XXIII
XXIII
В 1907 году Вильгельм приобрел для себя виллу на острове Корфу. Довольно скромное здание в неогреческом стиле ранее принадлежало австрийской императрице Елизавете — Сисси. Туда она удалялась, чтобы отдохнуть от своего супруга Франца Иосифа и от суеты венского двора. Перед домом она установила бюст покойного сына Рудольфа. Бюст Генриха Гейне, также установленный в саду, Вильгельм заменил другим, изображавшим Сисси. О судьбе бюста Рудольфа история умалчивает. Вильгельм дал вилле новое название — «Ахиллейон» — в честь своего героя Ахиллеса. Отныне пребывание на вилле стало непременным пунктом в ежегодной программе путешествий кайзера. В отличие от «северных экспедиций» сюда допускались и представительницы слабого пола, хотя размеры апартаментов накладывали определенные ограничения. Как правило, на самой вилле жили только Вильгельм с супругой, гофмаршал и несколько слуг; гости размещались в близлежащих домах. Отдыхающих иногда навещали члены греческой королевской семьи, в море их покой охраняли корабли британского королевского флота.
Местные крестьяне приносили на виллу цветы, получая в виде вознаграждения куски мыла, и адъютантам было приказано всегда иметь мыло в карманах. Кайзер позволял себе расслабиться: после завтрака он обычно нежился на солнышке, сидя на террасе, откуда открывался вид на поросший оливковыми деревьями склон горы и город Корфу. В это время он заслушивал какой-нибудь доклад или читал прибывшую депешу. После обеда, также довольно скромного, все на машинах отправлялись на пикник — в том случае, если кайзер не был занят раскопками. Вильгельм любил быструю езду, поэтому пассажиры следовавших за ним машин буквально задыхались в пыли. Под колеса автомобиля кайзера попали несколько местных собак — гофмаршал выдавал хозяевам денежную компенсацию.
Начиная с 1911 года Вильгельм все более увлеченно занимался археологическими изысканиями на острове. Греческие власти финансировали раскопки в пригороде Корфу — Гарице. Там была найдена фигура Медузы-Горгоны доклассического периода, образ которой запечатлелся у кайзера на всю оставшуюся жизнь, часть хорошо сохранившегося фриза, а также большое количество разных статуй из храмов. Вильгельм обзавелся маленькой лопатой и принялся копать. Соответственно, раскопками занялась и вся его свита — ее члены к работе лопатой отнеслись с меньшим энтузиазмом, чем монарх. В какой-то год пребывания немецкого кайзера-археолога на острове совпал с православной Пасхой. Все спутники Вильгельма с удовольствием предвкушали пять дней отдыха от утомительного труда; каково же было их разочарование, когда греческий король соизволил сделать для немецких гостей исключение, разрешив им работать и во время пасхальных каникул!
8 мая 1912 года греческий король издал специальный указ, согласно которому немецкой «экспедиции» для раскопок был выделен новый участок территории острова. На самом деле поросший ежевикой холм был уже не раз перекопан, однако кайзер был в восторге. Как вспоминает Мюллер, он воскликнул: «Наконец-то у меня снова есть чем заняться!» И действительно: каждый день по шесть — восемь часов он отдавался новому увлечению. «Ничто не могло его отвлечь — ни красоты пейзажа, ни сообщения из Германии». В один прекрасный день Мюллер решил, что с него хватит, и досрочно отправился с места раскопок на виллу под тем предлогом, что у него там срочная работа. Вильгельм грозно повернулся костальным. «Ну что, господа, может быть, найдется еще кто-то, кому придет в голову дезертировать?» На следующий день советникам Вильгельма пришлось на четверть часа прервать совещание по поводу событий в соседней Албании, — ждали, когда Вильгельм по телефону выяснил с берлинским профессором-историком интересующий его вопрос. И это в тот момент, когда рядом бушует гражданская война и льется кровь! Мюллер не мог скрыть своего возмущения. Сам Вильгельм считал, что он существенно обогатил мировую науку; обращаясь к профессору Георгу Каро, он заявил в свойственной ему залихватской манере: «Я, конечно, не профессионал, но, видимо, это хорошо, что Провидение избрало именно меня для того, чтобы наметить новые направления в археологии».
Помимо раскопок, большое удовлетворение Вильгельму доставляло созерцание танцев, которые исполняли между стволами древних олив женщины из соседнего селения Гастари. Он решил поставить такой номер на сцене берлинской оперы. Идею активно поддержал театральный интендант Хюльзен. «Печальная история!» — сухо прокомментировал эту затею Мюллер. Тем не менее представление под названием «Керкира» действительно вскоре появилось в репертуаре театра.
В перерывах между раскопками кайзер находил время, чтобы высказать некоторые конструктивные идеи на будущее. Во время «Кильской недели» 1907 года он пригласил на борт «Идуны», которая, кстати, заняла первое место на гонках того года, французского дипломата Раймона Леконта и поделился с ним своими мечтами о единой Европе: «Решение великих мировых задач будущего требует создания Объединенной Европы, и именно здесь Франция и Германия пойдут вместе, рука об руку». От перспектив он перешел к современности: Германия готова сделать «красивый жест» в Марокко — но только при условии, что «Франция заключит прочный союз с Германией». Закончил он метафорой: «Я прошу ее руки, более того — я страстно хочу ее объятий».