Между трех огней
Между трех огней
Стопятидесятилетний период истории Москвы (1462–1613) выделен в отдельную главу не случайно. В эти десятилетия русский народ освободился от унизительной данной зависимости от Орды (1480 год) и создал в начале XVI века Русское национальное государство со столицей в Москве. К этому же времени в Восточной Европе окончательно сформировался народ великорусский. Молодое государство, еще не окрепшее, не успевшее разрешить важные внутренние проблемы, вынуждено было в силу объективных причин воевать почти со всеми соседями. Выигрывая войны, присоединяя Казанское ханство, Астраханское ханство, Русское государство превращалось в державу имперского типа.
Этот болезненный для всех стран мира процесс перехода от одного политического состояния — удельно-феодального да еще зависимого от Орды — к другому, к национальному государству, и следом же к третьему, к государству имперского типа, — происходил на фоне напряженной борьбы между князьями Рюриковичами, между Рюриковичами и земщиной, между боярами княжескими, монастырскими и дальними потомками родоплеменной знати, между дворянами — представителями нового, быстро крепнущего, особенно со времен Ивана IV Грозного, сословия и всеми, кто мешал им продвигаться по социальной лестнице к вершинам власти. В тончайших социально-политических нюансах, в причинно-следственных нитях, в драматичных перипетиях той борьбы можно найти объяснение многих последующих событий в стране.
Бесславно закончив многолетние, истощившие казну и народ, но необходимо-неизбежные войны с Литвой, измотанное опричниной (тоже, к сожалению, неизбежной в условиях стремительного перехода от национального государства к империи) Русское государство слегка передохнуло во время правления блаженного царя Федора Ивановича и вновь оказалось в страшной круговерти Смутного времени, закончившегося счастливым финалом для страны, для великорусского народа, для Москвы — столицы державы.
О причинах, породивших Смутное время, и, главное, о причинах столь счастливого финала, логически завершившего стопятидесятилетний период истории Русского государства, можно говорить бесконечно. Русский народ одолел свою буйность, победил самого себя, избрал в цари совсем юного, ничем не скомпрометировавшего себя в суровые годы опричнины и в грустные времена Смуты Михаила Федоровича Романова. Счастливый финал Смутного времени стал возможен потому, что ни великими князьями всея Руси, а позже царями, ни всем народом русским, исполнявшим строгий заказ истории и создававшим в сложнейших условиях империю, мощное Евразийское государство, грубых просчетов в период с 1462-го по 1613 год (как и в предыдущие периоды) сделано не было. Иначе народы Восточной Европы вспомнили бы эти просчеты-обиды и воспользовались прекрасным моментом во время Смуты. Что могло бы в результате этого произойти, догадаться не трудно. Не произошло. Ни крепко обиженные Вятская, Псковская, Новгородская республики не восстали против Москвы и не явились с войсками на Боровицкий холм за своими вечевыми колоколами. Ни Рязань, ни Тверь, ни другие поверженные Москвой столицы великих княжеств даже не подумали о мести. Ни Казань, ни Астрахань, ни народы Севера и Западной Сибири не предали Москву, не перешли на сторону ее врагов (как внешних, так и внутренних). А гордые чуваши, например, по сию пору хвалятся тем, что они сами, без давления и без просьб со стороны русского народа собрали ополчение, послали его на помощь тем, кто решил спасти Москву, и низкий им за это поклон, как принято в таких случаях говорить на Руси.
Но почему же удалось Минину и Пожарскому дело свое великое сделать, спасти страну от позора и неисчислимых бед? Потому что Москва и проводимая ее правителями политика имели громадный кредит доверия не только у великорусского народа, но и у народов, которые входили один за другим в Российскую державу.
Об этом стоит помнить тем, кто ругает на чем свет стоит деяния Ивана IV Грозного, называя главной причиной Смутного времени его опричнину. У русской Смуты начала XVII века причина была более веская — историческая. Она, конечно, какими-то нитями связана и с опричниной тоже. Но вот какая странная связка просматривается между опричниной и Смутой: царя Ивана IV Васильевича, по признанию даже тех, кто ругает его самыми последними словами, ненавидели многие бояре и князья, но народ почитал. Почему? Может быть, любовь народная настолько зла, что люди могут полюбить даже изверга рода человеческого? Нет! Такой любви не бывает даже в самых жутких сказках! В конце концов инстинкт самосохранения вынудил бы людей навсегда разлюбить того, кто уничтожает народ. Не было такой любви в истории людей. Не было.
Но в том-то все и дело, что опричнина не народ уничтожала, а наносила смертельный удар в первую очередь по князьям из рода Рюриковичей, во вторую очередь — по боярам (тоже из древних русских родов), мешавшим проводимой московскими царями централизации страны. Опричнина — это не прихоть и самодурство несдержанного экзальтированного Ивана IV Васильевича, но отчаянная попытка не очень, надо признать, сильного и не очень терпеливого политика быстро и в срок исполнить заказ истории. Грозный царь в опричнине не повинен. Он повинен в каждом отдельном конкретном злодеянии. Но опричнина не была нацелена на тех, кто любил Ивана IV Грозного, на простонародье, которое в Смутное время спасло страну, спасло Москву…
Политическая централизация Русского государства в целом завершилась к началу правления Ивана IV Васильевича. Чуть позже, во времена соборов XVI века, проводимых при активном участии Грозного, завершилась и централизация церковного управления: в Православной русской церкви установилось единоначалие, причем «единоначалие московского государя»[120].
Вспоминая в основном спокойные и конструктивные взаимоотношения между великими князьями московскими рода Ивана I Калиты с митрополитами всея Руси на протяжении почти двух веков, можно сделать опрометчивый вывод о том, что процесс централизации церковного управления под единоначалием московского государя проходил спокойно и гладко. Но это далеко не так. История Русской церкви XV–XVII веков не менее драматична и философична, чем история Русского государства, и причины того сложны и объемны. Они уходят корнями в глубь веков, в историю Русской земли, они тесно связаны с историей Византийской империи и византийского православия, с историей всей Евразии.
История Русской церкви настолько крепко сплетена с историей русского народа и неотделима от нее, что даже эпизодическое (но обоснованное) вкрапление сюжетов истории церковной в текст повествования о судьбе Москвы-города и Москвы-народа, во-первых, даст более объемную картину жизни столицы Российской державы в рассматриваемый отрезок времени, во-вторых, позволит думающему читателю по-новому взглянуть на всем известные факты, по достоинству оценить действия тех или иных светских и религиозных деятелей и героев отечественной истории.
В предыдущих главах было сказано о том, что уже первые ханы Орды предоставили Русской православной церкви значительные льготы. Подобное отношение ханов к религиям завоеванных степняками народов оценивается положительно практически всеми учеными. А уже упоминавшийся доктор Эренжен Хара-Даван, как и многие патриоты Великой степи, частенько эксплуатируют этот факт, убеждая неискушенных читателей в том, что Чингисхан справедлив, а его политика, продолженная потомками, была в высшей степени гуманна и человечна по отношению к народам Евразии, по землям которых прокатился огненный каток войск Чингисхана.
«Ярлык хана Узбека, данный митрополиту Петру, трактует московского митрополита как владетельного князя, подчиненного непосредственно хану, дает митрополиту свободу от татарской дани, подтверждает судебные и административные права митрополита и обязывает его за это лишь немногим: «Да молит Бога за нас, и за наши жены, и за наши дети, и за наше племя…»[121]
Всеми признанный факт! А с фактом спорить трудно: ханы Орды относились к вероисповеданиям завоеванных народов, к религиозным институтам, в том числе и к Православной русской церкви, не просто лояльно, но уважительно и даже по-восточному щедро. Многих ученых, не говоря уже о непосвященных, эта щедрость сбивала с толку: некоторые из них восторгались политикой ханов по отношению к Православной русской церкви, кто-то считал и считает, что повелители Орды допустили в данном вопросе серьезную промашку, оставив в покое церкви, монастыри — эти рассадники русского духа, эти обители хоть и завоеванной, но непокоренной русской души. Но и те, и другие забывают о главном: о конечной цели проводимой ханами политики по отношению к Православной русской церкви. А цель-то у великих завоевателей была одна, всем хорошо известная: Евразия «от моря и до моря»! И не на день или два-три месяца, а навечно! А для того, чтобы осуществить эту идею, добиться великой цели, нужно было на уже завоеванных землях посеять скрытую от чистых доверчивых душ людских духовную смуту. Сделать это можно только одним путем, чисто материальным, то есть предоставлением какой-либо части народа более выгодных условий жизни. Любой части!
Ханы Орды предоставили Православной русской церкви огромные экономические льготы. Казалось бы, никакого подвоха в этом нет и не может быть. Церковь — это же часть русского народа, это духовная опора всей Русской земли… Разве могла она отказаться от такого бесценного дара?
Русская церковь приняла ханский пряник в сложный момент, когда феодальная раздробленность в Восточной Европе достигла такой степени, что Русская земля представляла собой лоскутное одеяло, искромсанное удельными князьями. Церковь же, если посмотреть на нее с экономической точки зрения, представляла собой удельно-феодальную организацию, своего рода государство в государстве, которое просто обязано было развиваться экономически быстрее, нежели вся остальная Русская земля. А значит, она должна была привлекать в свое лоно многих русских людей, уставших от междоусобицы и ханской дани. И все они, богатые и бедные русские люди, переходя в непосредственное подчинение церкви, должны были молиться за ордынских повелителей, их жен, их детей, за их победоносное племя. Молились? Молились, но лишь в присутствии баскаков, да и то не громко, чтобы не умереть от стыда…
И молитвы эти нечистосердечные не развеивали дух русский по поднебесью, не убивали тихий, почти кроткий, но упрямый, упорный зов русской души, мечтавшей сто сорок лет о битве великой, о поле Куликовом.
Ханы Орды, обласкав Православную русскую церковь, сделали гениально точный ход, быть может, еще и потому, что они учли в своих расчетах… историю крестовых походов, санкционированных папской церковью!
Ханы Орды не могли не знать о том, какую неотразимую мощь представляют собой армии, скрепленные крепкой духовной идеей. В конце концов подвиги воинов ислама, с которыми не раз сталкивались в битвах и сражениях степняки, были им хорошо известны.
Подводя итог вышесказанному, можно с полной уверенностью констатировать, что политика ханов по отношению к религиям завоеванных ими народов, в том числе и по отношению к Православной русской церкви, проводилась исключительно в корыстных целях и никакими благими намерениями объяснима, а тем более оправдана быть не может.
Ханы хотели изнутри подорвать дух завоеванных народов и как огня боялись крестовых войн.
Чтобы лишний раз убедиться в этом, достаточно вспомнить, как Чингисхан отправил решать религиозные проблемы на тот свет верховного жреца монголов, когда тот перестал ему подчиняться. Никаких иллюзий!
Православная русская церковь приняла навязанные мудрыми ханами дары, но добились ли повелители Орды проводимой ими политикой желаемых результатов? На этот очень важный вопрос существует несколько противоположных ответов, и все они, несмотря на их противоположность и даже антагонистичность, больше дополняют друг друга, чем противоречат, как это ни покажется странным.
«XIV и начало XV веков — золотое время основания монастырей: за один XIV век было основано 80 монастырей, то есть почти столько же, сколько за предшествующие три века вместе (87 монастырей), а в первую половину XV века — 70 монастырей»[122]. Данный факт говорит о многом. Если в XI–XIII веках на территории Руси был зафиксирован быстрый рост городов, то после нашествия Орды эта тенденция если и сохранилась (города продолжали возникать в разных точках Восточной Европы), но темп был потерян. Количество же монастырей наоборот росло. Причем монастыри возникали и в обжитых землях, и в глухих лесных углах, еще не тронутых боярской и княжеской эксплуатацией. Нельзя сказать, что появление монастыря под боком у сельских жителей всегда приветствовалось последними. Но князья и бояре поддерживали монастыри, вообще церковь, часто в своих духовных грамотах отписывали им земли, деньги, другие богатства, потому что не хотели отдавать дары Русской земли, результаты своего труда и труда своих подданных Орде. Они как будто забыли на время правило, что где деньги, там и власть, что церковь разбогатевшая может возвыситься, подмять под себя и князей, и бояр, и купцов, и воинов, не говоря уж о простонародье. Светская власть, подыгрывая власти духовной в XIV и в начале XV века, будто бы не чувствовала угрозы со стороны усиливавшейся год от года церкви, и в этой недальновидности кроется некая тайна, некая необъяснимость.
Ряд ученых, впрочем, объясняет все очень просто: монастыри были задуманы как форпосты борьбы против ордынцев и других внешних врагов, на территориях монастырей, по мнению этих историков, не только хранился в целости и сохранности до лучших времен кладезь русского духа, но и велась боевая подготовка русских воинов, таких, как Ослябя и Пересвет. Кроме того, монастыри, согласно приверженцам данной версии, являлись мощными крепостными сооружениями…[123]
Факты опровергают эту простую, но явно надуманную версию. Как всем хорошо известно, на поле Куликовом сражались лишь княжеские дружины и ополченцы. Ни один русский монастырь, не говоря уж о митрополите Киприане, не послал в войско Дмитрия Ивановича сколько-нибудь крупного отряда, хотя отдельные воины, такие, как иноки Ослябя и Пересвет, сражались на поле Куликовом. А Дмитрий Иванович перед битвой отправился за благословением на бой не к митрополиту всея Руси, а к игумену одного из новых монастырей Сергию Радонежскому, и не потому, что у него произошел разлад с Киприаном, а только лишь потому, что просить благословения на войну с теми, кто облагодетельствовал Православную церковь, у официального лица этой церкви было бы и недипломатично, и стратегически неоправданно, что и доказали события последующих десятилетий…
Вышесказанное может вызвать у читателей вполне объяснимое возмущение и строгий вопрос: «Уж не хочет ли автор заявить о том, что Православная русская церковь, а также те бояре и князья, купцы и ремесленники, бедные и богатые русские люди, которые отписывали церкви значительную часть своих состояний, а часто сами покидали мир и уходили в монастыри, предавали тем самым Русь, прельщаясь лакомым, необлагаемым ордынским налогом кусочком?! Не обвиняет ли автор Русскую церковь?!» Нет! Автор склоняет голову перед ней.
Политика Православной русской церкви в XIII–XV веках была исключительно мудрой, по-русски мудрой. Она не призывала русский народ к православно-крестовым походам на Орду, и в этом проявилось глубочайшее понимание эпохи, стратегической ситуации, тончайшее чувство меры. Окруженная буквально со всех сторон сильными врагами, истрепанная междоусобицей XI–XIII веков, Русь гипотетически могла откликнуться на призыв церкви и собрать хотя бы один раз, скажем, на перекрестке XIII–XIV веков, русскую рать и повести ее на какого-нибудь Дюденя. Вполне возможно, что эта рать могла разгромить ценою огромных потерь войско Орды где-нибудь в районе современной Астрахани, но этой предполагаемой победой тут же бы воспользовались и шведы, и немцы, и литовцы… Православно-крестовый поход на Орду закончился бы католическим крестовым походом на Русь. Папы римские, надо помнить, еще в XIII веке наводили дипломатические мосты с Ордой. Они никогда не конфликтовали по-крупному со степняками. Католическая Европа нависала над православной Русью, сжатой с востока, юго-востока, юго-запада жестким ордынским полукольцом, и в любую минуту могла оказать услугу ханам, принявшим, надо заметить, мусульманство. Ни о каких православно-крестовых походах в подобных внешнеполитических условиях речи быть не могло.
Перед русскими людьми, перед князьями, митрополитами всея Руси в XIII–XV веках стояла одна задача: выжить, сохранить Русь и народ ее. Именно эта великая цель оправдывала и обосновывала чрезвычайно осторожную политику Православной русской церкви и многих великих князей по отношению к Орде. Католическая Европа могла упредить опасность и броситься сломя голову в крестовые походы, поскольку не имела вокруг себя жесткого кольца врагов. Православная Европа вынуждена была терпеть. Долго терпеть. Двести лет.
Битва на поле Куликовом, как об этом говорилось в главе о Дмитрии Донском, продемонстрировала всем (в том числе и русским людям), что Русь жива, что русский дух крепок, что… не пришло еще время освобождения, а значит, надо терпеть.
После Куликовской битвы ханы Орды не изменили своего отношения к Православной церкви, которая продолжала экономически развиваться быстрее Русского государства, а значит, продолжал расти как на дрожжах ее авторитет.
На рубеже XIV–XV веков резко ухудшились дела в Византийской империи, и как следствие этого ослаб авторитет византийской Православной церкви. Турки отвоевывали у Константинополя все новые земли, поддержать одряхлевшую, уже сделавшую свое дело в истории тысячелетнюю империю было некому, да и незачем. Патриархи византийской церкви все чаще посылали гонцов в Москву с просьбой о материальной помощи.
В это же время в русском народе возросло ощущение собственной силы и, как следствие, национальное самосознание. После знаменитого Флорентийского собора, когда византийская церковь подчинилась папе римскому, русские люди «оценили, быть может, даже выше мер свои политические успехи и стали смотреть на себя, как на Богом избранный народ, новый Израиль, которому суждено играть первенствующую роль среди других православных народов, и в этом отношении занять место отживающей… Византии»[124].
В 1453 году Византийская империя пала, в 1480 году Русское государство освободилось от данной зависимости от Орды, а великие князья московские стали все успешнее проводить политику централизации, являясь по сути дела «царями православия». И нет ничего удивительного в том, что псковский монах Филофей в своем послании к великому князю московскому Василию III Ивановичу выдвинул идею «о всемирном» значении Москвы: «Блюди и внемли, благочестивый царю яко вся христианская царства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, а третий (Москва) стоит, а четвертому не быти»[125].
Русское государство и Русская церковь действительно стали своего рода духовными правопреемниками византийского православия. В 1547 году великий князь московский официально принял титул «цезаря-царя», Московское княжество стало царством, а в 1589 году высший церковный титул патриарха получил митрополит всея Руси. Церковь к середине XVI века превратилась в своего рода государство в государстве. Боярство тоже обособилось в монолитную структуру, крепко связанную обычаем местничества. У царей, которым оба эти государства в государстве мешали проводить политику централизации, положение было непростое.
Противоречия между боярством и царем вылились в начале второй половины XVI века в опричнину. Жестокость Ивана IV Васильевича не была одобрена честными служителями Православной церкви. Грозный царь жестоко расправился с ними. Он же нанес первый серьезный удар по материальному благополучию церкви. Лишить ее всех преимуществ он не смог. Или не успел.
В начале XVII века Православная русская церковь оставалась крупнейшим владельцем земель, богатых и хорошо возделанных. Факты говорят о том, что русские монастыри сыграли позитивную роль в борьбе русского народа против интервентов и бунтарей во времена Смуты, но те же факты говорят о том, что церковь в те труднейшие годы не очень-то спешила поддержать финансами борьбу с интервентами. Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский собирали второе ополчение в основном на народные средства, хотя справедливости ради стоит отметить подвиг защитников Троице-Сергиева монастыря, героическая оборона которого сыграла весьма заметную роль в борьбе против интервентов и бунтарей.
Противоречия между церковной и светской властями в начале XVII века еще не вылились в серьезную борьбу, но борьба была неизбежной, и одной из главных побудительных причин, стоит еще раз подчеркнуть, явилась мощь церкви, ее богатство. А их накопление стало возможно потому лишь, что мудрые ханы Орды в XIII–XIV веках, пытаясь расколоть русский народ, предоставили Русской церкви режим наибольшего благоприятствования.
Ход был верный, но цели своей ханы не добились! Русский народ был един, а значит, силен на поле Куликовом, во время похода в Восточную Европу Тамерлана, на рубеже XV–XVI веков, когда великий Бабур, мечтавший повторить воинские подвиги Чингисхана и Хромца Железного, даже не подумал о завоевании Восточной Европы, а двинулся в ослабленную междоусобицей Индию, взял ее, основал династию Великих Моголов.
Русский народ выстоял в тяжкие годы Смутного времени, избрал себе в цари Михаила Федоровича Романова, отец которого вскоре стал патриархом всея Руси. Тем самым Православная русская церковь обрела в лице патриарха отца законного царя!