Глава 4. Неверная хронология предыстории

Глава 4. Неверная хронология предыстории

Если мы — современные люди — имеем хорошие основания испытывать уничижительное недоверие ко всей писанине историков, то в каком фантастическом тумане видится нам исследование предыстории.

Эту фразу философа Вальтера Хюкка (Walter Hueck), написанную последним накануне начала Второй мировой войны в 1939 г., приводит Иллиг в своей книге [Иллиг1]

Чтобы лучше понять важность вклада первого поколения активных авторов немецкой исторической аналитики в критику хронологии предыстории, я начинаю настоящую главу, этой самой хронологии предыстории посвященную, с рассказа о возникновении и становлении данного нового для Германии критического направления. Но сначала я хочу обсудить вопрос об абсолютных и относительных датировках в науке о прошлом Земли. Приведу для этого следующую занятную заметку Александра Маркова, доктора биологических наук, старшего научного сотрудника Палеонтологического института РАН, опубликованную в интернете по адресуhttp://www.elementy.ru/lib/430055.

Заметка эта называется «Хронология далекого прошлого» и начинается она так:

В научно-популярных статьях по археологии, геологии, палеонтологии, эволюционной биологии и другим дисциплинам, так или иначе связанным с реконструкциями событий далекого прошлого, то и дело встречаются абсолютные датировки: что-то произошло 10 тысяч лет назад, что-то 10 миллионов, а что-то — 4 миллиарда лет назад. Откуда берутся эти цифры?

Понять это не так-то просто, причем не только непосвященному читателю, но порой и специалисту. Более того, большинству геологов и палеонтологов, как ни странно, абсолютные датировки не очень-то и нужны. В серьезных научных статьях по палеонтологии точные даты в тысячах и миллионах лет встречаются на порядок (а то и на два) реже, чем в популярных пересказах. Неспециалисту абсолютные цифры говорят больше, чем названия периодов и эпох геохронологической шкалы. Специалисту — ровно наоборот.

Поясняю: специалист пользуется шкалой геологических периодов в истории Земли как некоторым набором полочек и стоящих на полочках ящичков. Порядок и тех, и других зафиксирован намертво. Каждый образец он кладет в некий ящичек и не переживает из-за того, что время от времени все собранные в ящичке образцы перекладывают в новый, который или меньше, или — чаще — больше старого. Меньше всего специалиста интересует размер ящичка на данный день: он их все равно не помнит, только названия ящичков и полки, на которой они стоят, и их твердо закрепленный порядок. Вот, если кто-нибудь переставит ящичек на чуждую ему полку, то у специалиста может случиться обморок.

Спросите у палеонтолога, разглядывающего в бинокуляр окаменевшую ракушку: когда жил этот моллюск? Вы наверняка услышите в ответ что-то вроде «верхний мел, низы сантонского яруса».

Попробуйте попросить разъяснений: «А это сколько лет назад?» Главное, внимательно следите за реакцией. В лучшем случае на вас посмотрят, как на «еще-одного-идиота-ничего-не-понимающего-в-палеонтологии-и-мешающего-работать».

Все ясно: ученые настолько привыкли к тому, что в течение их жизни оценки длительности разных там геологических периодов и подпериодов, ярусов и веков (по более современной классификации это система, отдел, ярус, горизонт, свита и подсвита) менялись то в одну, то в другую сторону, что они уже не воспринимают всерьез все эти хронологические игры, на которые мы — неучи, бурно реагируем и для которых все время зачем-то требуем от ученых пояснений и доказательств. Нет тут никаких доказательств. Как мы сейчас увидим, есть некоторая комиссия, верховный совет, конгрегация святых, ответственных за хронологию, которые путем голосования простым большинством регулярно меняют ту самую хронологию, из-за которой зачем-то громко стучат наши сердца. Голосуют себе и не дерутся друг с другом, если при голосовании прошла не та версия, за которую ты голосовал. Да, и зачем, все равно через месяц все снова перелопатят и снова проголосуют. Авось в следующий раз я попаду в принимающее решение большинство!

Можно провести и другой эксперимент, если уж у вас под рукой есть подходящий для таких опытов объект — живой палеонтолог. Расскажите ему, что недавно прочли на сайте «Элементы» о гигантских ракоскорпионах, ползавших по земле 330 миллионов лет назад. Результат, скорее всего, будет примерно такой. «Это, стало быть, когда?» — спросит палеонтолог, ставя вас в полный тупик и заставляя усомниться во вменяемости подопытного. Ясно же было сказано: 330 миллионов лет… «Это мне ни о чем не говорит, — скажет палеонтолог. — Какого года заметка, 2005-го? Значит, нужна последняя версия шкалы». Порывшись в бумагах, ученый извлечет на свет божий свежую геохронологическую шкалу (или найдет ее на сайте Международной статиграфической комиссии (так у автора, имеется в виду стратиграфическая комиссия — Е.Г.) и, взглянув, скажет с облегчением: «А, теперь ясно. Это ранний карбон, визейский век. Так бы сразу и сказали».

Как же объяснить такое странное пренебрежение к абсолютным датировкам у специалистов, для которых геологическое время и хронология событий далекого прошлого — непосредственные объекты изучения? Всё дело в том, что относительное датирование в геологии имеет гораздо более давнюю историю, и, главное, оно гораздо надежнее и точнее абсолютного.

Я был прав. Абсолютные датировки в палеонтологии и, скорее всего, в палеоантропологии, которая и будет нас интересовать ниже, надежностью не отличаются. Так что вопрос только в том, сохранят ли уважаемые ученые академическое спокойствие, если мы их ящички не немного уменьшим, а радикально, в десятки, а то и в сотни раз? Или все будет, как в старом советском анекдоте про Ленина, спрашивающего у Дзержинского, сколько человек он готов расстрелять, если Ленин его об этом попросит. Дзержинский кивает в ответ на все называемые Лениным цифры, даже на цифру в сто миллионов. Но тут Ленин грозит ему пальцем и мягко так ему говорит: «Нет, Феликс Эдмундович, сто миллионов — это многовато, тут партия вас поправит.»

А теперь вернемся к исторической аналитике: хотя, как увидит читатель в конце книги, у исторической аналитики последних 20 лет прошлого века и существовала богатая традиция, но эту традицию немецким последователям Великовского еще предстояло для себя открыть и осмыслить. С первым она со временем справилась, но второе давалось и дается ей с большим трудом.

Дело в том, что эта традиция, идущая от Агриппы Неттесгеймского до авторов XX века Бальдауфа и Каммайера, ближе по духу к российской ветви исторической аналитики, с ее отрицанием античности и радикальным сокращением хронологии средневековья, чем к пониманию античности и средневековья немецкими исследователями. Хотя, конечно, и в последней есть интереснейшие работы про эти два огромных — по традиционным представлениям — периода нашего прошлого. Мне лично кажется, что эта бифуркация произошла в момент, когда лидерство в немецкой исторической аналитике захватил Гериберт Иллиг, о чем тоже будет рассказано в следующих двух разделах настоящей главы.

Это именно Иллиг превратил гениальное открытие Маркса о важности стратиграфического анализа для критики хронологии из работающего в некоторых немногих областях активного археологического интереса к прошлому метода (например, в Месопотамии или в населенных некогда первобытными людьми пещерах), в дубинку, которой отгоняют от «верного критического учения» всех конкурентов, работающих другими методами. В частности, его основной аргумент для отрицания Новой хронологии Фоменко и Носовского именно в этом и заключается, что он, не понимая методов статистического анализа и астрофизических ретрорасчетов, возмущается отсутствием подтверждения результатов российских исследователей методом стратиграфического анализа, делая вид, что он будто бы не понимает, что там, где нет глубокой археологической стратиграфии (как, например, во всем Китае) традиционная история в еще большей мере может быть основана на чистой фантазии.