Папа и император

Папа и император

Тысячный год — действительно уникальная дата. Оказывается, именно в 1000 году — вернее, незадолго до него и незадолго после — два совершенно неординарных человека занимали место, откуда они могли наиболее полно осознавать окружающий мир и пытаться направить его судьбу. Этим местом был Рим. Этими людьми были папа и император.

Сначала о папе. Он вознесся столь высоко отнюдь не благодаря своему высокому происхождению. Маленький Герберт, которого около 945 года монахи аббатства Сен-Жеро в Орильяке сочли достойным стать сначала учеником в их монастыре, а затем одним из них, был сыном бедных крестьян, возможно, пастухов, о которых нам ничего не известно. Всех последующих успехов он добился только благодаря своей жажде знаний, высоким политическим и духовным идеалам, на которые его вдохновило усердное чтение произведений великих авторов, как церковных, так и светских, и наконец, своей внутренней потребностью и таланту воплощать в реальность эти идеалы. Мы сможем впоследствии проследить за его настойчивой приверженностью к учебе, которая, как говорят, даже привела его в Испанию, где в то время сокровища греческой и александрийской науки принадлежали мусульманам. Затем, в 973 году, архиепископом Реймским Адальбероном он был назначен на пост «учителя богословия», то есть директора епископской школы, где он, полностью согласный с идеями своего нового учителя, посвятил все свои способности их осуществлению. Убежденные в том, что благо христианского Запада состоит в объединении его под единой властью, как это было при Константине[90], а затем при Карле Великом, они оба старались распространить на Западнофранкское королевство, которое тогда еще не называли Францией, императорскую власть, восстановленную за 11 лет до этого саксонским королем Германии Оттоном I, прозванным Великим. Потомки Карла Великого не были готовы к такому подчинению, но у них было слишком мало сил. В 987 году, воспользовавшись благоприятным случаем, Адальберон добился того, что наследником покойного Людовика V был избран герцог Гуго Капет, которого он и его «учитель богословия» считали наиболее сговорчивым. Спустя 4 года Герберт, в свою очередь, стал архиепископом Реймским. Но его будущность принадлежала другому поприщу: ему было суждено находиться подле того императора, которому он считал необходимым служить, помогая отнять корону у последних Каролингов. К этому времени он уже давно вращался на этой орбите: Оттон I какое-то время держал его при своем дворе, Оттон II навязал его в качестве аббата мятежным монахам Боббио[91]. Юный Оттон III принял его в 996 году с распростертыми объятиями, ибо он давно знал его и восхищался им, и сделал его архиепископом Равенны. И вот в 999 году по милости императора Герберт становится папой. Он принимает имя, которое многое объясняет: Сильвестр. Именно так звали жившего на шесть веков ранее папу, при котором римский мир открылся навстречу христианизации во время правления императора Константина.

Оттону III было 20 лет. Был ли он новым Константином? Он в это верил, он этого хотел. У этого внука грубого саксонского короля были бабушка-итальянка и мать-византийка. Он был напичкан латинской и греческой премудростью. Его вера была пламенной, мистической, неспокойной. Он верил в то, что его миссия — принести власть Рима и мир Христов на весь христианский Запад, а, может быть, позднее и на Восток. Это было именно то, о чем думал и чего хотел Сильвестр. Кесарь и Петр[92] наконец оказались в согласии. Они объединились: где же еще, если не в Риме? Покинув Ахен, бывший имперской столицей со времен Карла Великого[93], Оттон избирает местом своего жительства Вечный город. Вопреки страстям и бурям. Вопреки желаниям своих естественных сторонников, немцев. Вопреки желанию римлян, которых пришлось безжалостно подавлять. Но наконец, какая жизнь! Его дворец возвышается на Авентинском холме. Пока это всего лишь «маленький временный дворец», ибо новый, который он, подобно Августу или Траяну[94], велел построить на Палатинском холме, еще не готов. Кирпич, из которого строился дворец, облагородили беломраморным античным портиком с колоннами, спрятали за пилястрами и рельефами, взятыми из античных зданий и вмурованными в новые стены. Поскольку он считал себя Константином, а Константин жил в Византии и дал этому городу свое имя, Оттон строит свой императорский двор по модели двора басилевса, правящего в Константинополе. Он детально копирует византийский этикет. Он принимает пищу в одиночестве. Он одевается как басилевс — в золотой плащ и пурпурные сандалии. Его придворные получают византийские титулы: «куропалат», «логофет», «паракимомен», «протовестиар»…

Это — внешний декор. Он не может скрыть реальности ни от Оттона, ни от Сильвестра. Это образ, формальный символ, который они хотят дать миру и который отражен также на печати юного императора, где изображена аллегория Рима, овеянного легендой: Renovatio Imperii Romani[95]. Даже если Оттон считал, что просто возрождает знаменитый кодекс Юстиниана[96], и папа, и император прекрасно понимали, что взвалили на себя непосильный груз.