Аксиоматичность хронологии в господствующем учении о прошлом

Аксиоматичность хронологии в господствующем учении о прошлом

В истории нельзя вернуться назад дальше чем — если хотя бы это возможно — до года 1500.

Эдвин Джонсон, Письма Павла (Edwin Johnson, The Pauline Epistles, 1894)

Создание аксиоматической системы для моделирования прошлого включает и постулирование хронологии. Аксиоматический характер последней ярко проявляется практически в любой исторической монографии. Нужно только внимательнее вчитываться в очередное историческое произведение и постоянно задавать себе вопросы: «Как он это получил? Как обосновывает? Откуда выводит? Почему так думает?». Задавать при каждой приведенной автором дате. Задавать не для того, чтобы получать ответы на эти вопросы (почти никогда или по крайней мере очень часто в монографиях историков ответы на эти вопросы не содержатся, а если и содержатся, то имеют форму отсылки к другому историческому произведению или к их цепочке, что, правда, осложняет нахождение первоначального хронологического постулата, но никоим образом не исключает существование оного. Если, конечно, некоторые из ссылок в этой цепочке не выдуманные, не несуществующие на самом деле.

Задавать сформулированные вопросы нужно для того, чтобы осознать, как часто эти вопросы остаются без какого-либо ответа. Ярким примером плодотворности вопросительного подхода может служить попытка прочитать таким образом книгу Хартмута Шмёкеля «Месопотамия» (Schm?kel, Hartmut. Mesopotamien. Essen: Phaidon /Emil Vollmer, ISBN 3-88851-091-0), в которой без малейшего обоснования уже в заголовках глав постулируется грубый хронологический костяк. Заголовки эти выглядят следующим образом:

1. Древнейшие шумеры. Урук, 2900 до н. э.

2. Эпоха Джемдет-Наср. Урук, 2800 до н. э.

3. Киш и города на Дижала. Киш 2600 до н. э.

И так далее до последнего раздела:

12. Короли халдеев и Набонид. Вавилон, 570 до н. э.

Правда, хронологическая часть заголовка дана чуть меньшим шрифтом и в его второй строке (я выделил ее курсивом). К тому же она стыдливо отодвинута на правый край страницы, а в оглавлении вообще опущена. Это, конечно, демонстрирует понимание автором ненаучности такого подхода в случае объявления его фантазий описанием реального прошлого, к чему он изо всех сил стремится. Но это не меняет ее аксиоматичности: никакого обоснования этим хронологическим оценкам автор не приводит. И это в книге, которую профессора университетов рекомендуют своим студентам для изучения истории Ближнего Востока!

Более того, и все остальные хронологические данные приводятся в книге в той же аксиоматической манере без малейшей попытки обосновать их. Впрочем, для аксиоматической системы это и не требуется. Правда, при честном выделении хронологических аксиом автор смог бы вывести некоторые из дат из этого хронологического базиса и тем самым облегчил бы работу любого любопытного читателя, которому может прийти в голову попытаться перепроверить истинность построенной автором хронологии. Зная авторские аксиомы, читатель смог бы ограничить свой анализ проверкой их достоверности и правильности использованных автором аргументов, если он применяет таковые для вывода не постулированных в наборе хронологических аксиом дат.

Парадокс заключается лишь в том, что автор задает хронологическую аксиоматику в полной уверенности, что читатель примет ее за реальную хронологию описываемого им якобы действительного прошлого. На самом же деле речь идет о воображаемом историком прошлом, о прошлом, моделируемом им на основании не сформулированных точно аксиом. При этом содержательная часть построенной им модели прошлого тоже носит ярко выраженный хронологический характер.

Хронология чаще всего аксиоматически задается в форме хронологических таблиц и большинство историков просто пользуется той или иной аксиоматической системой такого рода. Небольшие разночтения между такими сборниками таблиц, как правило, игнорируются. Таблицы эти могут отличаться выбором удостоившихся включения в хронологическую аксиоматику «исторических событий», шрифтом, формой таблиц, годом издания и другими техническими параметрами. Общим для всех них остается при этом чисто аксиоматический характер задаваемой «исторической» информации (кавычки здесь должны подчеркнуть, что таблицы моделируют прошлое, а не описывают его).

Работа каждого очередного историка начинается с ознакомления с уже существующими аксиоматическими системами предшественников и сводится к более или менее радикальной переформулировке основных аксиом по рассматриваемому фрагменту прошлого. При этом могут использоваться дополнительные «источники» или археологические находки и гипотезы археологов, критика коллег на предмет не полного соответствия предыдущего аксиоматического описания исследуемого исторического объекта их нынешним представлениям о данном периоде прошлого. Но главным побудительным мотивом историка является заложенная в его сознании современная схема распознавания образов прошлого.

Описанная процедура аксиоматического описания прошлого не должна ни в коем случае рассматриваться как чистая критика в адрес истории как области гуманитарного знания. Точно так же поступают и математики, и представители естественных или эмпирических наук. Они тоже сначала дают определения для основных понятий, потом на их основе дают определения более сложных понятий и начинают распознавать объекты и явления, которые нужно исследовать и описать. В этом нет ничего плохого, так работает наука. Недостатком является не применение аксиоматического метода в истории, а неспособность историков осознать, что они это делают и их неистовое отрицание данного факта.

Если бы историки осознали аксиоматический характер своих моделей прошлого, они были бы вынуждены овладеть техникой построения аксиоматических систем и тем самым внесли бы большую ясность в уровень наших сегодняшних представлений о прошлом. Им пришлось бы различать постулаты моделей от установленных неким неаксиоматическим способом «теорем о прошлом». Тогда они не скрывали бы от читателей способ доказательства (пусть чисто гуманитарного, исторического) этих «теорем» и каждый читатель мог бы при наличии желания и умения проверить правильность доказательств. Убедившись пару паз в том, что приведенным авторам доказательствам или обоснованиям можно доверять, читатель стал бы с большим доверием относиться ко всему историческому труду.

Упрек по адресу историков сводится только к тому, что они не осознают аксиоматического характера своих построений, фантастичности некоторой части исходного материала этих построений, субъективности их моделей прошлого, их зависимости от современной и предшествующих эпох. И второй упрек связан с этим первым: неспособность принять соответствующую критику к сведению и начать вести свою работу с поднятым забралом и с открытыми глазами. Качество работ историков возросло бы в огромной мере, если бы они освоили такой доказательный метод обращения с историческим материалом.

Не с аксиоматическим характером истории следует вести борьбу, а с лживостью историков, которые, улетая на Луну, говорят жене, что пошли прогуляться по соседнему парку. И с их темнотой, из-за которой они никак не могут понять, что на самом деле не идут в парк, а улетают в дальнее космическое путешествие.

Благодаря коллективному гипнозу, в состоянии которого подавляющее большинство историков постоянно пребывает, гипнозу, объявляющему раздумья о характере исторической исследовательской работы излишними, крамольными, враждебными, историки сами начинают думать, что они, садясь в очередной раз в космический корабль аксиоматического фантазирования, идут на прогулку по парку, только не расположенному по соседству, а разбитому на другой окраине города (хотя бы малую толику своей лживости они все же должны понимать!).