I

I

Как вспоминает известный английский историк Джон Уилер-Беннет, его отец в свое время выразился о немецком кайзере кратко и выразительно: «Шавка брехливая!» Это было сказано за завтраком в кругу семьи, в разгар Первой мировой войны, но подобную характеристику можно встретить и в сугубо научных трудах самого недавнего времени. Стандартные ассоциации, вызванные образом Вильгельма, — это нелепые каскетки и плюмажи, мундиры различных полков и родов войск, непременно с аксельбантами, ордена, неизвестно за какие заслуги полученные, пронзительный взгляд, усы торчком, парализованная левая рука на эфесе сабли. Понятно, что такой набор не мог импонировать почтенному английскому джентльмену.

Репутация последнего немецкого кайзера в глазах британцев была подмочена еще до его коронации, в возрасте двадцати девяти лет — в июне 1888 года. Его мать — старшая дочь английской королевы Виктории — вышла замуж за прусского кронпринца Фридриха (лишь позже он стал германским кронпринцем, а затем — кайзером), завоевала симпатии британской прессы и общественности тем, что решительно отказалась пресмыкаться перед помещиками-юнкерами, подлинными властителями той страны, в которой ей пришлось жить. Она стремилась превратить своего мужа в либерала английского толка, и ей удалось представить его таковым в глазах общественного мнения. Неудивительно, что, когда между повзрослевшим сыном и матерью возник конфликт, англичане встали на сторону последней. Когда Вильгельм стал проявлять признаки нетерпения на пути к трону, это добавило ему уколов со стороны прессы.

Поддержку он нашел у юнкеров, которые готовы были пойти на все, лишь бы только новый монарх вернулся к «старым, добрым прусским обычаям» и отказался от идеи «либеральной» империи, которая была для них синонимом власти ненавистной им чужестранки. Вильгельм между тем оказался личностью крайне противоречивой. Он мечтал стать вторым Фридрихом Великим, но как было возможно войти в этот образ Вильгельму-калеке, едва державшемуся в седле? Ему нельзя отказать в живом уме и интеллекте, но кайзер Германии, несомненно, страдал маниакально-депрессивным психозом. Кроме того, всем остальным занятиям он предпочитал пьянство и охоту. Прусская традиция диктовала необходимость добрых отношений с Россией, могучим восточным соседом, однако в этом вопросе сказалось влияние матери, к тому же семейные связи действовали в ином направлении: для Вильгельма приоритетом стало установление хороших отношений с Великобританией.

Он всегда говорил, что Германия и Англия — естественные союзники: немцы должны владычествовать на суше, англичане — на море. Затратив четверть века на то, чтобы убедить англичан в преимуществах такого партнерства, он так и не преуспел в этом предприятии. Судьбой Европы в то время управляли монархи — близкие родственники Вильгельма, однако он так и не мог определить, на кого из них можно опереться. Преемника Виктории на британском троне, «дядю Берти», и его министров — лорда Солсбери или Эдуарда Грея он считал снобами и был убежден, что на него они смотрят свысока — как на малого ребенка или бедного родственника. По мнению Вильгельма, Европа не принимала Германию в клуб великих держав, и он воспринимал это как личное оскорбление.

Поскольку мягкость и лесть на англичан не действовали, Вильгельм решил испробовать иные, более жесткие методы. К их числу относятся известная телеграмма лидеру трансваальских сепаратистов Ому Крюгеру с выражением симпатии и поддержки в их борьбе против англичан, а также принятие широкомасштабной программы строительства военно-морского флота. И то и другое привело к последствиям, прямо противоположным желаемому: вместо того чтобы пойти на уступки, британское правительство предпочло устроить нечто вроде публичной порки германскому монарху.

Вильгельм называл себя «кайзером примирения». Своей главной задачей он считал консолидацию Германской империи, созданную его дедом (и канцлером Бисмарком). Государству, по мнению внука, пришла пора излечиться от детских болезней и обрести свой специфический стиль в сфере живописи, архитектуры, художественного театра, оперного искусства. В решении этой задачи Вильгельм, надо сказать, немало преуспел. Если говорить о жажде военных подвигов, то здесь кайзер сильно уступал своему сыну, тоже Вильгельму, который с возрастом сделался самой популярной фигурой в империи. Реакцией отца стало не только чувство уязвленного самолюбия, но и стремление сравняться со своим отпрыском по части «твердости и решительности» по отношению к «врагам рейха». Есть точка зрения, согласно которой кайзер пошел на развязывание войны из-за опасения, что его обвинят в чрезмерной мягкости.

К моменту начала войны, в 1914 году, Вильгельм мог по праву записать на свой счет одно поразительное достижение: по объему производства Германия обогнала Великобританию. Развитие экономики и внешней торговли превышало темпы роста всех стран, находившихся примерно на той же ступени развития. Конечно, это было прежде всего заслугой «новых немцев» — банкиров и промышленников, однако Вильгельм всячески способствовал их деятельности и охотно прислушивался к их советам. Большое влияние на него оказала теория американского представителя геополитики Алфреда Мэхэна, который считал завоевание господства на море главным условием победы в войне. Вильгельм, впрочем, главной причиной строительства мощного океанского военного флота называл необходимость защиты торгового флага.

Роковым образом германская морская программа привела к развязыванию бешеной гонки вооружений: появление немецких линкоров в Северном море Великобритания расценила как угрозу своему морскому владычеству. Более того, для большей гарантии собственной безопасности Великобритания пошла на сближение с двумя самыми могущественными державами континентальной Европы — Францией и Россией. Первая из них не могла смириться с немецкой аннексией Эльзаса и Лотарингии в 1871 году, ее опасения вызывал и быстрый рост золотого запаса Германии. Франция содержала большую, хорошо вооруженную армию на границе с Германией — своим «потенциальным противником» на Востоке. Россия начиная с 1890 года упорно отвергала все предложения Германии о союзе и, быстро преодолев последствия поражения в войне с Японией, неуклонно наращивала численность армии и вооружения на границах с Германией и расширяла железнодорожную сеть в западных регионах. Вакуум силы на Балканах манил Россию к черноморским проливам, но здесь ее интересы сталкивались с интересами Австро-Венгрии — союзника Германии, которая была не прочь увеличить свои территории за счет нескольких новых провинций.

Вильгельм постепенно пришел к убеждению, что державы Антанты создают кольцо окружения вокруг Германии, намереваясь задушить ее раз и навсегда. Несомненным фактом было то, что отношения между странами Антанты укреплялись, в то время как Германии от своих союзников помощи ждать не приходилось — ни от разрываемой внутренними конфликтами Италии, ни от «больного человека Европы» — Австро-Венгрии. Австро-Венгрия, напротив, вовлекла Германию в сложные интриги балканской политики. Вильгельм пытался разрешать конфликты мирными средствами, но безуспешно.

Катастрофа разразилась после того, как наследник австрийского престола был убит в результате покушения, организованного группой сербских националистов, и Австро-Венгрия решила взять реванш репрессивной акцией против Сербии. Кайзер посчитал, что австрийцы защищают свою честь, а для него в такой ситуации делом чести стало оказать им союзническую помощь. Так началась мировая война. До конца своей жизни Вильгельм клялся и божился, что ни он лично, ни германское государство не несут ни малейшей ответственности за ее развязывание. Иной точки зрения придерживались в странах Антанты. Тезис о том, что Германия и ее союзники являются единоличными виновниками мирового пожара, вошел в виде специальной статьи в текст Версальского договора, который подвел итоги Первой мировой войны. Этот тезис разделяется и большинством современных авторов.

Кайзер являлся Верховным главнокомандующим немецкой армии, по крайней мере формально. Фактически он лишь подписывал приказы, знакомился с диспозициями — вряд ли этого достаточно, чтобы считать кайзера ответственным за военные решения. Англичанка Эвелин Блюхер во время войны жила в Берлине и в воспоминаниях, написанных в 1918 году, воспроизводит рассказ одного из своих знакомых, навестившего изгнанного императора в голландском местечке Амеронген:

«Кайзер говорит, что его генштабисты не обращали на него никакого внимания. Стоило ему отдать какой-нибудь приказ или распоряжение, как его тут же отменяли. Когда в ставке звонил телефон, его под каким-либо благовидным предлогом просили выйти, чтобы он не смог узнать, о чем идет речь. Ему не давали поговорить больше, чем пару минут с кем-либо, кто мог сообщить ему правдивую информацию о том, что происходит на фронте. Он никогда не был в курсе военных дел или стратегических планов своих генералов.

Его отсылали на восток, когда готовились операции на западе, и наоборот — на запад, когда что-то планировалось на востоке».

Примечательно, что вышедшая в 1983 году книга «Битва кайзера» о мартовском наступлении 1918 года не содержит и полудюжины ссылок на высказывания императора. Более того, из содержания выясняется, что Вильгельм даже не присутствовал на решающем совещании, где обсуждался план операции.

Лично для кайзера война закончилась изгнанием. Он перешел германо-голландскую границу и обосновался в поместье графа Годарда Бентинка в Амеронгене, а два года спустя приобрел поместье Доорн. Вильгельм постоянно подвергался нападкам слева и справа. Известный сатирик веймарской Германии Курт Тухольский окрестил его «амеронгенским дезертиром». Позднее, когда Вильгельму удалось добиться от германских властей частичного возвращения его денежных вкладов и драгоценностей из его дворцов, Тухольский нашел новую тему для своих сатир — бывший император изображался в виде главы некоего уголовного синдиката:

Перед замком в Доорне

Нет зрелища позорней:

Конокрады-цыгане,

Бандиты-славяне,

Из Венгрии — сутенеры,

Из Латвии — воры,

И, конечно, еврей из Кракова,

Словом, народа лихого всякого.

На балконе такса тявкает,

Внизу толпа вякает,

И вот — всеобщий восторг и стон:

Появляется ОН, ОН, ОН!

Вильгельм не читал этих строк. К тому времени он ограничил себя исключительно просмотром вырезок из текущей прессы, которые подбирали секретари, и можно быть уверенным в том, что высказывания левых публицистов туда не попадали. По-иному обстояло дело с печатью и произведениями правых. Бывший кайзер изучал их внимательно и крайне болезненно воспринимал «ложь и неблагодарность» тех, кому он некогда покровительствовал и дал возможность сделать карьеру в армии или при дворе. Удары сыпались и со страниц посмертно изданных мемуаров Бисмарка, Вальдерзее, Гогенлоэ, и со стороны здравствующих бывших соратников — Тирпица, Бюлова, Людендорфа, Гинденбурга, Цедлиц-Трютцшлера. В их воспоминаниях бывший кайзер представал в образе беспомощного кретина или барина-самодура и всегда в качестве главного виновника поражения Германии в мировой войне.

Каждая такая публикация была подарком для Антанты. Народы хотели простого и ясного ответа — кто должен ответить за страдания и смерть миллионов, и доорнский изгнанник был вполне подходящим козлом отпущения. Несколько раз поднимался вопрос о выдаче Вильгельма как военного преступника — в современной истории впервые возникло намерение отдать под суд бывшего главу государства. В тексте Версальского договора уже содержалось обвинительное заключение в его адрес. Перед судом должны были предстать часть германского генералитета и немало высших офицеров — всего около тысячи человек. Однако Голландия отказалась выдать укрывшегося на ее территории бывшего кайзера. Лидеры Антанты не особенно настаивали, что вполне понятно: в ходе открытого процесса могли всплыть компрометирующие их детали.

Вильгельм ни разу не выезжал из Доорна, где он жил с новой женой — дамой не первой молодости и небольшим двором. Каждый удар, который обрушивался на Веймарскую республику, приносил ему радость и внушал надежду на то, что его призовут вернуться на трон. Он проявил определенный интерес к нацистам, впрочем, более заинтересованную и даже восторженную реакцию они вызвали у новой императрицы. Особенно ей понравился Геринг, который как-то нанес визит в Доорн. Вильгельму хватило здравого смысла понять, что нацисты не собираются возвращать ему трон, и начиная с 1934 года флирт с новыми правителями Германии прекратился. В последние годы жизни Вильгельм воздерживался от каких-либо публичных заявлений, но это отнюдь не означало, что он примирился со своей судьбой и врагами. Незадолго до своей смерти в июле 1941 года он стал свидетелем оккупации Голландии немецкими войсками.