотни евреев в конце войны, случалось, подвергались избиениям, было зарегистрировано и несколько смертных случаев³³.

Министр государственной безопасности Украины в памятной записке, направленной Хрущеву в августе 1944 г., объяснял антисемитские настроения, с одной стороны, пропагандой немцев и их союзников — украинских националистов, с другой — малой долей евреев среди солдат и офицеров Красной армии. Следовательно, просто перенимался распространенный предрассудок, хотя он и не имел объективной основы. В документе утверждалось, что евреи распускают слухи о наказании украинцев за их сотрудничество с немцами и уклоняются от военной службы и физического труда. Таким образом, антисемитизм был, как считал украинский чекист, результатом не только национал-социалистской пропаганды, но и поведения самих евреев, тем более что «еврейский национализм» дополнительно раздувал его. Как проявления еврейского национализма, пояснявшиеся, в частности, на примере Давида Гофштейна, истолковывались выступления против антисемитизма, кроме того, поощрение к эмиграции или высказывания о более высоком уровне жизни в США, о сионизме и распространение слухов о том, что евреи получат от Советского правительства территорию. «Националистическими» считались требования евреев к правительству принять меры против антисемитизма или заявления о том, что руководящие политики, например Хрущев, настроены антисемитски. Вытекавшие из меморандума рекомендации делали более сильный акцент на борьбе против сионизма и «еврейского национализма», нежели на борьбе против антисемитизма³⁴.

Третий митинг

На третьем митинге ЕАК во время войны, который стал крупнейшим за всю его историю, антисемитизм в целом подвергся атаке.

Митинг состоялся 2 апреля 1944 г. в Москве. В престижном Колонном зале Дома Союзов под большим портретом Сталина собрались 3 тыс. чел. Это было вскоре после начала советского весеннего наступления. Вся Украина, кроме Крыма, стала свободной. Фабрики смерти в Польше работали тогда на полную мощность, и масштабы массового уничтожения евреев были уже известны. Несмотря на эти ужасающие сообщения, надежда на восстановление еврейской жизни в Советском Союзе после войны существовала — причем именно среди руководства ЕАК. Официально признавалось одно лишь господство Сталина, и «мудрый вождь народов» был назван на первом месте в приветствии митинга. В своих выступлениях Михоэлс, наряду с обязательными восхвалениями «гениального Сталина», выразил и национальные чувства, обращаясь, как и ранее, к «братьям и сестрам, сыновьям и дочерям еврейского народа». Он напомнил о еврейской трагедии и говорил о героизме еврейского народа. «В Европе за несколько лет уничтожено свыше четырех миллионов наших братьев, т. е. около четверти нашего народа… Мы с гордостью можем заявить, что евреи по количеству награжденных за боевые действия на фронтах Отечественной войны стоят на четвертом месте среди национальностей Советского Союза»³⁵.

Фефер, не преминувший воздать хвалу «старшему брату — великому русскому народу», сказал: «Пепел Бабьего Яра жжет наши сердца, пламя горит в наших глазах, пепел лег на наши жгучие раны и не дает нам покоя. Мы гордимся нашими советскими людьми и призываем евреев всего мира принять участие в войне против гаманов по примеру советских народов, по примеру советских евреев, по примеру героев варшавского гетто, которыми мы гордимся как нашими братьями по оружию».

Еврейский поэт и партизан Абрам Суцкевер*, незадолго до митинга доставленный в Москву из партизанского лагеря, рассказал об убийствах евреев и о борьбе еврейских партизан. Главный раввин Московской еврейской общины Шлойме Шлиффер говорил о том, что «все лучшие наши сыны и дочери принимают участие в священной борьбе за уничтожение врага».

Выступали также Герои Советского Союза: гвардии полковник Рафаил Мильнер и гвардии майор Леонид Бубер, командир дивизиона подводных лодок на Балтийском море капитан второго ранга Г. Гольдберг, партизан майор Меир Блехман, 70-летний партизан Хаим-Арон Хазанов, мать погибшего Героя Советского Союза Лазаря Паперника, Борис Шимелиович и многие другие.

Третий пленум

На следующем, третьем пленуме ЕАК, проходившем с 8 по 11 апреля 1944 г., Эпштейн лишь мимоходом коснулся вновь усиливавшегося антисемитизма. Он призывал не обобщать отдельные события. По его словам, в Советском Союзе нет почвы для антисемитизма, а ЕАК, напротив, должен бороться против нездорового националистического настроения в собственных рядах. В ходе дискуссии на заседании президиума ЕАК в октябре 1944 г. Эпштейн предостерегал как Шимелио-вича, так и Михоэлса от превращения пропагандистского института в некий «комиссариат по еврейским делам».

Уже во время последнего митинга члены ЕАК, разбившись на небольшие кружки, горячо спорили о будущих задачах комитета. В число этих задач входили и связи с зарубежными еврейскими сообществами. Вопрос о том, будут ли кремлевские властители терпеть продолжение контактов со Всемирным еврейским конгрессом, недолго оставался тайной. ВЕК готовил на 11 ноября 1944 г. конференцию, на которой должны были обсуждаться планы помощи в воссоздании после войны разрушенных еврейских общин Европы. Руководители ЕАК просили члена ЦК Щербакова одобрить участие в этой конференции советской делегации в составе десяти человек, в которую должны были входить генералы Я. Крейзер (глава делегации) и А. Кац, командир подводной лодки И. Фисанович, гвардии капитан Эмма Вульф, партизанский командир А. Зорин, председатель Биробиджанского Совета М.Зильберштейн, ученый А. Фрумкин, Ш. Эпштейн, Д. Бергельсон и Л. Гонор. Щербаков согласился с поездкой четверых посланцев, но в конце концов никто из членов ЕАК не смог принять участие в конференции³⁶.

Итоги деятельности ЕАК

После капитуляции Германии у ЕАК были основания гордиться своим вкладом в победу. В майском (1945 г.) номере выходившего на идиш журнала «Идише культур», органа Еврейского культурного союза в Нью-Йорке, по поводу победы союзников было опубликовано следующее воззвание ЕАК к евреям Америки и всего мира:

«Вперед к новой жизни!

Дорогие братья и сестры!

Еврейский антифашистский комитет Советского Союза сердечно приветствует вас по случаю окончания освободительной войны против гитлеровской Германии, войны, которая привела к полному поражению Германии героической Красной армией и армиями союзников.

Мы счастливы, что многонациональный Советский Союз сыграл под водительством Маршала Сталина решающую роль в величайшей исторической битве за свободу и счастье всего человечества. Мы счастливы, что сыновья и дочери нашего еврейского народа внесли свой вклад в великую победу.

В этот исторический день мы с благоговением вспоминаем о ге-роях-бойцах всех народов, которые пролили свою кровь, защищая честь и свободу человечества от фашистского вандализма и каннибализма. Мы склоняем головы перед могилами бесчисленных жертв, которыми фашисты покрыли землю многострадальной Европы. Человечество никогда не забудет позорных деяний фашистов в Майда-неке, Треблинке, Аушвице, Бухенвальде, Дахау, Бабьем Яре, Понарах и десятках других фабрик смерти.

Еврейский народ, часто подвергавшийся преследованиям на протяжении своей долгой истории, еще никогда не переживал таких кровавых кошмаров, как во времена преступного господства гитлеровских мракобесов.

Несмотря на огромные жертвы и потери, наш народ вышел из борьбы не на жизнь, а на смерть против коричневых палачей более сильным в духовном отношении, окрепнув и проникнувшись боевым настроением, даже если его численность и уменьшилась. Он полон надежды и веры в то, что для всех народов мира началась новая эпоха.

Фашистские орды на всех полях битвы были стерты в пыль, но каждый свободолюбивый человек должен помнить, что, пока фашизм не искоренен в политическом и моральном отношении, никто не может быть уверен в прочности давно ожидавшегося и оплаченного дорогой ценой мира.

Ради счастья и свободы будущих поколений каждый из нас обязан всеми силами содействовать искоренению фашизма во всех его формах, повсюду и под какой бы маской он ни скрывался.

Фашистские преступники, как и античеловеческая расовая ненависть, должны в послевоенное время быть объявлены вне закона и подвергнуться строжайшему наказанию. Еврейский народ предъявит свой счет гитлеровской Германии. Следует, не теряя времени, приступить к подготовке нашего обвинения против подстрекателей к войне и тех, кто убивал целые народы, перед судом Объединенных Наций.

В тяжелые годы войны окрепла боевая дружба между нашими странами. Укрепилось взаимопонимание евреев всех стран, и был заложен фундамент согласия в борьбе за жизнь, благосостояние и культуру нашего народа.

Великая победа обязывает нас еще более упрочивать нашу дружбу в борьбе против всех форм реакции в еврейском обществе и бороться против открытых или скрытых защитников фашизма.

Вперед к светлому будущему человечества! Вперед к новой жизни, которая будет строиться на принципах подлинной свободы, на началах равенства, братства и дружбы всех народов!»

Ставшие недавно доступными дела ЕАК в Центральном государственном архиве Октябрьской революции (с 1992 г. — Государственный архив Российской Федерации. — Прим. пер.) впервые позволили познакомиться с деятельностью комитета во время войны. В Америке, Англии и Палестине в ходе упоминавшейся поездки Михоэл-са и Фефера были основаны сотни комитетов помощи Советскому Союзу. На Западе было собрано не менее 45 млн долл. для Красной армии — огромная сумма для частных пожертвований. В посещавшихся посланцами ЕАК странах вышло более 700 статей в разных органах печати. Агентство печати комитета, ИСПА, разослало в зарубежную прессу около 23 тыс. статей, многочисленные рукописи книг и более 3 тыс. фотографий, которые были опубликованы 8 агентствами печати в 264 периодических изданиях 12 стран.

Зная об относительно небольшой численности работников комитета, размещавшегося в скромном здании на Кропоткинской улице, 10, в Москве, можно задаться вопросом: как удавалось достигать таких результатов? Ответ таков: большая часть работы безвозмездно выполнялась бесчисленными внештатными сотрудниками, военными корреспондентами, переводчиками, писателями и журналистами. В 1 273 делах архива ЕАК находятся картотеки сотрудников газеты «Эйникайт», Агентства печати ИСПА, военных корреспондентов и филиалов на периферии. Наряду с именами 64 штатных сотрудников дела содержат еще 349 имен внештатных сотрудников. 30 специальным картотекам с данными на лиц, которые по роду своей деятельности поддерживали для ЕАК контакты с заграницей, суждено было существенно сократить сроки жизни этих лиц в ходе позднейших закрытых процессов. Кроме того, имеется картотека с 4 015 именами авторов статей в публикациях комитета.

Наконец, характеристика деятельности ЕАК во время войны дополняется еще и тем фактом, что его резиденция в Москве стала пунктом живого общения, встреч еврейской общественности, казалось, заменившим многие учреждения еврейской культуры, уничтоженные перед войной³⁷. Но именно в результате этой деятельности, а также в результате протестов членов комитета против возрастающей терпимости к антисемитизму комитет навлек на себя немилость диктатора. Самая большая тень, однако, накрыла ЕАК благодаря его инициативе, вошедшей в историю под названием «Крымского проекта».