XI
XI
Вильгельм всегда разумно подходил к вопросам в сфере образования. В 1899 году он представил новым техническим университетам право присуждать докторские степени. (Вильгельм предложил термин «доктор инженерных наук».) 19 октября, выступая перед профессорами и студентами Высшей технической школы, он отметил «поразительные успехи техники в нашу эпоху». Кайзер сослался при этом на Господа Бога, но в довольно необычном контексте: «Наш Творец дал человечеству способность и желание проникать все глубже и глубже в тайны его творения, все лучше и лучше постигать силы и законы природы с тем, чтобы использовать их для всеобщего блага».
Окружение Вильгельма констатировало, что в англо-бурской войне симпатии кайзера принадлежат той стороне, к которой подавляющее большинство его подданных испытывают антипатию. 23 октября 1899 года Вальдерзее записал в своем дневнике: кайзер явно доволен успехами англичан; тоном, который напомнил генералу манеру его матери, дочери королевы Виктории, он заявил: «Ну что поделать? Англичане оказались получше наших!» Вильгельм был уверен, что немецкая пресса подкуплена русскими и потому пишет всякие гадости про англичан. На самом деле русские тут были ни при чем. Баронесса фон Шпитцемберг вспоминает, какое праздничное настроение царило в кругу адъютантов кайзера 31 октября, когда поступили известия о тяжелых потерях англичан под Ледисмитом. Вальдерзее тоже не скрывал желания увидеть англичан побежденными и униженными, разделяя позицию простых немцев. В современном Эрфурте до сих пор сохранилась таверна «Буренхаус», стены которой увешаны портретами генералов бурской армии столетней давности.
Российский самодержец в отличие от Вильгельма был настроен явно антибритански. 21 октября он писал великой княгине Ксении: «Все, что нужно, — это телеграфировать нашим военным в Туркестане приказ — провести мобилизацию и двигаться к границе. И все! Никакой самый мощный флот в мире не помешает нам ударить Англию в ее самое слабое место… Я намереваюсь возбудить гнев кайзера против англичан — напомню ему эту историю с телеграммой Крюгеру». Двумя неделями позже в Потсдаме состоялось свидание двух императоров. Настроения в Германии оставались антибританскими. В этой обстановке с 20 по 27 ноября состоялся визит Вильгельма в Англию. В поездке его сопровождал Бюлов. Это был не лучший момент для переговоров.
Кайзер со своим министром прибыли в качестве гостей королевы и остановились в Виндзоре. Второй законопроект о флоте вот-вот должен был поступить на рассмотрение рейхстага, и недовольство англичан по этому поводу было сильнее, чем когда-либо. Вильгельм пришел к выводу, что англичане намерены предложить ему союз на тех же условиях, которые в свое время принял Фридрих II, потом горько об этом пожалевший. Нет, он не позволит относиться к Германии как к бедному родственнику! Бюлов был против любого рода союза с Англией, в чем он гораздо вернее отражал господствовавшие в стране настроения. Кайзер оказался в изоляции.
Нельзя сказать, чтобы его репутация на родине серьезно пострадала. Во всяком случае, немецким женщинам он очень нравился — так же, как им впоследствии нравился Гитлер. Как отмечал Вальдерзее, «было бы неверным отрицать, что в целом кайзер остается популярной фигурой… Женская половина нации воспринимает его как хорошего мужа и отца — еще бы, семерых деток настрогал!»
Пришел Новый год, и с ним очередная раздача наград и званий. Был поставлен рекорд по присвоению княжеских титулов. Одним из его новых обладателей стал Эйленбург. «Достаточно посмотреть на лица знакомых, обсуждающих этих „новых князей“, и все становится ясно!» — комментировала в своем дневнике баронесса фон Шпитцемберг. Керр, как всегда, ядовито выразил предположение, что Эйленбург заслужил свой титул участием в создании известного шедевра — «Песни Эгиру». Реакция в обществе выглядела в его описании следующим образом: «Улыбаются, пожимают плечами, отпускают остроты, особенно когда речь идет о Фили Эйленбурге, „графе Трубадуре“ — ни денег у него, ни отличий по службе, только детей куча и жена, у которой он под каблуком. Фон Дона высказался очень неопределенно: для Гатцфельдта это просто еще один титул; какова была реакция Книпхаузена, я так и не понял».
Гогенлоэ отнесся к награждениям с холодным презрением, приличествовавшим его возрасту и положению. В письме, датированном 7 января 1900 года, он отметил: «Так много новых лиц с княжеским титулом. Скоро я, пожалуй, буду представляться просто как „герр Гогенлоэ“… Хорошо еще, что Аксель (Варнбюлер) не пруссак — иначе он тоже стал бы по меньшей мере графом — даром что беден как церковная мышь, зато детей куча. Странно: Бисмарк получил титул князя за 66-й и 70-й годы, тогда еще несколько человек получили графский титул. Теперь у нас успехов куда меньше, а титулы множатся в обратной пропорции». Праздник наград получил достойное завершение — кайзер соизволил принять (после уговоров — что необычно для Вильгельма) — предложенный ему фельдмаршальский жезл.
В Доорне Вильгельм вспомнил, что в феврале 1900 года Франция и Россия готовили нападение на занятую войной с бурами Великобританию, но он отказался присоединиться к ним и тем сорвал их планы. Трудно сказать что-либо определенное по поводу этого утверждения.
6 мая было отмечено совершеннолетие кронпринца. В ходе состоявшейся в замке церемонии он принес присягу на верность короне. Отец несколько раз поцеловал сына. Для участия в торжественном акте прибыл император Франц Иосиф, что дало кайзеру возможность обсудить с ним вопросы укрепления союзнических отношений. Россию представлял великий князь Константин. Состоялся обмен мнениями по вопросам обстановки на юге Африки, разговор коснулся и волнений в Китае.
Тогда же, в мае, Вильгельм стал мишенью острой критики. Он поддерживал «лекс Гейнце» (закон Гейнце), который в то время рассматривал рейхстаг. Готтхильф Гейнце не был автором законопроекта, как это может подумать читатель. Обычный сутенер, он стал одной из главных фигур в ходе судебного разбирательства по делу, связанному с проститутками, их покровителями и клиентами, а также с таинственным убийством. Процесс стал сенсацией для берлинцев. На фоне «дела Гейнце» и возник законопроект, предусматривавший официальное создание публичных домов, которые находились бы под наблюдением полиции. Цель — ликвидировать засилье сутенеров, влияние которых в уголовном мире приняло угрожающие масштабы. Идея была совсем неплохая, но, как часто бывает в таких случаях, вызвала резкие нападки. Решительно против выступила католическая церковь, усмотрев в законопроекте покушение на общественную мораль, не менее яростно на проект обрушились феминистки — новое и растущее политическое движение. В конечном счете законопроект был снят с обсуждения.
В обществе росло недовольство жесткой цензурой и судебными преследованиями по делам об «оскорблении величества». Керр сетовал на то, что Германия — это «неподходящее место для свободного человека», за каждым забором ему чудился полицейский.
14 июня закон о флоте был одобрен рейхстагом, и Вильгельм мог наконец вступить в гонку морских вооружений. Его аргументация звучала не слишком приятной музыкой для ушей англичан, но ей нельзя было отказать в убедительности. По мнению кайзера, европейские державы, особенно Англия, относятся к его стране как к малому ребенку, и он не желает более терпеть такого отношения. 3 июля кайзер в присутствии баварского принца Рупрехта выступил на церемонии спуска на воду броненосца «Виттельсбах». В своей речи он, в частности, отметил:
«Океан — это непременное условие величия Германии… Ни одно крупное решение мировой политики отныне не может быть принято без Германии, без участия и согласия германского кайзера. Германский народ тридцать лет назад ценою своей крови добился под руководством своих монархов решительной победы. Для чего? Для того, чтобы его потом оттеснили в сторону? Я с этим не согласен. Если это будет так, то Германия как мировая держава просто исчезнет с лица земли, но я этого не допущу! Мой долг и моя миссия заключаются в том, чтобы использовать любые методы, самые жесткие и неприятные, для достижения того, что мы считаем необходимым и важным. Убежден, что в этом я могу положиться на единую волю германских монархов и всего немецкого народа».
В мае прошли новые волнения в Китае, а 20 июня там был убит германский консул фон Кеттелер. 27 июля Вильгельм провожал в Китай карательный отряд и в порту произнес свою знаменитую «гуннскую речь». В ней он призвал солдат не давать пощады китайским бунтовщикам, заявив буквально следующее (согласно одной из версий; разные варианты речи обнаруживают определенные отличия друг от друга в построении фраз и выборе слов, впрочем не очень значительные):
«Покажите, что вы — христиане, готовые достойно принять вызов язычников! Да осенит честь и слава ваши знамена и ваше оружие! Дайте миру пример энергии и дисциплины! Пусть ваш меч поразит любого, кто попадет к вам в руки! Так же гунны при короле Аттиле тысячу лет заставили говорить о себе так, что их имя до сих пор внушает уважение; вы должны сделать так, чтобы слово „Германия“ запомнили в Китае на тысячу лет вперед, чтобы ни один китаец, какие бы там у него ни были глаза, не посмел косо посмотреть на христианина!»
Как писал в 1936 году англичанин Бенсон, один из биографов Вильгельма, «высказав это, новое воплощение короля Аттилы сошло с трибуны, и с этим напутствием его гунны отправились в Китай».
Перепуганный Бюлов основательно почистил предназначенный для опубликования текст, но по крайней мере одна газета сумела раздобыть неотредактированный экземпляр и напечатала речь кайзера во всей ее первозданной красе. Вильгельм, прочтя официальную версию своей речи на борту «Гогенцоллерна», отплывшего в очередную, несколько задержавшуюся в тот год «северную экспедицию», вроде бы остался недоволен произведенными в ней изменениями. «Вы выбросили все самые лучшие места…» — упрекнул он своего министра иностранных дел. Российский посол выразил озабоченность по поводу тона речи кайзера. Мобилизовав все свое дипломатическое искусство, Бюлов информировал Вильгельма о состоявшемся разговоре следующим образом: «Я со всей серьезностью ответил графу Остен-Сакену, что речь Вашего Величества во Вильгельмсхафене представляет собой полностью оправданное выражение Вашего Высочайшего негодования по поводу мерзкого и жестокого убийства официального представителя Вашего Величества…»
Баронесса фон Шпитцемберг выразила свою полную солидарность с кайзером. Она посчитала речь очень, очень хорошей. Всеобщее одобрение вызвало и назначение Вальдерзее главой международного миротворческого контингента. 14 августа «гунны» добрались до Пекина, а еще через несколько дней кайзер вновь выступил с воинственной речью, напомнив о «миссии, завещанной мне предками» и своей «твердой решимости» выполнить ее. Вскоре в Потсдам прибыл китайский принц Чунь с извинениями за своих подданных. Церемония прошла в Ракушечном зале Нового Дворца.
По возвращении из северного похода Вильгельм отправился на открытие очередного памятника — на сей раз Великому Курфюрсту в Билефельде. Бюлову был дан знак — готовиться занять высший государственный пост. В последний момент тот заколебался. В письме Эйленбургу от 23 августа он сообщал: «Я не из робкого десятка, но не могу не испытывать опасений перед лицом такого глубочайшего невежества и нежелания знать истинное положение дел, таких оторванных от реальности мыслей, эмоций, суждений, таких иллюзий…»
В сентябре Вильгельм предложил царю провести совместные маневры армий и флотов, рассчитывая использовать удобный случай для еще одной попытки расстроить франко-русский альянс. Николай при этом «мог бы пребывать на своей яхте, а я — на своей». Николай дал свое согласие. В личных отношениях двух императоров наступила некоторая разрядка. 23 сентября из своего охотничьего угодья в Роминтене Вильгельм писал Николаю, что он только что посетил литовский городок Виститтен — на российской территории — с гуманитарной миссией: там случился большой пожар, сгорело много домов, и надо было помочь погорельцам. По словам Вильгельма, «они там меня приняли за русского генерала, возможно за самого генерал-губернатора — я был в форме моего гренадерского санкт-петербургского полка!». Далее в письме он поделился своими горестями: «Я вчера ходил на охоту, но зря: появился волк и разогнал всех оленей… Попытаюсь добыть меха для моей драгунской формы…»
О Гогенлоэ все как будто забыли. Посылка войск в Китай, назначение Вальдерзее — обо всем он узнавал последним. 16 октября он подал прошение об отставке. Дорога для Бюлова была открыта.