Восстание Степана Разина
Восстание Степана Разина
У Москвы, как когда-то у Рима, были свои галлы в лице шведов, литовцев и поляков; Москва имела своего яростного и непримиримого Ганнибала в лице сразу нескольких крымских ханов — Менгли-Гирея, Девлет-Гирея, Казы-Гирея… У Москвы были свои этруски в лице великих киевских князей… Москве не хватало только собственного Спартака. И он появился (хотя, конечно, говорить о параллелях в истории двух классических империй — Римской и Российской — можно лишь с оговорками).
Московский Спартак даже имя имел очень созвучное с римским — Стенька Разин, Степка Разин, Спартак. Жизненные пути их, воинские подвиги, личностные качества, отношение к людям, зверства имеют много уникального, как уникальна в своих деталях история Апеннинского полуострова, Средиземного моря, Москвы, Московского пространства, Восточной Европы, как уникальна и неповторима жизнь любого человека на Земле. И все же есть у того и другого вождей восстаний и нечто общее.
Они явились на свет Божий, они возглавили голытьбу (один — гладиаторов, другой — вольных казачков) в тот момент истории государств, когда обе державы окончательно превращались в империи. Случайно ли это совпадение? Случайно ли на Апеннинах в середине I века до новой эры и в Восточной Европе во второй половине XVII века появилось много сильных, талантливых, тщеславных людей, готовых драться не на жизнь, а на смерть с властью, с теми, кто считал их людьми третьего сорта?
О Степане Разине написано достаточное количество художественных произведений, научных исследований, хотя до сих пор в его судьбе много спорного. Но вот что пишет о нем очевидец тех событий, голландский парусный мастер Ян Стрейс, в своей замечательной (в некоторых главах, впрочем, компилятивной) книге «Три достопамятных и исполненных многих превратностей путешествия по Италии, Греции, Лифляндии, Московии, Татарии, Мидии, Персии, Ост-Индии, Японии и различным другим странам…»: «Из казаков происходит Стенька Разин, который… осмелился дерзко восстать против царя Алексея Михайловича. Он сам объявил причину своего ослушания — месть за брата, погубленного боярином, князем Юрием Алексеевичем Долгоруким в 1665 году. Тот был в походе против поляков с отрядом донских казаков, состоявших на царской службе. С наступлением осени, когда его верная служба в походе окончилась, он попросил у названного князя отпустить его со своим отрядом; но князь, которому нелегко было отказаться от его службы, не дал на это согласия, после чего казаки, не получив отпуска, ушли домой по приказу брата Стеньки, на что полководец рассердился и тотчас повелел схватить Разина как зачинщика и повесить. Это принято считать причиной его недовольства, или, вернее, поводом к его варварским жестокостям. Но это неверно, что следует из того, что он выступает с оружием не только против царя, но и против шаха персидского, который не причинил ему ни вреда, ни несправедливости, так что настоящую причину и основание его жестокого и злонамеренного поведения приходится искать в нем самом»[235].
Именно в самой личности Степана Разина и его ближайших помощников искать нужно причину бесчинств, которые всегда сопровождают русский бунт. «Человек — творец своей судьбы», сильный человек является одновременно истцом и ответчиком перед самим же собой за все свои добрые и злые дела. Это так. Это не всем удается: спрашивать с самого себя и отвечать перед самим же собой по самому крупному счету. Степан Разин обладал этим качеством. Само по себе это свойство сильных людей симпатично: умел бунтовать, умей и отвечать. Но… какая радость от этого двойного умения тем, кто был невольной, невинной жертвой изуверов и разбойников Разина?
Коротко о ходе событий восстания можно сказать следующее. Степан Разин возглавил крупную шайку казаков, среди которых очень много было беглых крестьян, недовольных царской политикой закрепощения, стал гулять по Волге, грабя купцов, как русских, так и чужеземных, в 1669 году совершил отчаянный и очень успешный грабительский поход в Персию, вернулся на Волгу, затем перешел на Дон.
Слава о нем быстро распространилась по стране. К нему со всех сторон стекалась голытьба, «голутвенные» люди. Деваться им некуда было! Сбежав из центральных областей Русского государства в степь, они порвали и с жизнью честной, трудовой, осталось им только жить разбоем на большой дороге. Но у Степана собралась не просто шайка разбойников, а целое разбойничье войско.
Он повел его с Дона вновь на Волгу и летом 1670 года взял Астрахань. Сначала он разграбил город, устроил там резню бояр, не пощадил даже священнослужителей, а затем организовал такую же жизнь, как в казачьем круге. После взятия Астрахани громадное войско Разина двинулось вверх по Волге.
Постепенно бунт перерастал в восстание, а затем — и в крестьянскую войну. Почувствовав за собой защитника, на борьбу против бояр поднялась земщина, взволновались инородцы. Территория, объятая огнем войны, быстро увеличивалась. Войско Разина постепенно, поднимаясь по Волге на север, подошло к Симбирску, по дороге захватывая города.
России срочно нужен был свой Красе. И он нашелся. Князь Барятинский, стоявший во главе обученного по западным стандартам войска, разгромил под Симбирском Степана Разина, и тот, как нашкодивший отрок, бежал с казаками на Дон, оставив часть своих соратников, среди которых было много волжских крестьян, без своего твердого водительства.
Утром крестьяне увидели, что казаки их предали, тогда они тоже оставили позиции и побежали к Волге, где стояли казацкие струги. Но Барятинский действовал четко. Его люди опередили беглецов, многих расстреляли, еще больше взяли в плен. И на чудесном берегу великой реки появились сотни виселиц.
Поражение Степана Разина спасло страну от огромной беды. Уже перед сражением под Симбирском восстание охватило многие важнейшие области. Каждая удача Разина увеличивала его войско, а также число разбойничьих банд. Но бегство Степана развенчало атамана, теперь люди слегка протрезвели. Известие о виселицах на берегу Волги приглушило порывы страстей у готовых в любую минуту покинуть родные очаги и уйти искать Разина.
Это поражение и, главное, бегство Степана Тимофеевича поставили крест на его дальнейшей разбойничьей карьере. Казаки предателей не любят. Жизнь у казаков суровая, в степи и без того проблем хватает. Атаман Корнило Яковлев начал собирать вокруг себя донцов, настраивал их против Разина. Степан Тимофеевич известен был своей крутостью, расправлялся со своими противниками так жестоко, как не расправлялся с боярами астраханскими. Но хваленая жестокость атамана не помогла на сей раз, не испугала, да и не могла помочь человеку, оставившему своих людей в беде. Степан Разин уже понимал причину, по которой его отторгает Дон, и попытался взять столицу казаков Яковлева Черкасск. Попытка не удалась. Атаман отошел в свой город Кагальник, никому внешне не показывая, как ему плохо. Он умел держать себя в руках, умел держать в руках людей. Всего лишь один раз он совершил ошибку — но какую! — и теперь ему уже было не удержать ситуацию в руках. Народ к нему не шел. А без людей он не мог продолжить борьбу, не мог загладить вину перед погибшими по его малодушию сотоварищами.
Казаки напали на Кагальник, одержали победу над войском Разина, взяли атамана и брата его, Фролку, в плен, передали всех царскому правительству. Атаман казаков Корнило Яковлев сделал это. Он и провожал арестованных братьев в Москву.
Был ли Корнило предателем? Нет. Не был. Он передал царю человека, который в силу своих великих организаторских способностей, гениальной удачливости выходил за рамки личностей, необходимых Дону в качестве атаманов и даже в качестве гетманов — Днепру. Степан Разин был гораздо больше, чем атаман, и этим-то был опасен, казакам вполне хватало атаманов. Корнило Яковлев — прекрасный атаман, на большее не способный, к другим высотам не рвущийся, — опасался Разина, как боялись его Дон, степь, Каспий, а ведь Степану Тимофеевичу и этого было мало!
О демонических возможностях многих великих часто рассуждают биографы, историки, сплетники. Степан Разин был именно такой личностью — демонической, обладающей к тому же мощной энергетикой и задатками могучего йогина, о чем в первую очередь свидетельствуют последние дни его жизни.
Еще в Черкасске Корнило Яковлев повелел приковать его большой цепью к притвору церкви. Это было сделано неспроста. По Дону, по Волге давно ходили слухи о том, что Степан Разин — волшебник. Действительно, некоторые его победы иначе как волшебством не объяснишь. С волшебниками и колдунами, как хорошо известно, могли управиться только Бог и его верные слуги на земле. Корнило Яковлев это хорошо понимал.
Так, на цепи, повезли Степана и Фролку в Москву. Младший Разин не сдавался, жить хотел, печалился, обвинял старшего: «Ты во всем виноват!» А Степан, уже смирившись с судьбой, давно смирившись, еще с тех пор, когда стали от него уходить казаки, высокомерно ухмылялся: «Не распускай слюни! Нас примут самые большие люди, бояре. Вся Москва выйдет смотреть на нас!» Приблизительно так же думают некоторые незанятые дамочки перед выходом в свет: на базар, например, на праздничное гулянье, в другие общественные места, где и на людей можно посмотреть, и себя показать.
Степан Разин к женскому полу относился с суровой непочтительностью, о чем говорит эпизод с персидской княжной, некоторыми учеными не признающийся за реальный, а Яном Стрейсом описанный в его книге.
Москва готовилась к встрече страшного гостя. Для большего эффекта (а может быть, и страховки ради) из города навстречу казакам была отправлена прочно сколоченная телега с виселицей, а также человек с устной инструкцией, как ею пользоваться. Сначала Разина переодели в лохмотья, затем шею Степана обмотали цепью, привязанной к перекладине виселицы, руки-ноги прикрепили другими, такими же прочными цепями к телеге. Смотреть в общем-то было не на что. Но атаман не опечалился или не подал вида.
Цепью помельче обвязали Фролку, прицепив его к телеге сзади. Он совсем разгрустился: бреди теперь за телегой несколько верст да на брата смотри.
Москва была уже совсем рядом. Столичный люд высыпал на улицу. Степан заметно ободрился. Эгоистом он был знатным. Ему нравилось внимание толпы, ее неравнодушное отношение к его персоне. Брат шлепал босиком по июльской пыли, всхлипывал, старался вызвать жалость в людях: ему это удавалось. Степан был горд.
Начались пытки — своего рода комиссия по приему на тот свет. Принять-то все одно примут, иначе нельзя, но зачем в таком случае пытки?
Степану связали сзади руки, подняли их вверх, затем связали ноги ремнем. Дюжий палач тянул за ремень, тело Разина медленно вытягивалось в струну, руки выходили из суставов, струна напряглась до предела, но не звенела, терпела. Палач брал кнут и с оттяжечкой, со свистом бил Разина по спине, по животу, по ногам, рукам. Около сотни ударов выдержал палач, устал. Степан не пикнул. Вокруг лобного места собралась большая толпа, люди, пришедшие посмотреть, удивлялись: как он терпит?! А он чувствовал себя на лобном месте, как на арене Колизея или какого-нибудь цирка, он завершал турне по жизни сложнейшим показательным выступлением, даже не думая о вознаграждении.
Его положили на горящие угли, запах паленого, но еще живого тела ударил в ноздри толпе. Она смущенно засопела. Разин услышал это и опять промолчал. Его перевернули на живот. Сопение толпы стало громче. Степан молчал.
Ну надо же, какой терпеливый! Хоть и атаман. Потому-то и терпеливый, что атаман. Степан не слышал эти комментарии толпы, но чувствовал их, и это давало ему силы выдерживать пытки молча.
Палач взял раскаленный докрасна металлический прут из костра, показал его толпе. Она вздохнула не без робости. Палач взял другой прут — этот раскалился добела. По подпаленному с обеих сторон телу было проведено несколько раз белым шипящим прутом, пока он не покраснел. Люди лишь удивленно качали головами: такого молчуна они еще не видели на лобном месте!
Видимо, и сам палач слегка удивился: что за человек! Стараешься, стараешься, выдумываешь разные пытки, а он даже не пикнет. Может быть, он уже того… на тот свет отправился? Нет, глаза жизнью горят, грудь могуче колышется.
Опытный палач дал передохнуть Степану, взялся за Фролку. Тот — не успели его пару разочков стегануть кнутом — закричал так, будто это не разбойник, а какая-то избалованная принцесса уколола пальчик колючкой.
Степан так ему и сказал: «Ты что визжишь, как баба, иглою уколотая?! Люди же смотрят. Терпи. Мы со славой жили, со славой и умереть должны!» Он уже смирился со всем, потому и терпел, а толпа ему хорошо ассистировала.
Но Фролке умирать еще не хотелось. Не нужна ему была никакая слава. Он пожить мечтал! Пусть вообще без славы — только бы пожить, просто — пожить. И кричал он, и визжал, и в этом визге было такое огромное желание жить, просто жить, что у некоторых зрителей выступили слезы на глазах. Так иногда ветер безмолвный шалит, никчемную слезу из глаз выбивает. Так голос Фролки разжалобил людей.
Палач, очень обстоятельный человек, вспомнил о Степане, велел помощникам побрить его буйну голову. Атаману понравилась эта процедура, он сказал шутя: «Так ученых людей в попы постригают. И нас, брат, постригли!»
Зачем он говорил эти бодрые слова? Брату хотел помочь осилить пытку? Себя показать? Голос его был равнодушным к смерти. Так не ведут себя живые существа. Все они чувствуют дыхание смерти, все — каждое существо по-своему — реагируют на приближение смерти. Даже у молчаливого барана, которого ведут под нож, глаза быстро грустнеют, ноги слабеют. Даже коровы чуют беду — смерть, еще только приближающуюся к воротам коровника! — и начинают они тревожно мычать, то ли прощаясь, то ли сострадая, то ли что-то вспоминая.
Степан Разин был равнодушен.
Его посадили на скамью, над которой высился сосуд с холодной водой, и началась «китайская пытка». Капля за каплей с интервалом в две-три секунды слетала в одну точку лысой головы Степана. Он молчал. «Китайскую пытку» применяли в Поднебесной со времен учителя Конфуция.
За две с лишним тысячи лет не было ни одного случая, чтобы кто-то выдержал эту пытку. Кому-то хватало двадцати — тридцати капель, и начинал он говорить, причитать. Кто-то сопротивлялся пять минут, кто-то — двадцать. Иной раз и час, а то и полтора держались люди, терпели.
Степан будто бы не реагировал на капли! Он молча смотрел на людей, они с тревогой смотрели на него. Палач понял, что Разина капли не расшевелят, и велел с тоски бить его палками по ногам. Степан молчал.
Показательные пытки закончились.
Через день, 6 июня 1671 года, Степана и Фролку Разиных вывели на лобное место. Был зачитан длинный список преступлений осужденных, а затем и приговор. Степан, выслушав приговор, повернулся к церкви, осенил себя крестным знамением, затем чинно так, степенно поклонился на четыре стороны и сказал людям: «Простите!»
Некоторые его простили сразу же. Кто-то не прощает ему злодеяний по сей день и не простит никогда. Палач, не вникая в подобные рассуждения, велел помощникам положить приговоренного между двух досок, затем отрубил Степану Разину правую руку по локоть, а левую ногу по колено. Атаман и на это внешне никак не отреагировал. Зато взбесился вдруг Фролка, еще мечтавший пожить, крикнул: «Я имею государево слово и дело!»
«Молчи, собака!» — грозно рыкнул Разин, но палач не стал дожидаться перебранки двух братьев и отрубил Степану Разину голову, теперь уже безопасную для всех.
Фролку на лобное место не отправили. По закону его обязаны были выслушать, проверить истину его слов, а уж потом решать — стоило ли его «государево слово и дело» жизни, пусть даже очень простой.
Фролка рассказал слугам Алексея Михайловича о каком-то кладе, якобы очень большом и ценном. О богатствах Степана Разина знали многие, но… никто, даже брат его, не знал о том, где спрятаны сокровища атамана. Несколько раз искали клад по наводке Фролки, но неудачно. Брат Степана Разина нервничал, искренне удивлялся: куда подевался клад? И мечтал о жизни. Царь сжалился над ним, заменил смертный приговор пожизненным заключением, еще целых пять лет Фролка просто жил.