Древний обычай

Древний обычай

После вокняжения Всеволода дела на юге Руси ухудшились. Началась жестокая борьба князей за богатые области. Центральная власть с каждым годом теряла силу и авторитет. Удельные князья усиливались, выходили из повиновения, доказывали оружием свое превосходство. Ближайшие соседи Киевской Руси, окружавшие страну крутым полумесяцем от Польши на западе до половецких степей на юге и волжских булгар на востоке, всегда рады были помочь в беде какому-нибудь князю. Все равно кому. Лишь бы платили деньги. Все чаще нападали на русские земли западные и северо-западные соседи: литовцы и шведы.

Мономашичи уступили Всеволоду верховную власть по закону старшинства, по обычаям предков. Нарушить их Юрий Владимирович не мог, хотя в течение 300 лет этот обычай несколько раз нарушался, в том числе и Владимиром Мономахом. «По смерти Святополка-Михаила, — пишет Н. М. Карамзин, — граждане Киевские, определив в торжественном совете, что достойнейший из князей российских должен быть великим князем, отправили послов к Мономаху и звали его властвовать в столице. Добродушный Владимир давно уже забыл несправедливость и вражду Святополкову: искренно оплакивал его кончину и в сердечной горести отказался от предложенной ему чести. Вероятно, что он боялся оскорбить Святославичей, которые, будучи детьми старшего Ярославова сына, по тогдашнему обыкновению долженствовали наследовать престол великокняжеский»[12].

Его отказом и временным безвластием воспользовались смутьяны, в городе начались грабежи и погромы. Горожане вновь явились к Мономаху, сказали: «Спаси нас от неистовства черни, от грабителей!..» Владимир, двадцать лет не рисковавший брать власть, на этот раз смирился со своей долей, приехал в Киев. «Народ изъявил необычайную радость, и мятежники усмирились, видя князя великодушного на главном российском престоле».

Какая идиллия! Как счастливо завершился в 1113 году описанный эпизод из истории Руси, когда Киев был еще силен!

В конце тридцатых годов того же столетия положение изменилось в худшую сторону. Войны с половцами и ослабление центральной власти вносили смятение в души киевлян и жителей других городов Поднепровья, объятых междоусобицей. Каждый думал только о себе, эгоизм стал основным качеством людей, повсеместно изменились и моральные нормы. И старый обычай передачи власти лишь усугублял прогрессирующую болезнь. Время древних законов ушло. Это понимали Юрий Владимирович и другие князья. Но удивляет другое: с каким упорством Рюриковичи держались за древние законы.

Видимо, эта вера Рюриковичей в справедливость и вечную пользу старых законов пугала Юрия Владимировича, который не рискнул открыто бросить вызов Всеволоду, перестал активно вмешиваться в дела на юге Руси, занялся проблемами Суздальской земли, не забывая, однако, о главном своем противнике. Относительную пассивность Долгорукого можно объяснить не только его страхом, но и его слабостью, ведь Всеволод Ольгович был противником серьезным. Ему удавалось гасить очаги распри, договариваться с иноземными повелителями, копить силу.

В 1140 году Всеволод стал готовить поход на Суздальскую землю. Юрий Владимирович прибыл в Смоленск к Ростиславу Мстиславичу и заключил с ним союз в борьбе против Всеволода. Новгородцы отказались воевать, как их ни уговаривал сын Юрия, Ростислав, новгородский князь, которому по этой причине пришлось покинуть город, вернуться к отцу. Князь суздальский отомстил новгородцам, отнял у них Торжок, являвшийся для северян своего рода торговыми воротами. Новгородцы по привычке устроили бунт, который закончился избранием во второй раз Юрия Владимировича в князья. Но он вновь дипломатично отказался и отправил к республиканцам сына. Тем временем Всеволод занял наследственный удел Юрия — Остерский Городец. А вскоре и новгородцы преподнесли очередной сюрприз: узнав, что великий князь киевский послал к ним Святополка, они посадили сына Юрия в епископский дом под домашний арест.

Крупная война между Всеволодом Ольговичем и князем суздальским все же не успела разразиться. 1 августа 1146 года великий князь киевский скончался. Н. М. Карамзин дает ему такую характеристику: «…умный и хитрый, памятный отчасти разбоями междоусобия, отчасти государственными благодеяниями! Достигнув престола Киевского, он хотел устройства и тишины; исполнял данное слово, любил справедливость и повелевал с твердостию; одним словом, был лучшим из князей Олегова мятежного рода»[13].

После смерти Всеволода великим князем киевским несколько месяцев был его брат Игорь Ольгович, а затем великокняжеский престол захватил Изяслав, «благословенная отрасль доброго корня», сын Мстислава Великого. Он «мог бы обещать себе и подданным дни счастливые, — пишет Н. М. Карамзин, — ибо народ любил его; но история сего времени не представляет нам ничего, кроме злодейств междоусобия. Храбрые умирали за князей, а не за отечество, которое оплакивало их победы, вредные для его могущества и гражданского образования»[14].

Время правления Изяслава Мстиславича — это время жестокого противостояния двух крупных государственных деятелей: великого князя киевского и князя суздальского. В этом противоборстве не только проявились в полной мере личностные качества вождей, но обозначилась будущая трагедия столицы огромной и совсем недавно сильной державы, суть которой была в том, что русские люди дрались за власть в Киеве, за обладание этим великолепным, сильно раздутым варяжским ветром городом, грабили столицу.

Но вот в чем состояла парадоксальность положения престольного города Киева — он и все его мертвые, а мягче говоря, остаточные богатства если и нужны были князьям, то только в качестве раритета, которым можно было при случае похвалиться внукам: «А я Киев брал, а эта золотая побрякушка из Киева!» Да, такова правда, город, который по красоте и величию считался в Европе третьим после Константинополя и Кордовы, превращался в большую шкатулку не модных, но драгоценных безделушек.