Распорядок дня клюнийского монаха
Распорядок дня клюнийского монаха
Устав Клюни хорошо известен. Это бенедиктинский устав, составленный в VI веке святым Бенедиктом Нурсийским и дополненный при Карле Великом святым Бенедиктом Анианским. Но о том, что касается монахов Клюни, мы знаем гораздо больше. Клюнийские обычаи детально описывались до 1000 года при аббате Майеле. Еще более подробные тексты на эту тему составлялись в течение всего XI века. Известен так называемый «Устав Фарфы», названный так потому, что рукопись была найдена в итальянском монастыре, носящем это имя. Эта рукопись датируется 1042-1043 годами. Устав монаха Бернарда относится приблизительно к 1063 году, устав монаха Ульриха — к чуть более позднему времени. Сравнение этих текстов показывает, что монастырский распорядок мало изменился в течение этого периода.
Эти ценные документы тщательно изучались. Например, их анализировал чуть более 40 лет назад Ги де Валу в своем ученом труде «Клюнийское монашество». Черты, которые он выделил, относятся не только к монахам самого Клюни, но и вообще ко всем монахам многочисленных монастырей ордена, а также к тем, кто, не присоединяясь к ним непосредственно, следовал примеру их реформы.
Итак, нам есть на чем основывать свои представления о жизни монахов Клюни в их узком кругу, об их повседневной жизни. К сожалению, это невозможно сделать в отношении всех остальных слоев населения, живших в 1000 году. Так, может быть, стоило бы, ради равновесия, слегка сократить рассмотрение того большого количества материалов о монахах, которым мы располагаем? Однако помимо того, что было бы жаль еще более обеднять пейзаж, и без того скудный конкретными данными, интересно также то, что в их жизни было немало аспектов (а также повседневных предметов), характерных не только для монашеского быта. Их контакты с остальной частью населения, уже рассмотренные в главе о благотворительной деятельности, но принимавшие также другие формы, позволяют получить представление и о повседневной жизни мирян. Короче, все говорит в пользу необходимости активно воспользоваться счастливо сохранившимися документами.
Согласно бенедиктинскому уставу монахи, если они не были заняты благотворительной деятельностью, описанной в одной из предыдущих глав, должны были делить свое время между трудом и молитвой. Бернон, основатель Клюни, решительно отдавал предпочтение молитве, будучи верным в этом вопросе духу поучений святого Бенедикта, который говорил: «Ничто не должно быть первее службы Богу». Речь здесь идет не об отдельной молитве, читаемой каждым монахом, а о молебне всей общины целиком, о «хвале», возносимой Богу на всех литургических службах. Службы отмечали время дня и ночи. Песнопения и чтения, которые их составляют, были почти единственными звуками, слетавшими с уст монахов, ибо большую часть времени они должны были проводить в благочестивом молчании.
Монахи спали в общей спальне: индивидуальные кельи были строго запрещены. Как показывал опыт многих отшельников и как позже писал Верлен[130], «одиночество — плохой советчик»… Все братья должны были быть свидетелями поведения каждого монаха ночью. Кроме того, известно, что демоны предпочитают появляться в темноте. Именно поэтому в спальне всю ночь должен был гореть светильник. Светильниками служили свечи или масляные лампы. Само собой разумеется, что взаимный надзор братьев для верности дополнялся контролем со стороны одного или двух специально назначавшихся монахов, которые совершали обход.
На деревянной раме кровати натягивалось нечто вроде войлочной подстилки — «сетки» на кроватях современных солдат, которая поддерживала соломенный тюфяк. Подушка также была набита соломой. Монах ложился спать в рубашке, в то время как старая монастырская традиция требовала, чтобы монахи спали полностью одетыми, а обычные люди в те времена ложились в постель полностью обнаженными. Монах имел право только на одно одеяло, которое зимой было из «ткани с ворсом» или дешевого меха — из козьих или овечьих шкур, но только не из кошачьих шкурок и не из шкуры «агнца с вьющейся шерстью серого или черного цвета». Летом одеяло было из толстого сукна. Иметь коврик возле постели было запрещено.
Между полуночью и первым часом ночи раздавался сигнал к полунощнице. Прежде чем встать, монахи должны были целомудренно надеть подрясник, то есть «хитон без рукавов, который должен быть достаточно широким так, чтобы два локтя проходили в нем свободно, и достаточно длинным, чтобы доходить до пят. Он натягивается на тело и подвертывается со всех сторон». Описание не очень ясное. Можно представить себе некое длинное облачение, спадающее на руки. У него есть капюшон, который «должен быть везде квадратный, размером в целую ступню человека, верхнее отверстие должно быть длиной как от локтя до кончика большого пальца, нижнее — в целый локоть и три пальца, и он должен оставлять открытой переднюю часть подрясника во всю ширину».
Какова бы ни была в точности его форма, подрясник, как и ряса, о которой мы скоро поговорим, делались из толстой ткани, более плотной для зимы, чем для лета, и не окрашивалась: их цвет был натуральным сероватым или коричневатым цветом шерсти, из которой они были сделаны.
Надев подрясники, монахи выбирались из-под одеяла и прикрывали им постель. Всунув ноги в ночные тапки, опустив на голову капюшон, они шли в отхожее место, содержанию которого в чистоте уделялось очень большое внимание. Отхожее место монастыря Клюни насчитывало 70 футов в длину и 23 в ширину. Оно разделялось на 45 кабинок; над каждым сиденьем, имевшим высоту 2 фута, находилось окошко высотой 17 футов и шириной 3,5 фута. (Напомним, что фут равняется приблизительно 33 см.)
Отдав должное природе, монахи направлялись на хоры церкви для молитв полунощницы, также называвшейся навечерием. Заняв каждый свое место, они все вместе совершали приветствие, которое называлось ante et retro[131] и состояло в поясном поклоне до горизонтального положения туловища, после чего надо было медленно распрямиться. Они пели 15 псалмов, гимн, сочиненный святым Амброзием[132] (амброзианский гимн), и читали отрывки, «уроки», из Ветхого и Нового Заветов, а также труды учителей и отцов Церкви. Затем они могли вновь лечь, но ненадолго, потому что еще до конца ночи или совсем на рассвете они должны были вернуться в церковь и петь заутреню, или хвалитны: еще три псалма, два из которых менялись каждый день недели, множество «уроков», амброзианский гимн и кант.
В момент восхода солнца они окончательно поднимались с постели, в которой отдыхали после заутрени. Наступал Час первый — первый час дневного времени. На этот раз они надевали ботинки — как они выглядели, можно себе представить, исходя от противного из описания фантастической обуви дурных монахов Реймса. Затем поверх подрясника они надевали рясу — длинное платье, рукава которого должны были закрывать руки до второй фаланги пальцев. Ряса была широкой и ниспадала складками. К поясу они подвешивали нож, который снимали каждый вечер, идя в спальню. Процессией они шли в церковь и там пели гимн, три псалма, читали один «урок», один стих библейского текста и Kyrie eleison[133]. Час третий в 9 часов утра состоял из тех же частей, так же как и два последующих часа: шестой (в полдень) и девятый (в три часа дня).
После Часа первого происходило ежедневное собрание монастырского капитула. Монахи, которые, возможно, уже приступили к какому-то физическому труду, подтягивались и спешили по сигналу колокола в капитульный зал. Они внимали дневному чтению Евангелия или отрывка из Устава. Затем следовал комментарий. После этого зачитывался список усопших монахов и в их честь читалось пять псалмов. Вторая часть капитула посвящалась делам монастыря: аббат или замещающий его монах читал доклад, по поводу которого каждый мог высказать свои соображения. По вторникам к этой процедуре добавлялась третья часть, посвященная поведению монахов. Те, кто чувствовал, что может в чем-то себя упрекнуть, каялись в этом. С осуждением других, которые ничего не говорили сами, могли выступить один или несколько братьев.