5.3. Непрерывный обстрел критики: ЕАК на мушке у следователей

Повороты в советской ближневосточной политике усиливали «кризис идентичности» в ЕАК. Уже непосредственно по окончании Второй мировой войны среди его членов возникли серьезнейшие разногласия по поводу дальнейших задач, целей и объема деятельности комитета среди советских евреев. Разгорелся конфликт между представителями линии абсолютной верности Сталину, например Лозовским и Михо-элсом, и другими, кто и после войны стремился отстаивать интересы евреев. Последние не хотели понять, что Сталин использовал их лишь как пропагандистов, и то только во время войны. На территориях, освобожденных Советской армией, многим пережившим Холокост приходилось опасаться мести коллаборационистов, занявших во время войны их жилища. Те члены и сотрудники комитета, которые помогали этим людям, лишившимся корней, в обеспечении жильем, работой и в поиске родных, в том числе за границей, сталкивались с критикой и помехами со стороны своих конформистски настроенных коллег.

ЕАК оказывается в изоляции

В начале 1945 г. Соломон Шпигельгляс*, до тех пор не игравший какой-либо роли в еврейских делах, стал преемником агента Лубянки, ответственного секретаря ЕАК Шахно Эпштейна, умершего незадолго до этого. Когда и он умер в 1946 г., виртуальным руководителем ЕАК был назначен Григорий Хейфец, бывший секретарь вдовы Ленина Н. К. Крупской и высокопоставленный агент НКВД в США. Ни один документ не мог без его подписи выйти из стен комитета. Он оставался в этой должности до ликвидации ЕАК.

В кулуарах сионистского конгресса в декабре 1946 г. в Базеле, в котором участвовали и многочисленные сионисты левосоциалистического направления, речь шла о проведении всемирной конференции с участием ЕАК. Многочисленные еврейские антифашистские комитеты, действовавшие в США, Англии, Мексике и прежде всего в Палестине, хотели и после войны продолжить свою работу посредством основания международного еврейского прогрессивного (т. е. левого, просоветского) движения. Адресованные в ЦК предложения Ми-хоэлса и Фефера разрешить посещение соответствующих форумов в Европе или Соединенных Штатах неизменно отклонялись.

Всемирный еврейский конгресс также прилагал усилия к вовлечению советских евреев в дело восстановления разрушенных еврейских общин Европы. Хотя в европейской конференции ВЕК, состоявшейся в апреле 1947 г. в Праге, участвовали делегации еврейских организаций из коммунистических стран, участие ЕАК было запрещено. Вместо этого в «Эйникайт» появлялось все больше статей, нападавших на ВЕК за его нейтралитет; в доверительном же общении шеф ЕАК Хейфец уже атаковал ЕАК как антисоветскую «шпионскую организацию»²⁹.

Монополия на русский национализм

К концу войны националистическое содержание пропаганды было несколько ослаблено, но русско-славянский патриотизм продолжал жить и после дня Победы, тогда как другие «национализмы», способствовавшие наращиванию военных усилий в 1941 г., были в мгновение ока забыты, а чтобы помочь забвению, исключены из общественной жизни. Самое позднее с 1946 г., когда опустился железный занавес и общественное мнение западного мира не играло больше никакой роли, Сталин смог продолжить начатую еще до войны русификацию Советского Союза. Это почувствовали многие национальности и их культурные институты, но евреи были затронуты новой политикой сильнее всего, так как теперь была дана воля как официальному антисемитизму сверху, так и скрытому, снизу.

Самое важное заявление в духе русского национализма сделал Сталин, провозгласивший на приеме в честь командующих фронтами:

«Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа, и прежде всего русского народа. (Бурные, продолжительные аплодисменты, крики «ура».) Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза. Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны. Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение»³⁰.

Если слово «русский» в этом тексте заменили бы словом «еврейский», то получился бы манифест «еврейского национализма», который любого, кто его распространял, поставил бы перед стволами расстрельной команды — так же, как это произошло с руководством ЕАК в 1952 г. Но применялась двойная мерка. Русский шовинизм был разрешен, национализм других наций оставался под запретом. Запрещались даже, прежде всего по соображениям внешнеполитического характера, антифашистско-антигерманские заявления. Уже 14 апреля 1945 г., за три недели до окончания войны, Г. Ф. Александров атаковал в «Правде» Илью Эренбурга из-за его враждебности к немцам. Эренбург, лауреат Ленинской и Сталинской премий, самый знаменитый среди советских военных корреспондентов, которого солдаты называли «маршалом нашей литературы», автор более 2 тыс. репортажей с фронта и статей, вышедших в 1944 г. в Москве трехтомным изданием, был назван в статье просто «товарищем Эренбургом» и обвинен в том, что не делает различий между нацистами и немецким народом³¹. Эрен-бургу, который четыре года своей жизни поставил на непрерывную службу победе над нацистской Германией, не было позволено присутствовать при подписании акта о капитуляции Германии в Берлине.

В октябре 1945 г. Александров предложил распустить Совинформбюро. Он не преминул «украсить» свою критику по поводу низкого уровня работы сотрудников бюро списком еврейских авторов, но в этот раз Сталин отклонил предложение³². 21 июня 1946 г. в подробной докладной записке партийному идеологу Суслову, начинавшему восхождение по ступеням карьеры, Михоэлс и Фефер разъяснили историю комитета, рассказали о его деятельности и личном составе. Руководство комитета состояло в переписке также с Берией, Молотовым и Маленковым, всегда преследуя при этом апологетические, оборонительные цели.

Фефер рассказал суду, при каких обстоятельствах он и Михоэлс были вызваны в ЦК. Там хотели знать, считают ли они целесообразным закрытие антифашистских комитетов. Михоэлс счел это преждевременным, так как, по его мнению, фашизм не исчез и с ним по-прежнему предстоит бороться. Затем комиссия ЦК в составе пяти человек приказала вывезти весь архив ЕАК на нескольких грузовиках. После двух- или трехмесячной проверки руководству комитета сообщили, что ликвидация откладывается. В конце 1946 г. архив был конфискован во второй раз и в феврале следующего года возвращен с поручением продолжать работу.

В июле 1946 г. после еще одной проверки комиссия ЦК пришла к выводу, что комитет руководствуется «недопустимой концепцией относительно евреев». 12 октября 1946 г. МГБ (Министерство государственной безопасности — новое название всех институтов, которые до 1945 г. назывались НКВД) направило в ЦК и Совет министров записку под названием «О националистических проявлениях среди некоторых работников Еврейского антифашистского комитета». В августе 1946 г. ЕАК был выделен из состава Совинформбюро и подчинен непосредственно Отделу внешней политики ЦК. В это время неформальными путями из Совинформбюро увольнялось все больше евреев.

Инквизиторы приступают к работе

Суслов все строже берег чистоту учения и постепенно врастал в роль главного идеолога, которую он не утратил до конца эпохи Брежнева. 19 ноября 1946 г. он направил большой доносительский меморандум о ЕАК Сталину, Молотову, Маленкову, Берии, Микояну, Вознесенскому, Андрееву, Ворошилову, Кагановичу, Булганину, Швернику, Жданову, Кузнецову, Патоличеву, Попову и Косыгину, т. е. всему советскому руководству. В нем Суслов оценивал свойственную ЕАК тенденцию к высокой оценке роли евреев в историческом прошлом и в Советском Союзе как мелкобуржуазный, националистический и сионистский перегиб. Ссылаясь на определение «еврейского вопроса», данное Лениным и Сталиным, он обвинял комитет в занятии «позиции буржуазного еврейского сионизма и бундизма». Национальные еврейские тенденции, приветствовавшиеся во время войны, которые должны были побудить как советских, так и западных евреев к бблыиим усилиям ради победы Советского Союза, теперь клеймились как еврейский национально-шовинистический уклон, причем отождествлялись в высшей степени различные позиции Бунда, сионизма и «буржуазных» евреев.

7 января 1947 г. Александров и Суслов в докладе, адресованном Молотову и Кузнецову, предложили закрыть ЕАК, так как он выполнил свою задачу, принял «националистический и сионистский» характер и подстрекает к тому же советских евреев. В придачу он, по словам авторов доклада, связан с зарубежными буржуазно-реакционными еврейскими кругами. В проекте резолюции, подписанном Михоэлсом, упоминалось только о том, что задачи комитета исчерпаны, и выражалась благодарность его сотрудникам³³.

В записке от апреля 1947 г. Александров хвалит тексты еврейских авторов времен войны как «оптимистические и патриотические».

Тем самым он реагирует на упрек М. И. Щербакова (речь идет о заведующем отделом Управления кадров ЦК ВКП(б). — Прим. пер.), в октябре 1946 г. выражавшего недовольство тем, что в текстах советских еврейских авторов с 1941 по 1945 г. проявлялись «националистические и мистически-религиозные» настроения. Конечно, Александров хотел защитить не ЕАК, а лишь самого себя. В конце концов он был ответствен за наблюдение над комитетом, и обвинения, имеющие обратную силу, могли сказаться на нем самом. После того как Совин-формбюро занялась новая комиссия, 25 июня 1947 г. Лозовский был смещен с должности его руководителя, и через несколько дней снова был конфискован весь архив ЕАК. Следствие пришло к выводу, что ЕАК превратился фактически в «комиссариат по еврейским делам» и обнаруживает симпатии к сионистским идеям³⁴.

Всего лишь через несколько дней последовал новый удар, пусть еще и не смертельный: два высокопоставленных сотрудника ЦК, Л. С. Баранов и В. Г. Григорьян, в обстоятельном заключении, написанном по заданию Жданова 19 июля 1947 г., рекомендовали модифицировать задачи комитета. Ему ставилось в заслугу то обстоятельство, что в последних отправленных за границу статьях имеется больше материалов о «дружбе народов» в Советском Союзе. Это могло означать только благожелательное согласие с тем, что о евреях сообщалось меньше, зато о русских больше положительного. Правда, комитет не использует свои связи с заграницей для получения полезной научной, технической и политической информации. Выражалось недовольство и качеством «Эйникайт». ЕАК не должен был больше функционировать как представительство советских евреев. Его важнейшей задачей после переориентации становилась борьба против сионизма, пропаганда превосходства советской системы и получение информации из-за границы. «Эйникайт» должна была выходить раз в месяц, а прежних сотрудников отчасти следовало заменить квалифицированными, надежными журналистами³⁵.

Последнее предложение, имевшее целью «оздоровление» ЕАК и превращение его в орган, влияющий на «демократических» (т. е. просоветски настроенных) евреев за рубежом, представил в апреле 1948 г. Отдел внешней политики ЦК. Заключение, также подготовленное Барановым, рекомендовало заново сформировать президиум, удалив из него И. Фефера, А. Фрумкина, С. Галкина, Я. Штерн, С. Брегмана, 3. Бриккера, Д. Бергельсона, Я. Шейнина, Г.Жица, И. Юзефовича и Я. Квитко и, напротив, сохранив на своих постах Я. Крейзера, М. Губельмана, Б. Шимелиовича, В. Зускина, П. Маркиша, Я. Гонора и Г. Хейфеца. С. Маршак, Я. Крейзер, Б. Иофан или Б. Збарский должны были взять на себя председательские функции. В качестве новых членов президиума намечались известные деятели искусства Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс, Исаак Дунаевский и прима-балерина Майя Плисецкая, а также дважды Герой Советского Союза генерал Давид Драгунский.

Госбезопасность произносит смертный приговор ЕАК

Но 26 марта 1948 г. с гораздо более высокой властной позиции был отправлен 15-страничный отчет Сталину, Молотову, Жданову и Кузнецову. Его автор, министр государственной безопасности В. С. Абакумов, сразу же изложил свои «результаты»: «Министерством государственной безопасности СССР в результате проводимых чекистских мероприятий устанавливается, что руководители Еврейского антифашистского комитета, являясь активными националистами и ориентируясь на американцев, по существу проводят антисоветскую националистическую работу. Особенно заметно проамериканское влияние в работе Еврейского антифашистского комитета стало сказываться после поездки руководителей Комитета Михоэлса и Фефера в Соединенные Штаты Америки, где они установили контакт с видными еврейскими деятелями, часть из которых связана с американской разведкой. Бывший председатель президиума Комитета Михоэлс С. М., известный еще задолго до войны как активный националист, был своего рода знаменем националистически настроенных еврейских кругов. Михоэлс стянул в Комитет своих единомышленников из числа еврейских националистических авторитетов».

Абакумов открыто сказал, о ком идет речь, назвав имена Фефера, Маркиша, Бергельсона, Квитко, Добрушина, Штерн, Юзефовича, Галкина, Шимелиовича, Зускина и Фрумкина, позже обвиненных и расстрелянных членов ЕАК. Эта группа, по словам министра, использовала работу комитета в качестве прикрытия своей «антисоветской деятельности»; на Украине и в Белоруссии органами госбезопасности были разоблачены подобные «группы», также использовавшие ЕАК для установления контактов с зарубежными еврейскими националистами. В свете сказанного и поездка Михоэлса и Фефера в США служила враждебным целям, а все их собеседники были объявлены врагами Советской власти. Стивену Вайзу, Хаиму Вейцману, Джеймсу Розенбергу, Науму Гольдману, Арчибальду Сильверману, Фрицу Холлендеру и Зелигу Бродецкому, всем тем, кто во время войны материально и пропагандистски поддерживал Советский Союз, были теперь вменены в вину связи с Троцким или американской и британской разведками. Всем этим врагам Михоэлс и Фефер якобы рассказывали о дискриминации евреев в Советском Союзе. В 1944 г. комитет под руководством Михоэлса и Фефера поставил вопрос о Крыме, в обсуждениях участвовал и помогал формулировать письмо в том числе и Лозовский. Датированное 1944 г. письмо о «якобы», как писал Абакумов, растущем антисемитизме также превращается под его пером во враждебную акцию. В своей информации, отправляемой за границу, комитет сообщал только о евреях и не противодействовал антисоветской пропаганде. Визиты благожелательно настроенных гостей из США (Гольдберга и Новика) выдавались за шпионаж и в качестве важного контактного лица «был разоблачен» американский журналист Р. Магидов. Меморандум заканчивался утверждением: «Среди арестованных за последнее время еврейских националистов МГБ СССР разоблачен ряд американских и английских шпионов, которые, будучи враждебно настроены против советского строя, вели подрывную работу».

Абсурдное обвинение в шпионаже демонстрирует, что после войны простой «контакт» с Западом интерпретировался советскими руководителями и идеологами как опасность. За борьбой против фашизма должна была последовать консолидация сферы советского влияния, определявшейся теперь как противовес Америке и Западной Европе. Работа ЕАК больше не вписывалась в такую политическую и идеологическую ситуацию, и с учетом последней эта работа оценивалась по-новому. Национальные претензии евреев были подчинены политике в отношении Палестины и, следовательно, внешнеполитическим интересам. С победой над Германией антифашистские заслуги комитета ушли в прошлое, остались, однако, «контакты» между теми еврейскими антифашистами из разных стран и сфер влияния, которые не всегда могли отделить друг от друга национальные претензии, антифашистское Сопротивление и социалистические убеждения с такой же ясностью, как это делали советские партийные и государственные инстанции. Теперь эти инстанции обесценили ЕАК, превратив его в агентство по представлению интересов евреев, причем доказательством такого рода деятельности должны были служить письма, которые комитет получал с 1943 г. Сотрудники МГБ, выросшие в атмосфере сталинизма, могли, вероятно, представить себе написание писем или другие реакции людей только как мероприятие, организованное «сверху».

Меморандум Абакумова не содержит никаких рекомендаций относительно дальнейших действий, но предвосхищает судебное следствие и даже приговор членам ЕАК, вынесенный в 1952 г. Высшее руководство великой державы, Советского Союза, затратило много времени и усилий на преследование нескольких безвредных поэтов, писателей и ученых, хотя они верно выполняли свой долг перед советской родиной. Тысячи менее знаменитых евреев подверглись преследованиям, были брошены в тюрьмы и убиты без процессов — как уже упоминалось, за «шпионаж» или «национализм».

Конец ЕАК

25-страничный протокол заседания президиума ЕАК, которое состоялось за месяц до ликвидации комитета, 21 октября 1948 г., является в высшей степени информативным и в то же время потрясающим документом. В заседании участвовали:

Григорий Хейфец, секретарь ЕАК, в 1952 г. приговорен к 25 годам заключения в лагерях Гулага и освобожден после смерти Сталина;

Григорий Жиц, главный редактор «Эйникайт», арестован в 1949 г., умер в тюрьме в октябре 1954 г.;

Арон Кац, генерал бронетанковых войск, служил в Генеральном штабе, умер в 1971 г. в Москве;

Лев Александрович Шейнин (не смешивать с писателем и следователем Львом Романовичем Шейниным), чиновник высокого ранга, в том числе ректор ряда технических высших учебных заведений, в 1949 г. приговорен к десяти годам лишения свободы;

Моисей Губельман, партийный работник с многолетним стажем, умер в 1968 г. в Москве;

Абрам Гонтарь, еврейский поэт, пережил заключение и умер в 1981 г.;

Соломон Хайкин и Слепак, еврейские журналисты, выжили после преследований;

Александр Беленький, историк и эссеист, выжил после преследований и умер в 1991 г. в Москве;

Арон Вергелис, редактор журнала «Советиш геймланд» («Советская Родина»), позже основатель Антисионистского комитета советской общественности, никогда не подвергался преследованиям и живет в Москве;

Ицик Фефер, Лев Квитко и Давид Бергельсон, были казнены;

Соломон Брегман, умер в тюрьме.

Биографические данные Езерской, Зислина и Новика, также участвовавших в заседании, отсутствуют.

После доклада Слепака о событиях в Израиле и дискуссии на эту тему участники заседания решили усилить «просветительскую» работу, направленную против сионизма. В заключение Фефер предложил освободить его от работы. Он хотел сделать это уже три года назад, намереваясь вернуться к литературному труду. Коллеги Фефера, вероятно, чувствуя, что он просто собирается вынуть голову из петли, которая затягивалась медленно, но верно, не удовлетворили его просьбу³⁶.

Несмотря на уничтожающий меморандум Абакумова, комитет практически не тревожили еще почти полгода. Это, вероятно, может быть объяснено советской политикой в отношении Израиля, которая только осенью 1948 г. претерпела резкое изменение. Но тогда-то и последовал смертельный удар, нанесенный с лаконичной краткостью росчерка бюрократического пера. Документ относительно ЕАК, оказавшийся до поры до времени последним, является важнейшим и в то же время самым кратким. С пометкой «Строго секретно» товарищам Маленкову, Абакумову и Смиртюкову была направлена выписка из протокола № 66 заседания Политбюро ЦК от 20 ноября 1948 г., пункт 81, касавшийся ЕАК:

«Бюро Совета Министров СССР поручает Министерству государственной безопасности немедля распустить Еврейский антифашистский комитет, так как, как показывают факты, этот Комитет является центром антисоветской пропаганды и регулярно поставляет антисоветскую информацию органам иностранной разведки. В соответствии с этим органы печати этого Комитета закрыть, дела Комитета забрать. Пока никого не арестовывать»³⁷.