VI

VI

Тем временем в стране зрело подспудное недовольство кайзером и его правительством, в том числе и в кругах, обычно поддерживавших официальный курс. О некоторых фактах такого рода сообщает в своих мемуарах бывший канцлер Бюлов, обосновавшийся вскоре после начала войны в номере «люкс» берлинского отеля «Адлон» — в надежде, что его услуги скоро окажутся востребованными для операции по спасению монархии. Бюлов упоминает, в частности, о беседе с Вальтером Ратенау, состоявшейся, по его словам, осенью 1914 года. Крупный промышленник, который раньше с энтузиазмом сотрудничал с властями в организации экономики военного времени, глядя из окна на Бранденбургские ворота, спросил Бюлова:

«Неужели такой монарх, как кайзер Вильгельм II, сама по себе личность вполне симпатичная, с обычными человеческими достоинствами и слабостями, но абсолютно неподходящая для роли правителя, да еще с таким немыслимым канцлером, как Бетман, и такой пустышкой на посту начальника Генштаба, как Фалькенгайн, неужели он всерьез может надеяться пройти с триумфом под аркой этих ворот? Если такое ему удастся, то, значит, в истории нет никакого смысла, никаких законов».

Вопрос, конечно, был чисто риторическим.

В январе много шума наделал бывший посол в Лондоне Лихновский. Он написал в порядке самооправдания памфлет под названием «Заблуждение или злой умысел?», где подверг резкой критике родное министерство за невнимание к его неоднократным предупреждениям относительно английских намерений. Более того, он ставил весьма острый вопрос: зачем Германии понадобилось ввязываться в войну ради Австрии, которая руководствовалась целью подавления национальных устремлений южных славян?

Вильгельм в это время был занят празднованием своего дня рождения. За сутки до этого знаменательного события здание ставки украсили гирляндами и лампочками. Утром кайзера разбудили раскаты салюта. Поздравить его прибыл канцлер. Хелиус весь день играл на фисгармонии. По случаю своей очередной годовщины Вильгельм решил отметить своих мастеров пера: орденами Красного орла были награждены Герхарт Гауптман и Рихард Демель.

Порадовал Вильгельма новый труд Хьюстона Стюарта Чемберлена под названием «Англия и Германия». Жизнь в Байрейте складывалась для автора не самым приятным образом, однако в своей книге сравнение между обеими странами он проводил явно не в пользу бывшей родины. Чемберлен с одобрением отмечал, что в Германии армия представляет собой становой хребет нации, и с осуждением писал о том, что Британия «пала жертвой грубого материализма и наглой плутократии». Интересно, что ярый антисемит нашел несколько добрых слов для немецких евреев: «Они уже не фигурируют в своем еврейском качестве, а исполняют свой долг на фронте или в тылу, как все остальные немцы».

Между Вильгельмом и Чемберленом возобновилась переписка. Во время эпизода с интервью «Дейли телеграф» последний счел нужным проинформировать Вильгельма, что супруга Стюарта-Уортли — его двоюродная сестра, с которой он, правда, давно прервал всякие отношения. Очевидно, что-то в этом письме кайзеру не понравилось — то ли родственные связи корреспондента, то ли факт их разрыва, и он не ответил. Первое после долгого перерыва письмо Вильгельма Чемберлену датируется ноябрем 1914 года. Там кайзер между прочим дал свой вариант списка наиболее выдающихся немцев — тех, что сделали Германию той, какая она есть. В нем были представлены Лютер, Гете, Бах, Вагнер, Мольтке, Бисмарк и Вильгельм I.

Творения Чемберлена были переведены на английский язык и использовались в антиантантовской пропаганде. Вильгельм возвел его в ранг рыцаря Железного креста за заслуги перед Германией. Почести — это, конечно, замечательно, но Чемберлен испытывал всяческие притеснения от байрейтских властей, о чем подробно изложил в письме на имя Хелиуса. Несмотря на то что он был зятем Вагнера и пользовался особым покровительством баварского военного министерства, его свобода — в смысле выбора тематики произведений и возможности беспрепятственно путешествовать — подвергалась серьезным ограничениям. Заступничество со стороны влиятельного приближенного кайзера казалось ему совсем не лишним.

В странах Антанты к пропаганде подходили без особой щепетильности. Если до начала войны соображения элементарной порядочности удерживали редакторов газет и журналов от упоминания физического недостатка кайзера, то теперь это стало непременным атрибутом карикатур и насмешек. На картинке во французском сатирическом журнале «Ле рир руж», например, Вильгельм восклицает: «Куда, к черту, делась моя рука?» Там же его открыто называли дегенератом. Два французских юриста, Ларно и Лапрадель, сочинили фальшивку под названием «Письма гуннов», где содержались призывы — якобы от имени кайзера — убивать детей, женщин и стариков ради быстрейшего достижения победы в войне. На основании этих «материалов» было выдвинуто требование предать кайзера в руки правосудия.

В Великобритании пропагандой занималось вначале пресс-бюро при парламентском Комитете по целям войны, а позже — созданный на его базе в декабре 1916 года Департамент информации. Руководил им триумвират, в состав которого входили: Джон Бухан, автор приключенческих романов, впоследствии ставший генерал-губернатором Канады, Эдвард Карсон, юрист и ярый националист, апологет «британского Ольстера», и наконец, лорд Нортклифф, личность достаточно известная и не нуждающаяся в дополнительной характеристике. Можно лишь напомнить, что газетный магнат сделал больше, чем кто-либо другой, для того, чтобы кардинально испортить англо-германские отношения. В феврале 1918 года Департамент стал полномасштабным министерством. Главной темой антигерманской пропаганды стали истории о «зверствах» немецкой солдатни. Основывались они на реальных фактах репрессалий в отношении бельгийского населения, которые без должного разбирательства применялись в ответ на случаи действительного или мнимого саботажа. Так называемый «доклад Брайса» создал основу для пропаганды о «зверствах», хотя комиссия, составившая этот доклад, явно пренебрегла задачей перепроверки собранных свидетельств.

Другим поводом для кампании по поводу «немецкого варварства» стала история с сожжением библиотеки Лувенского университета. В порядке подготовки к отражению «бельгийского контрнаступления» (неизвестно, откуда пришла такая информация) немецкие военные власти решили «расчистить» сектора обстрела. В результате была уничтожена десятая часть городских строений, в том числе и библиотека. Гибель 230 тысяч книг, 950 старинных рукописей и 800 инкунабул оказалась великолепным поводом пропагандистской кампании Антанты. В октябре 1915 года было опубликовано открытое письмо 93 немецких ученых и интеллектуалов, в котором они пытались оправдать лувенскую акцию. Среди подписавших «манифест» были разные люди — известный химик еврейского происхождения, изобретатель отравляющего газа Фриц Габер, драматург Герхарт Гауптман, композитор Энгельберт Гумпердинк, приятель Вилли Маленького Фридрих Науман, нобелевские лауреаты Макс Планк и Вильгельм Конрад Рентген, режиссер Макс Рейнхардт, экономист Шмоллер.

Гауптман в открытом письме французскому писателю Ромену Роллану выразил протест против того, что на немцев смотрят как на наследников Аттилы, а не Гете. Письмо примирило кайзера с драматургом, имени которого раньше он не мог спокойно слышать. Гауптман был награжден орденом Красного орла.

По другую сторону линии фронта маститые профессора были спешно мобилизованы для разоблачения «прусского милитаризма». Доходило до смешного: пруссаков называли даже «осколком какого-то татарского племени» — видимо, для того, чтобы постращать население. Согласно тексту комментария к широко распространенной «антологии» высказываний германских политиков — от кайзера и кронпринца до Клаузевица, Трейчке и Дельбрюка (она была издана под соответствующим названием — «Военная мания Германии»), в стране Гете и Шиллера ныне невозможно обнаружить ничего, кроме оголтелого культа войны и агрессивного национализма. Авторы комментария заявляли буквально следующее:

«Германские газеты и журналы, германское правительство и военные, германские преподаватели и писатели, германские союзы и ассоциации изо дня в день вбивали эти идеи, цели и политику в головы миллионов еще задолго до того, как Вильгельм II в 1888 году вступил на престол, и все это приобрело особенно чудовищные масштабы при его правлении».

Немецкая пропаганда носила скорее сентиментально-патетический характер — факт, который с сожалением констатировал молодой Йозеф Геббельс. Все, что мог придумать Вильгельм, — это указать интенданту Берлинской оперы фон Герлаху на необходимость включения в репертуар большего количества произведений немецких композиторов — Вагнера, Штрауса, Шиллингса. Он поручил своему приятелю Хелиусу написать оперу, но, видимо, сам пожалел об этом. Хелиус представил требуемую партитуру, но оказалось, что она не выдерживает никакой критики.

После войны Вильгельм порой выражал невольное восхищение профессионализмом Нортклиффа: «Вот это тип! Если бы у нас был свой Нортклифф, мы бы выиграли войну!» Разумеется, он не изменил своего мнения о нем как о своем «смертельном враге». И тем не менее… «Невероятно! — как-то обронил Вильгельм, будучи уже в Амеронгене. — Что лорд Нортклифф думает сегодня, то вся Англия будет думать завтра».

Весной 1915 года Германия превратилась в гигантскую бойню: было уничтожено практически все поголовье свиней — около 9 миллионов! Причиной стало распоряжение соответствующего министерства, где посчитали, что свиньи слишком много едят и, таким образом, могут вызвать кризис со снабжением населения хлебом. Непосредственным результатом массового забоя стало изобилие свинины, более отдаленным — значительный дефицит мясопродуктов и удобрений. На следующий год бюрократы занялись регулированием производства капусты. Между тем блокада начала оказывать свое воздействие: ресурсы сократились, зато выросли очереди перед продовольственными лавками. Начался голод. Мирное население на Британских островах тоже ощутило на себе влияние войны: действия германских подводных лодок привели к существенному сокращению импорта, но факт остается фактом: смертность среди гражданского населения в Германии в период с 1914 по 1918 год вдвое превысила соответствующий показатель за тот же период в Соединенном Королевстве (624 тысячи человек против 292 тысяч, некоторые исследователи приводят большие цифры потерь немецкого гражданского населения — до 750 тысяч). Во время так называемой «брюквенной зимы» 1916–1917 годов дневной рацион упал в среднем до 750 калорий (минимальная потребность человеческого организма составляет 2800 калорий). Ситуация осложнилась тем, что из-за поражения картофеля фитофторой его урожай оказался на треть меньше обычного. Настала эра эрзацев. На устроенной в Берлине-Шарлоттенбурге выставке домохозяйкам демонстрировали, как можно превратить брюкву в хлеб, кофе и джем. К 1918 году на рынке можно было купить 11 тысяч разного рода эрзац-продуктов, в том числе восемьсот сортов вегетарианских колбас.