Последний Рюрикович или первый царь — носитель новой государственной идеи?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Последний Рюрикович или первый царь — носитель новой государственной идеи?

Столица в годы Смуты напоминала разграбленный и разрушенный дом. «В Кремле, на царском дворе, в святых Божиих церквах и в палатах, и по погребам — все столху Литва и Немцы и все свое скаредие творяху, — свидетельствует Филарет. — Все палаты и хоромы были без кровель, без полов и лавок, без окончины и дверей; все деревянное поляки пожигали для отопления своих жилищ»[213].

17 февраля 1609 года в столице произошел бунт против царя. В Кремль ворвалась бушующая толпа во главе с князем Романом Гагариным. Настроение у людей было боевое. «Шуйского с престола вон!» — кричали люди. К ним вышел патриарх Гермоген, начал уговаривать бунтовщиков прекратить волнения. Сам Гермоген не раз был не согласен с Шуйским — все это знали, поэтому и послушали принципиального патриарха, решительно вставшего на защиту законного царя. И это спасло Шуйского. Ураган людских страстей затих.

Но город не знал покоя. Купцы, столичные и приезжие, пользуясь блокадой, заламывали цены на хлеб, не брезговали торговать и с Тушинским вором. Оказалось, иметь два дорогих рынка — в Москве и в Тушине — выгодно. А народ, глядя на это, копил злобу.

В апреле люди Шуйского раскрыли новый заговор против законного царя, боярин Крючков-Колычев был казнен. Москвичей казнь не устрашила, только раззадорила еще больше. Москва стала дерзить царю, Шуйскому сообщили даже, что его убьют на Николин день, затем — на Вознесенье. В Кремль то и дело врывались голодные и грозно требовали от царя организовать поставки продуктов в столицу.

Шуйский обещал, принимал все возможные меры, чтобы сдержать обещание, но купцы, понимая, что сил у царя не хватает и не хватит для наведения порядка в объятой всеобщим бунтом стране, прятали, как и во времена Годунова, хлеб. После гибели Скопина-Шуйского царя спасти никто бы уже не смог.

Сигизмунд, король польский, узнал, что русские готовы признать своим царем королевича Владислава, и послал в Москву войско гетмана Жолкевского — человека, одаренного в одинаковой степени военным талантом и политическим тактом.

Трагедия под Клушино была предпоследним актом грустной драмы царя Шуйского: королевичу Владиславу стали присягать русские воины, военачальники, целые города.

Гетман Жолкевский забросал голодную Москву посланиями, в которых щедро раздавал от имени Владислава обещания сделать жизнь русского народа счастливой, сытой и спокойной.

Активней стал действовать и Тушинский вор, вышел с войском из Калуги, разбил лагерь в Коломенском.

В этот ответственный момент свое веское слово сказали дворяне — братья Ляпуновы. Прокопий командовал в войске Болотникова отрядом рязанских дворян. В ноябре 1606 года он перешел на сторону царя, стал думным дворянином. В середине июля 1610 года он предложил брату Захару и боярину Василию Голицыну осуществить двойную операцию: сбросить с престола московского царя и разделаться с Тушинским вором.

Захар взялся за дело решительно. Он собрал за Арбатскими воротами бояр и дворян, сказал им, что нужно наконец-то покончить с Василием Шуйским, незаконно захватившим московский трон, и с вором.

Люди выслушали его с пониманием. По решению сходки в село Коломенское отправили посла с предложением убрать вора. Но в Коломенском собрались люди ушлые — не зря они тянулись к вору. Они дали послу Захара Ляпунова хитрый ответ: «Сначала сбросьте своего Шуйского, а потом мы займемся своим Дмитрием».

Захар, по натуре не вор, но и не политик, воспринял эти слова как согласие помочь и повел бояр, дворян, купцов и чернь к царю. Василий Шуйский вышел навстречу грозной толпе. Люди остановились. Захар — здоровяк, косая сажень в плечах, молодой, упрямый — выдвинулся вперед и сказал пламенную речь, закончив ее гневными словами: «Сойди с царства!»

Шестидесятитрехлетнего, невоинственного вида Шуйского, Рюриковича родом, слова дворянина вывели из себя. Он выхватил нож из ножен и пошел на обидчика…

Рюрикович, царь огромной, пусть и взбунтовавшейся державы, как какой-нибудь бандюга из новелл Проспера Мериме, хватается за нож (оружие кухарок и разбойников) и с криком бросается на подданного: «Мне такого даже бояре не говорят!»

У немецких разведчиков бытовала до недавних пор поговорка: «Wenn Kundschafter zur Pistoler greifen mub, so ist zu spet» («Если разведчик хватается за пистолет, значит, он опоздал»). Здоровенный Захар показал царю кулак и грозно рыкнул: «Сделаешь еще шаг, я тебя в порошок изотру вместе с твоей железякой!»

Василий Иванович онемел, остановился. И правильно сделал. Времена стояли неспокойные. Не то что в 1147 году, когда бот такого же задиристого Степана Ивановича Кучку люди Юрия Долгорукого скрутили вмиг и без суда, по одному лишь мановению руки князя суздальского отправили к праотцам.

Захар Ляпунов повел толпу к лобному месту, послал за духовенством, боярами, служилым людом. Настойчиво зазвонили колокола. Жители Москвы потянулись к Красной площади, к Лобному месту. Патриарх Гермоген хотел было вступиться за царя, немилого ему, да раздумал, покинул сходку.

Князь Воротынский пришел к Василию Шуйскому и сказал: «Весь народ против тебя, оставь царство, не доводи людей до беды».

Василий Шуйский внял доброму совету, положил жезл и отправился в свой дом. Страна оказалась без царя. Власть перешла к боярам.

А коломенцы на следующий день не только отказались от своих слов, но еще и поиздевались над москвичами, нарушившими клятву верности законному царю. Тут только жители столицы вспомнили народную мудрость: «С волками жить — по-волчьи выть». Пораньше бы они вспомнили ее!

Низложение царя осудил патриарх Гермоген. Шуйский попытался организовать стрельцов и вернуть царский посох, но вездесущий Захар опередил его. 19 июля он с верными людьми ворвался в княжий дом Шуйского, схватил его и увез в Вознесенский монастырь.

Такого позора ни один Рюрикович еще не испытывал. Несчастного Андрея Боголюбского убили заговорщики, но чтобы какие-то дворяне позволили себе насильно постричь Рюриковича в монахи — такого на Руси еще не было. Рюриковичи насильно постригали в монахи всех, кого хотели, в том числе и князей, и княгинь из своего рода. Но…

«Я не хочу!» — кричал Василий, когда, согласно обряду, монахи спросили его согласия. Князь Тюфякин за Шуйского спокойно произнес положенные слова, а Захар в это время крепко держал бывшего царя своими здоровенными ручищами. Дворянин весил чуть ли не в два раза больше насильно постригаемого, к тому же он был и моложе Шуйского.

Обряд закончился. Василия отвезли в Чудов монастырь. В тот же день в том же монастыре, быть может, в те же самые минуты насильно постригли Марию Петровну, супругу царя.

А еще через три дня в Москву явился гетман Жолкевский, и Москва вынуждена была согласиться с тем, что на русский трон сядет Владислав, сын короля Сигизмунда.

И такого еще не бывало на Руси! Не просто иноземец на троне — иноверец! Патриарх Гермоген, долгое время противившийся избранию Владислава, смирился-таки с обстоятельствами, но с одним непременным условием: сын Сигизмунда должен был креститься по православному обряду.

Жолкевский не принял требования патриарха всея Руси, «но заключил такой договор, который показывал, что гетман вовсе не думал о порабощении Руси Польше, напротив, уважал и даже ограждал права русского народа»[214]. Но не только это явилось причиной того, что московские бояре, знать других городов, духовенство согласились на избрание царем всея Руси иноземца. «Московское государство избирало царем своим Владислава, — констатирует Н. И. Костомаров, — с тем, что власть его была ограничена по управлению боярами и думными людьми, а по законодательству думою всей земли».

Ограниченная монархия! Московские купцы и бояре еще в 1147 году мечтали об ограничении власти князя. Они мечтали об этом во времена Дмитрия Донского, мечтали так неистово, что своровали у князя роскошный пояс, украшенный жемчугами. Они мечтали об этом во время последней распри русских князей и во времена Ивана III и еще более грозного Ивана IV. Желание ограничить великокняжескую или царскую единодержавную власть несколько веков жило среди бояр и духовенства.

Любая смута (революции, гражданские войны, бунты, восстания) обычно заканчивается либо самой жесткой диктатурой внутри страны, либо столь же сильной властью с экспансионистскими амбициями (Чингисхан), либо вторжением извне (Англия перед 1066 годом, Китай перед нашествием Абахая и Нурхаци, Киевская Русь), либо, если народу данной страны очень уж повезет, ограниченной монархией. Других вариантов выхода из смуты нет.

Даже бегло осматривая сложившуюся в Русском государстве в 1610 году ситуацию, можно прийти к выводу, что самый счастливый для мирных людей исход, то есть ограниченную монархию, страна могла получить только из рук… иностранца! Ни один политический и государственный деятель Руси, каким бы он гениальным ни был, на ограниченную монархию, которую, естественно, очень хотели бояре и дворяне, не согласился бы, потому что смута, брожение в умах сограждан, желание всевозможных Захаров показать кому угодно, а хоть и самому царю-батюшке свои бицепсы были еще очень сильны. И не было в 1610 году той скрепляющей народ идеи, духовной и душевной точки опоры, с помощью которой гневливые успокаиваются, ленивые думать («все пошли царя сбрасывать, и я пошел») призадумываются, неуравновешенные обретают внутренние тормоза, добрые перестают бояться самих себя, злые добреют, и этого вполне хватает для их собственного счастья и, главное, для счастья окружающих. В конце XX века подобное состояние народных умов назовут национальной идеей — сложный «раствор», скрепляющий великое множество людей в народ.

Бояре, дворяне, духовенство, с одной стороны, были рады тому, что наконец-то осуществилась их вековая мечта о «думском ограничителе», а с другой стороны, вольно или невольно самим актом избрания иностранца-иноверца они упредили рождение той самой национальной идеи, в которой так нуждался во времена Смуты русский народ.

Жители Москвы — те, что попроще, кому в Думе не выступать и думскими вопросами не заниматься, — очень быстро разочаровались в действиях боярства. Недовольных избранием на русский престол Владислава становилось все больше. Люди стали все чаще вспоминать Василия Шуйского. Бояре заволновались. У Шуйского вновь появился шанс занять трон. Если бы судьба вновь вытолкнула его на вершину власти, да еще рукой народа, то, естественно, ни о какой ограниченной монархии мечтать уже не приходилось бы. Василий IV Иванович, хоть и не проявил себя за годы правления (трудные то были годы для любого правителя), некоторыми своими смелыми действиями показал, что при соответствующих условиях он вполне мог бы стать настоящим монархом, не нуждающимся ни в каких ограничениях. Народ, с которым легко нашел общий язык Иван IV Грозный, теперь сам, без подсказки, стал переходить на сторону Шуйского.

Это было очень опасно для всех думцев. Бояре не на шутку перепугались. Страх так подействовал на некоторых из них, что они не шутя предложили перебить весь род Шуйских. Гетман Жолкевский (о нем многие историки отзываются очень хорошо), прекрасно понимая положение трусоватых бояр, взял дело в свои руки: он объявил, что Сигизмунд потребовал беречь бывшего царя. Думцы спасовали перед отцом угодного им «ограниченного» монарха и разрешили Жолкевскому взять Шуйских под свою опеку. Василия и жену его переправили под Смоленск, где поляки, изнурив защитников города упорной осадой, готовились к решительным действиям. 3 июня 1611 года они взяли крепость, а в конце октября король Сигизмунд торжественно въехал в Варшаву. То был триумф польского оружия. Поляки радовались и гордились по праву.

Гетман Жолкевский ехал вслед за Сигизмундом, в войске находились русские пленные: бывший царь Василий IV Иванович Шуйский, его супруга Мария Петровна, братья, воевода Смоленска Шеин, послы Голицын и Филарет… На Шуйского смотрели все поляки. Это был уставший до предела человек, красные больные глаза его суровым взором оглядывали мир, в них не было страха, было лишь мрачное осознание свершившегося, трагичного и безысходного для него, Василия Шуйского, но не для страны, которой недавно он властвовал.

В тот же день состоялась аудиенция у польского короля. Сигизмунд гордился успехами подданных, но ненавидел Жолкевского, который в Москве проявил своеволие (с точки зрения здравого смысла — благоразумие) и тем самым не дал Сигизмунду воссесть на русский престол.

В зал вошли пленные во главе с худым и, казалось, отрешенным от мира сего, ушедшим в себя и свою печаль Василием Шуйским. Гетман Жолкевский, блестящий оратор, сказал пламенную речь, закончившуюся следующим пассажем: «Ныне стоят они жалкими пленниками, всего лишенные, обнищалые, поверженные к стопам вашего величества и, падая на землю, молят о пощаде и милосердии».

Далее бывший русский царь должен был пасть на землю, вскинуть руки к Сигизмунду и молить, молить о пощаде… О какой пощаде? Василий Шуйский в пощаде не нуждался. Его не пощадил собственный народ, его унизил Захар Ляпунов. От Шуйского отказались бояре. А духовенство в лице патриарха Гермогена лишь изредка исполняло свою роль, без особого вдохновения защищая царя. От него отказалась Русская земля. Что мог дать ему Сигизмунд?

Василий Иванович поклонился, придерживая левой рукой большую шапку из черной лисы, коснулся пальцами правой пола, поднес их к губам. В красных больных глазах его печаль уже остыла. Это спасло царя от слез. Братья поклонились вслед за ним три раза. Иван Пуговка не выдержал и расплакался. За всех: за неудачника-царя, за родных его, за Русь. Правильно он сделал, что не стал зажимать в себе боль: кто-то должен был плакать в тот день в тронном зале. Потому что плакать — это естественно, когда унижен ты не твоим победителем (поляки благодаря Жолкевскому вели себя достойно), а твоими собственными ошибками и ошибками твоего народа.

Сигизмунд к Шуйскому был благосклонен: отправил его вместе с родственниками в Гостынский замок, где пленники не бедствовали. Но жить бывший царь Василий Шуйский уже не мог. Печаль свела его в могилу через несколько месяцев.

«Престол явил для современников слабость в Шуйском: зависимость от внушений, склонность к легковерию, коего желает зломыслие, и к недоверчивости, которая охлаждает усердие. Но престол же явил для потомства и чрезвычайную твердость души Василиевой в борении с неодолимым Роком: вкусив всю горесть державства несчастного, уловленного властолюбием и сведав, что венец бывает иногда не наградою, а казнию, Шуйский пал с величием в развалинах государства. <…> хотел снискать ее (Москвы. — А. Т.) и России любовь подчинением своей воли закону, бережливостью, беспристрастием в наградах, умеренностью в наказаниях, терпимостью общественной свободы, ревностью к гражданскому образованию, — который не изумлялся в самых чрезвычайных бедствиях, оказывал неустрашимость в бунтах, готовность умереть верным достоинству монаршему, и не был никогда столь знаменит, столь достоин престола, как свергаемый с оного изменою: влекомый в келию толпою злодеев, несчастный Шуйский являлся один истинно великодушным в мятежной столице»[215].

Затем неволя и стыд свели в могилу брата Дмитрия и его жену Екатерину. Мария Петровна нашла в себе силы вернуться на родину. Умерла она в Новодевичьем монастыре инокиней Еленой в 1625 году.

В 1620 году Сигизмунд повелел построить в Варшаве богатый мавзолей, куда торжественно был перенесен гроб с телом пленного царя. Это тешило самолюбие польского короля, но вскоре и он умер.

В 1635 году, когда на Руси были совсем иные времена, царю Михаилу Федоровичу Романову удалось договориться с королем Польши Владиславом о возвращении на родину тела Василия Шуйского и его родственников. (Не последнюю роль в этом деле сыграли сибирские соболя.)

Когда открыли могилу и нашли в каменной палатке гробы Василия, Дмитрия и Екатерины, Владислав повелел изготовить новые гробы, более обширные. В них уложили гробы с телами пленных и повезли их в Москву.

В июне 1635 года в Дорогомилове московские бояре и дворяне встретили останки бывшего царя, взяли гроб на плечи и понесли через всю столицу в Кремль, где в траурных одеждах ожидали его царь со свитой.

11 июня тело Василия IV Ивановича Шуйского, последнего русского царя из рода Рюриковичей, было погребено в Архангельском соборе рядом с другими потомками святого Владимира.

Основные события жизни Василия IV Ивановича Шуйского

1547 год. Родился Василий Иванович Шуйский. Шуйские являлись «старейшей братьей» среди Рюриковичей, потомками старшего брата Александра Невского — Андрея Ярославича.

1580 год. Имя Василия попадает в разрядные книги.

1581 год. Василий Шуйский принимает в качестве воеводы участие в охране Русской земли от набегов крымского хана.

1583 год. Василий Шуйский вновь числится среди воевод, отправленных Иваном Грозным на берег Оки.

1584 год. Царь Федор Иванович жалует Василия Шуйского боярином.

1585 год. Василий Шуйский послан воеводой в Смоленск, где находился до 1587 года.

Шуйский женился на княжне Репниной, породнившись тем самым с «Романовским кружком».

1587 год. Василий Шуйский возвратился в Москву.

1590 год. Василий Шуйский был первым воеводой в Великом Новгороде.

1591 год. Вместе с митрополитом Геннадием и окольничим Клешиным Василий Шуйский расследовал дело в Угличе. Это расследование не способствовало росту политического влияния Шуйского.

1600–1601 годы. Шуйский вновь послан воеводой в Новгород. Годунов запретил ему жениться во второй раз.

1605 год. Годунов назначает Василия Шуйского и Мстиславского главными начальниками над войском, отправленным на борьбу с самозванцем.

Русское войско 20 января разгромило войско Лжедмитрия под Добрыничами.

На Красной площади 1 июня Василий Шуйский прилюдно сказал о том, что Дмитрий в Угличе не был убит.

10 июня Лжедмитрий вошел в Москву.

В конце июня раскрылся заговор против царя, «названного Дмитрия», во главе которого стоял Василий Шуйский.

30 июня Лжедмитрий миловал отправленного на казнь Василия Шуйского. Смерть на плахе заменена ссылкой.

Шуйского вернули из ссылки.

В конце года Лжедмитрий узнал о существовании еще одного заговора, но проигнорировал это сообщение.

1606 год. 2 мая в Москву прибыла Марина Мнишек с большим отрядом иностранцев.

17 мая в Москве вспыхнуло восстание, бояре расправились с Лжедмитрием, 19 мая возвели на престол Василия Ивановича Шуйского.

Середина 1606 года. В Русском государстве вспыхнуло восстание, охватившее почти всю территорию страны. На юге движение народных масс возглавил Иван Болотников.

Август. Правительственные войска потерпели неудачу под Кромами, это способствовало дальнейшему распространению восстания, расширению сферы влияния Ивана Болотникова, укреплению материальной базы восставших.

Под Ельцом восставшие 7 сентября одержали победу над войском Воротынского, двинулись к Москве.

Сентябрь — октябрь. Иван Болотников разгромил у реки Угры войска В. И. Шуйского, затем разбил на реке Лопасне отряд князя Кольцова-Мосальского, отбросил его к Пахре, но потерпел здесь поражение от Скопина-Шуйского, отступил, пошел на Москву окружным путем: через Малоярославец, Можайск, Волок Ламский.

Октябрь — ноябрь. Армия восставших, безуспешно осаждая Москву, потерпела 26 и 27 ноября два поражения в боях, которые подорвали моральное состояние осаждавших: Болотникова стали покидать воины.

2 декабря правительственное войско одержало победу у деревни Котлы, и крестьянская рать отошла от Москвы к Калуге, Туле, Веневу.

1607 год, май. Иван Болотников, более пяти месяцев державший оборону в Калуге, нанес войску Шуйского поражение, отошел к Туле на соединение с крупными силами восставших.

Июль. В Стародубе объявился Лжедмитрий II, к нему потянулись польская шляхта, литовцы и русские. Польские магнаты Ружинский, Мазовецкий, Лисовский и Ян-Петр Сапега поддержали нового самозванца.

Сентябрь. Лжедмитрий II выступил в поход, нанес под Козельском поражение небольшому правительственному отряду, подошел к Туле.

10 октября после четырехмесячной осады Тулы Василий Шуйский вынудил восставших сдаться, дал клятву помиловать «тульских сидельцев», но не выполнил ее: Ивана Болотникова через полгода ослепили и утопили в проруби.

17 октября самозванец, узнав о поражении Болотникова, бросил свое войско и побежал в Путивль, где его поддержали поляки.

1608 год, январь. В войско Лжедмитрия II, остановившегося в Орле, влились большие силы запорожских казаков, поляков, литовцев.

Июнь. Самозванец форсировал реку Москву, расположился у деревни Тушино.

Июль. Русское правительство заключило с польским королем перемирие на 3 года и 11 месяцев, но в Тушинский лагерь продолжали приходить отряды поляков.

23 сентября отряды Сапеги и Лисовского подошли к Троице-Сергиевому монастырю, началась героическая оборона русской святыни. Она продолжалась до 12 января 1610 года. Интервенты не смогли справиться с горсткой защитников, а когда Скопин-Шуйский прислал в монастырь подмогу, Сапега и Лисовский сняли осаду.

Конец 1608 года. Значительная территория Русского государства оказалась в руках нового самозванца, но взять Москву он долгое время не мог. В борьбу против интервентов активно включился простой народ Севера и Верхнего Поволжья.

Начало 1609 года. Ополченцы под Устюжной разгромили отряды тушинцев, отбросили остатки войска врага к Москве. В Выборге заключен военный союз Швеции и Русского государства против Польши, весной в Новгород прибыл отряд наемников во главе с Яковом Делагарди.

5 июня русские одержали победу на реке Ходынке, через 20 дней тушинцы потерпели поражение на Ходынском поле.

18 августа русские разгромили на реке Жабне отряд Яна Сапеги.

9 сентября польское войско, нарушив договор о перемирии, пересекло границу Русского государства, 13 сентября захватило город Красный.

19 сентября началась героическая оборона Смоленска.

28 декабря Лжедмитрий сбежал в Калугу.

1610 год, 12 марта. Скопин-Шуйский вошел в Москву.

24 июня русское войско потерпело сокрушительное поражение у деревни Клушино. После этого бояре свергли Василия Шуйского, избрали царем польского королевича Владислава.

1610–1612 годы. Шуйский пленен в Польше.

1612 год. Василий Шуйский умер в плену от тоски.

1635 год. Тело Василия Шуйского — последнего царя из рода Рюриковичей — вернулось в Москву. Погребено в Архангельском соборе в Кремле.