Высокий уровень дописьменной цивилизации на Севере Германии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Высокий уровень дописьменной цивилизации на Севере Германии

После наводнения в бассейне Одера в 1997 году и т. н. «наводнения века» в бассейне реки Эльбы летом 2002 г. началась оживленная дискуссия. Главную роль в ней играла следующая аксиома: в этих катастрофах виновен только современный человек, его вмешательство в природу. Он опустошил путем вырубки большие лесные пространства, запрудил и выпрямил — ради облегчения движения судов — реки, нарушил естественное равновесие речных систем путем освоения новых окультуренных земель. Поэтому похожие катастрофы следует ожидать в будущем все чаще, если сразу не приступить к «ренатурированию» пойменных лугов. Понятие «ренатурирование» уже вошло в актуальный политический лексикон и используется как дубинка против любого дальнейшего преобразования рек и сельскохозяйственных площадей. Это стало аксиомой, с помощью которой исторические факты ставятся с ног на голову.

[Гольдман7] об истории мелиорации в Северной Германии, 218.

Этот раздел полностью основан на работах Гольдмана, представленных здесь в коротком пересказе, сделанном с позиции исторической аналитики. В первую очередь я следовал статье [Гольдман7]. Читая статьи этого автора, я не могу освободиться от ощущения, что путаница с хронологией царит в головах историков и политиков не только в рамках древней истории, но и средневековой. Они еще что-то помнят, например, о больших мелиоративных работах, которые производились с XVII столетия, особенно обширно в Пруссии, по развитию речной системы Одера и Эльбы. Но они уже забыли, что эти работы были на самом деле робким обновлением гидротехнических сооружений, которые нашли в свое время саксонские переселенцы с запада.

Если верить ТИ, которая связывает эту колонизацию с «христианизацией» этого ареала, то речь должна идти о X–XII столетиях. Не исключаю, что на самом деле саксонцы появились здесь на три-четыре века позже. А окультуривание системы рек и озер здесь было впервые осуществлено в незапамятные времена, постепенно и в гармонии с природой жившими здесь славянами-вендами.

Итак, ни действия инженеров нового и новейшего времени, ни мероприятия саксонских переселенцев не были вмешательством в древний естественный пейзаж. Саксонцы начали строить водяные мельницы и портить не естественный, а искусственный сельскохозяйственный пейзаж, созданный вендами в доисторическое время. Гольдман, придерживающийся господствующей хронологии, говорит о нескольких тысячелетиях вендского освоения этих земель.

Но даже, если венды культивировали эти места менее тысячи лет, все равно они продемонстрировали, что и люди предыстории были способны на крупномасштабные цивилизаторские действия не по приказу фараонов, а путем согласования своих усилий на локальном или региональном уровне.

Исторические свидетельства и археологические раскопки указывают на то, что в позднее саксонское средневековье и в начале нового времени на рассматриваемой территории возникли настоящие «скопления водяных мельниц». Одержимые техническим прогрессом и возможностью заставить энергию воды работать саксонцы пожертвовали всем тем, что было создано их предшественниками. Запруженные с этой целью реки, стали непригодными для баржевого транспорта и торгового товарооборота, развитого в досаксонский период. Работы XVII столетия были только попыткой восстановить судоходство хотя бы по части рек.

Запруды приводили к постоянному повышению уровня вод. Сельскохозяйственные угодья славянских вендов вдоль рек, а также их деревни расположенные в речных долинах, оказались затопленными или регулярно затопляемыми. Старый культурный ландшафт быстро исчезал. Венды были вынуждены перебираться на холмы, корчевать лес, строить там свои новые жилища. Потеряв культивировавшиеся ими длительное время сельскохозяйственные угодия, многие из них переквалифицировались в рыбаков или пасечников.

Саксонским завоевателям вендских территорий это мешало мало: они вырубали леса на высоких местах, которые никогда прежде не служили как сельскохозяйственная полезная площадь, и распахивали целину плугом. Вызванные этим изменения старого экологического равновесия готовили базу для наводнений в наше время: запруда водоемов создавала большие спокойные водные поверхности, в которые в результате дождей смывался пахотный слой с выкорчеванных площадей.

Он откладывался затем как «пойменная глина» в низинах или как ил на дне водоемов. Глина, появившаяся в то время, покрыла старый культурный слой. Когда по прошествии короткого времени, вероятно, меньше чем одного столетия, образовалось новое равновесие, эти запруженные водные поверхности в результате очень быстрого в этих широтах заболачивания, заросли и превратились в болота.

Старая система основывалась, однако, на других приемах, чем это было у переселенцев. Венды использовали водные системы рек Эльба и Одер не только для регулирования уровня воды, но и — во время ежегодных наводнений — для удобрения полей и лугов, как сообщают письменные источники. Такой процесс употребляется еще и сегодня в лесах вдоль Шпрее.

Напротив, саксонские переселенцы полагались в вопросах полеводства на вновь раскорчеванных площадях преимущественно на дожди и жертвовали большей частью старых полезных площадей ради получения гидроэнергии — с уже упомянутыми опустошительными в долгосрочном плане последствиями. Почти 200 лет длилось военное сопротивление вендов, в течение которых их экосистема снова пришла в дикое состояние, однако, не полностью. Поэтому переселенцы-саксонцы знали, какие места никогда не страдали от наводнений, и могли там, в большинстве случаев рядом с более старыми вендскими поселениями, закладывать свои города.

Обобщая описанное им неверное отражение археологами и историками картины предыстории в междуречье Эльбы и Одера, Гольдман говорит дальше о проблемах доисторической археологии. Они состоят в том, что ученые до сих пор часто не в состоянии правильно размещать свои собственные данные на «исторических лесах» и в правильных хронологических рамках. Принятая историческая картина внушает нам, что в северной Средней Европе планомерные преобразования жизненного пространства путем обширных эффективных вмешательств в ландшафт стали возможны только со времени «христианизации».

На самом же деле, если сравнивать соответствующие изменения во многих регионах древнего мира, то можно установить, что человек в течение тысячелетий почти всюду быстро реагировал на обусловленные природой изменения жизненного пространства, или даже осознанно перестраивал его для собственных потребностей: осушал влажные территории, орошал сухие, изменял направления рек и строил шлюзы, посредством дамб и плотин «усмирял» течение или создавал большие водохранилища на случай засухи. Соответствующие археологические данные, которые как и в южных регионах, многократно были получены и в Средней Европе, при правильной интерпретации и оценке создадут новую картину древне-европейской цивилизации предыстории, которая реагировала на новые условия окружающей среды совершенно аналогично всем включенным в историю государствам античного мира.