Главная ошибка
Главная ошибка
После смерти в декабре 1586 года Стефана Батория — короля польского и великого князя литовского между Речью Посполитой и Русским государством началась долгая дипломатическая игра в выборы нового короля польского. Поляки еще в 1584 году, сразу после воцарения Федора Ивановича, знали, со слов своего дипломата Сапеги, что представляет собой новый русский монарх.
Польский дипломат находился в год смерти Грозного в Москве и после получения указания Батория вести себя с Федором жестко, наступательно, явился 22 июня на прием к царю. Цель у него была простая: востребовать от Федора возвращения отнятых русскими земель, установить границы, существовавшие во времена Витовта. Сапега увидел Федора на троне и несказанно удивился. Русский царь, с виду совсем ребенок, с детской наивной улыбкой, бледный, с увлечением рассматривал скипетр и тихо что-то говорил при этом обескураженному послу. «Хотя про него говорили, — напишет позднее Сапега, — что у него ума немного, но я увидел, как из собственного наблюдения, так и со слов других, что у него вовсе его нет!» Вот радость-то для всех недругов русских. Вот о чем могли мечтать они в счастливых снах: на Руси царь дурачок!
Но радость та была преждевременной. Потому что рядом с троном стоял Годунов. В 1584 году Сапега не придал этому обстоятельству большого значения. Но в 1586 году, после смерти Батория, поляки уже знали, кто на Руси царь, а кто — вершитель всех дел. Более того, к этому времени они, как и другие соседи Русского государства, догадывались о том, что в Москве грядут великие события и Годунов в них будет играть главную роль.
Дипломатическая игра в выборы польского короля закончилась явно не в пользу Москвы. Королем Речи Посполитой в 1587 году стал Сигизмунд III Ваза, крупный государственный деятель своего времени. В 1592 году он займет и шведский престол, а в начале XVII в. станет одним из организаторов интервенции в государство Московское.
Так, может быть, беды Годунова начались именно с осечки на польском дипломатическом фронте? Нет, ошибок русские в той схватке не совершили, как и в других международных делах. Стараясь не ввергать страну в военные конфликты, Годунов тем не менее доказал в 1590 году, что он может собрать, обмундировать и вывести на поля сражений крупные боеспособные войска. В начале того года русские собрали трехсоттысячное войско на северо-западных границах, объявив войну шведам, разбойничавшим в Заонежье, в Олонецкой земле, в долинах Ладоги и Двины.
В той войне принимал участие царь Федор Иванович. Вместе с царицей он выехал из Москвы в Новгород, затем, оставив супругу в городе, сел на боевого коня… Сделал он это не по собственной воле. Для счастливой жизни ему вполне хватало Московского Кремля, походов с женой по московским и подмосковным монастырям, но Годунову царь нужен был в той войне, царь нужен был войску. Борис собрал огромные силы. Русские полки возглавляли Федор Мстиславский, Дмитрий Хворостинин, сибирский царевич Маметкул, Ураз-Магмет Онданович Киргизский, известные в ратном деле воеводы. Руководить ими Борису было сложно из-за местнических в рядах полководцев настроений, с которыми боролись русские цари до него и будут бороться еще долгие десятилетия.
Федор Иванович, каким бы слабоумным его ни называли, удовлетворил просьбу правителя и, пока хватало у него сил, хотя бы своим присутствием и царственным видом помогал Борису совладать с местническим упрямством знатных полководцев.
В той войне Россия одержала победу, по своим последствиям незначительную. Шведы, не обладавшие столь громадными людскими ресурсами, достойно сражались против русских. Этот факт мог подсказать и Годунову, и воеводам, и царю многое: русские могли уже почувствовать пока еще едва заметное свое отставание в вооружении. Но они не почувствовали этого. Они надеялись на безграничные людские ресурсы, на огромные средства, с помощью которых всегда можно было собрать трехсоттысячное войско.
Никто из русских не обратил внимания на тот факт, что у шведов было людей гораздо меньше, но они были лучше оснащены и организованы. Годунова нельзя винить в том, что триста тысяч русских воинов не смогли одержать в той войне полную победу, хотя он на нее рассчитывал. Но помимо военных итогов и выводов после, мягко говоря неудавшейся затеи обнаружилась в той кампании еще одна, на первый взгляд незначительная, деталь, которая говорит о том, что даже в 1590–1591 годах положение правителя не было прочным и устойчивым.
Все иностранные министры и монархи той эпохи, принимая посланников Москвы, первым делом слышали от них следующее: Борис Федорович Годунов есть начальник земли; она вся приказана ему от самодержца и так ныне устроена, что люди дивятся и радуются. Цветет и воинство, и купечество, и народ. Грады украшаются каменными зданиями без налогов, без работы невольной, от царских избытков, с богатою платою за труд и художество. Земледельцы живут во льготе, не зная даней. Везде правосудие свято: сильный не обидит слабого; бедный сирота идет смело к Борису Федоровичу жаловаться на его брата или племянника, и сей истинный вельможа обвиняет своих ближних даже без суда, ибо пристрастен к беззащитным и слабым!
Казалось, такому авторитетнейшему человеку не стоило большого труда выиграть самому войну со шведами, без присутствия в войске царя. Нет! Все оказалось гораздо сложнее. «Всесильный правитель» просил царя сесть на коня, гарцевать перед воинами, поднимая их боевой дух, а заодно тихим голосом укоряя воевод в непослушании Годунову! Ситуация анекдотичная. «Вань, я медведя поймал». — «Ну так веди его сюда». — «А он меня не пускает…» «Я всесильный правитель при царе Федоре». — «Ну так правь воеводами!» — «А они меня не слушаются».
Не такой уж он был и всесильный, если не смог один справиться с войском. Приглашая царя поучаствовать в войне, он показал всему миру свою беспомощность не столько перед Рюриковичами, которых бил-бил не добил еще Грозный, затем добивал не добил сам Годунов, сколько перед обычаем. Физически уничтожив род Рюриковичей, оба эти государственных деятеля не смогли уничтожить местничество — древний обычай, прочно укоренившийся в сознании русского человека. Впрочем, эта его ошибка — призвать на помощь блаженного царя и устроить из войны спектакль с неизвестным финалом — была не самым главным его просчетом. Был еще один: Годунов неверно распорядился потоком богатств, поступавших из Сибири, Астрахани, Казани, из других регионов. И этот просчет не был для него лично судьбоносным.
В 1591 году греческое духовенство одобрило Соборной грамотой учреждение Московской патриархии. Как считает Карамзин, в этом важном деле особую роль сыграл Годунов, надеясь на то, что избранный не без влияния Бориса Федоровича первый Московский патриарх Иов будет верным сподвижником и единомышленником, помощником правителя, уже возмечтавшего о царской власти.
Однажды, как говорят летописцы, он призвал к себе предсказателей и спросил их о своем будущем. Волхвы ответили, что его ждет трон, но затем они добавили, что царствовать он будет всего лишь семь лет. На это счастливый Годунов воскликнул: «Хотя бы семь дней, лишь бы царствовать!»
Трудно сказать, реальна эта сцена или вымышлена, но именно в ней заложена та трагическая ошибка, которую совершил Борис Федорович и которая часто остается за пределами размышлений историков.
Вся жизнь Годунова, начиная с того момента, когда он был приближен ко двору после свадьбы Ирины и Федора, была нацелена на трон. И в этом ничего плохого для соотечественников и ничего опасного для «соискателя» нет. Он честно и с полной отдачей отрабатывал свое желание, являясь гарантом мира в стране, уже вплотную приблизившейся к гражданской войне и смуте. Его нельзя винить даже в том, что, имея для этого некоторую возможность, он не смог направить потоки богатств на развитие хозяйства страны, не попытался даже, используя опыт Строгановых, дать подобным людям возможность работать с полной отдачей. Совсем недавно многие историки, сетуя на отставание России от стран Запада, обвиняли во всем так называемое татаро-монгольское иго. Но после 1586 года, когда в Москву ежегодно стали поступать из Сибири сотни тысяч шкурок драгоценнейшего меха, у правителей и царей появилась прекраснейшая возможность «догнать и перегнать» страны Западной Европы. Борис Годунов в силу самых разных, в том числе и объективных, не зависящих от него причин об этом даже не подумал.
Он думал только о царской власти, считал, что родство с царем — не простое совпадение, что в нем, в родстве, — его шанс, и, чтобы его не упустить, он готов был принести в жертву всех стоящих на пути к успеху, не исключая и последнего малолетнего наследника.
Но что-то хитроумный правитель все же упустил из виду, что-то очень важное оставил вне поля своего внимания, и это невидимое нечто в итоге отозвалось бумерангом, погубило весь род Годунова.
Неужели он совсем не знал, какова природа царской власти, неужели думал, что некому в Русском государстве разгадать его планы, что сойдут ему с рук убийства наследников трона, как сходили с рук царю Ивану его многочисленные изуверства, что сумеет он задобрить народ и простит он, несмышленый, ему, все предусмотревшему, всех обезвредившему, многое за многочисленные льготы и послабления?
Он ловил на себе презрительные взгляды князей, бояр и людей чином пониже и раньше, до убийства царевича Дмитрия. И после смерти царевича не сразу молва зачислила его гибель за Борисом. Ученые, летописцы, писатели до сих пор размышляют, нужна ли была Годунову смерть царевича, мог ли он организовать убийство, было ли вообще убийство Дмитрия, кто из многочисленных лжедмитриев мог быть действительно царевичем…
Борис Годунов имел огромную власть, преданных ему, а лучше сказать — его деньгам, людей, готовых на все. Он мог бы организовать убийство наследника престола, за которым стояли еще не поверженные Рюриковичи, народ. Но! В 1561 году казаки помогли некоему греку Василиду, объявившему себя племянником самосского герцога Александра, захватить молдавский престол и править целых два года! Это было известно Годунову. В 1574 году казаки выступили с самозванцем Ивонией, назвавшимся сыном молдавского господаря Стефана VII. Через три года они помогли третьему самозванцу, Подкове, «брату Ивонии». Об этом Годунову тоже было известно. В 1591 году в истории украйной вольницы произошел четвертый аналогичный случай! Самозванщина мутила головы казаков и всех любителей половить рыбку в мутной воде в смутные дни. Борис Годунов понимал, что мертвый Дмитрий мог стать для него врагом куда более страшным, чем живой.
Так или иначе, но 15 мая 1591 года царевич Дмитрий был убит в Угличе во дворе царского дворца. На крик кормилицы, свидетельницы преступления, прибежала мать, а затем и толпы людей, озверевших, готовых убивать всех, причастных к убийству. В тот день погибли в результате обычного самосуда несколько человек. Только после этого город затих.
«Когда известие об убиении царевича пришло в Москву, — вспоминал позже Исаак Маас, — сильное смущение овладело и придворными, и народом. Царь Федор в испуге желал, чтобы его постигла смерть. Его по возможности утешили. Царица также была глубоко огорчена, желала удалиться в монастырь, так как подозревала, что убийство совершилось по внушению ее брата, сильно желавшего управлять царством и сидеть на троне»[200]. С сестрой Борис тоже договорился быстро, успокоил ее. А о народе он в те дни еще и не думал как о серьезном своем сопернике. Хронограф Сергей Кубасов пишет о том, что Борис, видя возмущение народа по поводу убиения Дмитрия, «послал по Москве людей запалить славные дома, чтобы отвлечь подданных от угличского дела и занять их делами личными»[201]. Сам Сергей Кубасов не видел и не слышал, как Годунов раздавал приказания о поджогах, но важно здесь другое: он слушал слухи, Годунов не обратил в тот момент на слухи никакого внимания. Он уже научился, привык не считаться с толпой, не видеть ее. Зато она его видела очень хорошо.
Вскоре в Углич прибыла следственная комиссия из трех человек: князя Василия Ивановича Шуйского, окольничего Андрея Клешкина и дьяка Вилузгина. Две недели они пытались найти улики… самоубийства царевича Дмитрия, якобы зарезавшего себя ножом во время приступа падучей, и, собрав необходимый материал для отчета, вернулись в Москву.
И с этого момента Годунов перестал чувствовать себя спокойно. Сколько-нибудь обоснованно изложить версию о самоубийстве не удалось, но именно ее и приняли, несмотря ни на что. Уже один этот факт мог насторожить всех заинтересованных: эпилепсия не столь уж редкая болезнь, но не так часто в припадке падучей больные убивали себя.
Не имея серьезных доводов и, главное, возможности высказать свое мнение, народ молчал. Ждал. Недолго ждал.
Федору поднесли доклад Собора, который был созван специально для рассмотрения этого дела. В докладе говорилось: «Жизнь царевича прекратилась судом Божиим; Михайло Нагой есть виновник кровопролития ужасного, действовал по внушению личной злобы и советовался с злыми вещунами, с Андреем Мочаловым и с другими; граждане углицкие вместе с ним достойны казни за свою измену и беззаконие. Но сие дело есть земское: ведает оное Бог и государь; в руке державного опала и милость. А мы должны единственно молить Всевышнего о царе и царице и тишине и благоденствии народа!»[202]
Федор выслушал доклад и передал дело боярам, приказав казнить виновных. Это действительно слабоумное решение ставит под сомнение «блаженность» царя, блаженные не убивают. Самое большее, на что они способны, — предсказывать. Федор, то ли устав блаженствовать, то ли действительно был он ленивым недоумком, этим приговором обрек на смерть более двухсот ни в чем не повинных людей. Исполняя волю царя, одних несчастных казнили, другим отрезали языки, многих бросили в темницы, выслали большую часть населения Углича в сибирский город Пелым. Это был один из самых глупейших приговоров за всю российскую историю. Борис Годунов, от которого во многом зависело окончательное решение царя, проявил в тот момент политическую близорукость. Возвысившись над всеми у трона, он к этому времени превратился в самоуверенного правителя, пренебрегающего мнением и оценками народными его собственных действий. Да, на вид народ — это толпа, она безлика, тупа, бараноподобна. Однако она конденсирует плюсы и минусы человеческих настроений, раз речь идет о поисках справедливости, то она идет не о толпе, а о народе. И этими процессами правители обязаны уметь управлять. Годунов мог бы смягчить приговор слабоумного, но он этого не сделал. И ответ пришел тут же — народ, не имея иных средств борьбы с зарвавшимся правителем и слабоумным Рюриковичем, вспомнил одно свое старое-старое средство — слухи. Не со зла вспомнил, но от обиды за двести невинно убиенных и тех, кому вырезали якобы за ненадобностью языки в городе Угличе.
В конце июня до Москвы дошла страшная весть о том, что к столице продвигается громадное войско крымского хана. Годунов в этой ситуации вел себя достойно: не паниковал, разослал по всем городам гонцов, повелел через них воеводам срочно отправляться в поход к Серпухову, где был назначен сбор войск, принял меры предосторожности в Москве, вспоминая разорительное нашествие Девлет-Гирея в 1571 году, когда огонь спалил всю столицу.
В начале июля войско Казы-Гирея подошло к столице. Борис облачился в доспехи, сел на боевого коня. Федор передал ему всех своих телохранителей, которые до этого всегда находились при нем, ушел вместе с Ириной в палату и стал там молиться. Годунов в сопровождении царской свиты прибыл в войско, передав бразды правления князю Мстиславскому, окружил себя воинской думой из шести полководцев. И битва началась. Отчаянная битва равных по силе соперников.
Федор в тихой палате истово молился, просил Бога помочь его подданным одолеть заклятого врага. Устав молиться (а бой все продолжался), царь по обыкновению крепко заснул, проспал более трех часов, проснулся в добром расположении духа, увидел рядом стоявшего Григория Васильевича Годунова, напуганного ходом сражения, заплаканного, и сказал ему с тихой улыбкой праведника: «Не плачь. Мы победим!»
Русские одолели-таки крымцев, те побежали домой. Мстиславский и Годунов организовали погоню. Затем между ними возник инцидент, впрочем, незначительный, но все кончилось миром: блаженный царь не стал выделять из них главного, наградил обоих золотыми португальскими медалями. И других героев не обделил. Казалось, все должны были радоваться — такая удача! И радовались, и пировали, и раздавали всем царские милости.
И вдруг мрачнее тучи стал Борис. Пошел по Русской земле упрямый слух о том, что это он, Годунов, загубив наследника престола, призвал из Крыма Казы-Гирея, чтобы с его помощью захватить царский трон. Это было невероятно! В это поверить мог только безумец! Годунов приказал отрезать сотням жителей Углича языки, чтобы народ молчал. Он не стал молчать, возроптал на своем языке, на языке слухов.
Годунов озлился, послал верных людей в города, откуда растекались по стране фантастические слухи, и начались слежка, доносы, в том числе и ложные, началась резня. Многие города, особенно Алексин, пострадали так же, как и Углич. Годунов победил в этой схватке. Но народ не смирился с поражением. Он не способен еще был мстить, но прощать подобные над собой изуверства ему уже порядком надоело. Годунов этого не замечал. Он продолжал управлять государством уверенно и спокойно. В 1597 году Борис уверенно «подтвердил закон о прикреплении крестьян к земле», то есть отменил Юрьев день окончательно. В этом указе было объявлено о поимке бежавших из поместий крестьян в течение пяти лет. Те, кто не хотел быть пойманным, уходили на юг к вольным казакам. Прикрепление крестьян к земле было объективно необходимо государству, закабалив одних людей, оно улучшило положение других служилых людей. Отмена Юрьева дня и последующее издание холопского закона очень не понравились тем, кто превращался после полугода работы на хозяина в крепостного. Борис Годунов иного способа придержать людей в центральных районах страны не нашел. Но народ не принял душой отмену Юрьева дня, не изъявил никакого желания добровольно превращаться в холопов. То там, то здесь начались крестьянские волнения.
А 7 января 1598 года после недолгой, но тяжелой болезни умер царь Федор Иванович. Тихо умер, без хлопот. Уснул с блаженной своей улыбкой и не проснулся. Он и жил так же нехлопотно, о чем мастерски написал Карамзин: «Двор московский отличался благолепием. Не одни любимцы державного, как бывало в грозные дни Ивановы, но все бояре и мужи государственные ежедневно, утром и ввечеру, собирались в Кремлевских палатах видеть царя и с ним молиться, заседать в Думе (три раза в неделю, кроме чрезвычайных надобностей: в понедельник, в среду и в пятницу, от семи часов утра до десяти и более) или принимать иноземных послов, или только беседовать друг с другом. Обедать, ужинать возвращались домой, кроме двух или трех вельмож, изредка приглашаемых к столу царскому: ибо Федор, слабый и недужный, отменил утомительные, многолюдные трапезы времен своего отца, деда и прадеда; редко обедал и с послами. Пышность двора его увеличивало присутствие некоторых знаменитых изгнанников Азии и Европы: царевич хивинский, господари молдавские (Стефан и Дмитрий), сыновья Волоцкого, родственник императоров византийских, Мануил Мускополович, селунский вельможа Дмитрий и множество благородных греков являлись у трона Федора, вместе с другими чиновными иноземцами, которые искали службы в России. Перед дворцом стояло обыкновенно 250 стрельцов с заряженными пищалями и фитилями горящими. Внутреннею стражею палат Кремлевских были 200 знатнейших детей боярских, называемых жильцами: они, сменяясь, ночевали всегда в третьей комнате от спальни государевой, а в первой и второй — ближние царедворцы, постельничий и товарищи его, называемые спальниками; каждую дверь стерег истопник, зная, кто имел право входить в оную. Все было устроено для порядка и важности»[203].
Историки, писатели и мыслители в своих оценках и характеристиках царя Федора Ивановича и его роли в истории Русского государства единодушны, но теплоты и человечности в этих оценках, пожалуй, больше у Н. М. Карамзина, а в теплоте этой кроется одна мысль, ускользающая от взоров холодных людей, ценящих лишь ощутимые и зримые победы.
«Народ любил Федора, как Ангела земного, — писал Н. М. Карамзин, — озаренного лучами святости, и приписывал действию его ревностных молитв благосостояние отечества; любил с умилением, как последнего царя Мономаховой крови».
Народную любовь проигнорировал Борис Федорович. Но уже через полтора года после восшествия на престол он если не пожалеет об этом, то очень удивится действиям тех, кто поначалу уважал его, затем боялся и в конце концов невзлюбил.
В жизни Федора Ивановича можно найти некие «душевные» параллели, которые роднят его, например, с упомянутым выше Эдуардом Исповедником и с другими монархами отживших свой век династий, отличающимися кротким нравом, таким кротким, что у некоторых людей некротких появляется вдруг подозрение об их умственных способностях.
Но кроткость — это не порок. И очень часто она бывает… вынужденной.
Основные события жизни Федора Ивановича
1557 год. У первой жены Ивана IV Васильевича Анастасии Романовны Захарьиной-Юрьевой родился сын Федор.
1582 год. 19 октября у седьмой жены Ивана Грозного Марии Федоровны Нагой родился сын Дмитрий.
Иван Грозный убил своего старшего сына Ивана Ивановича.
1584 год. После смерти Ивана Грозного 4 мая царем стал Федор Иванович, но фактическая власть перешла к пентархии, которую вскоре уничтожил Борис Годунов, ставший на годы царствования Федора Ивановича полновластным правителем Русского государства.
31 мая Федор Иванович венчался на царство.
Борис Годунов усмирил восставших в Казанской земле, продолжил завоевание Сибири.
В мае в Москве был подавлен мятеж, спровоцированный рязанскими дворянами Ляпуновым и Кикиным. Одного из членов пентархии — Бельского по требованию бунтовщиков отправили в ссылку.
Воеводы Нащокин и Волохов основали Архангельск.
1585 год. Борис Годунов разоблачил заговор Шуйских, Воротынских, Головиных и Мстиславского, пытавшихся заманить его на пир и убить. Мстиславского постригли, остальных сослали. Шуйских Борис пока не тронул.
Михайло Головин ушел к Баторию, косвенно подтвердив своим бегством серьезные намерения заговорщиков.
В декабре между Русским государством и Швецией заключено перемирие на четыре года без всяких территориальных уступок. Налаживались отношения с Данией.
Русские восстановили Терскую крепость на Кавказе и взяли под свое крыло Грузию, которой постоянно грозили то османы, то персы, а царь Федор стал именоваться в официальных документах государем земли Иверской, грузинских царей и Кабардинской земли, черкасских и горских князей. Пока — только на бумаге.
1586 год. В декабре умер Стефан Баторий. Началась кампания по выбору короля Польши. В ней принимал участие и Федор Иванович.
В Москве вокруг Большого посада был заложен Белый город, или Царев град.
Иван Петрович Шуйский принародно заявил о дружбе с Годуновым.
Сибирь поставила в казну двести тысяч соболей, десять тысяч черных лисиц, пятьсот тысяч белок, много бобров и горностаев.
1587 год. Борис Годунов, явно заигрывая с английской королевой Елизаветой, разрешил ее подданным торговать в Русском государстве беспошлинно.
13 декабря в Кракове коронован Сигизмунд. Оказавший ему помощь канцлер Ян Замойский выдвинул перед своим ставленником условие воевать с Русским государством, взять Москву или хотя бы Смоленск.
Крымцы осуществили два налета на Украину.
1588 год. В июле в Москву приехал патриарх Константинопольский Иоаким. В Москве была учреждена Московская патриархия.
1589 год. В январе был избран первый патриарх всея Руси, ставленник Годунова Иов.
Новый крымский хан Казы-Гирей сообщил Федору Ивановичу о нападении крымцев на Литву и Галицию.
1590 год. Федор Иванович принял личное участие в очередной войне со Швецией. Она прошла удачно для русских, которые отвоевали Ямы, Иван-город, Копорье, взяли большую добычу, в том числе огнестрельное оружие.
1591 год. 1 января заключено перемирие с Польшей на двенадцать лет.
15 мая в Угличе при неясных обстоятельствах погиб царевич Дмитрий.
2 июня Василий Шуйский доложил Боярской думе результат расследования, согласно которому царевич Дмитрий сам зарезал себя в эпилептическом припадке.
В июне в Москву доставлена из Константинополя Соборная грамота, одобряющая учреждение Московской патриархии.
В Москве вспыхнул пожар. Годунов повелел взять под арест людей Афанасия Нагого, якобы повинных в поджогах. Их не казнили.
Казы-Гирей осуществил поход на Москву. Русские одержали победу в битве под Москвой. В народе пошел слух о том, что Борис Годунов якобы специально пригласил Казы-Гирея, надеясь с его помощью занять московский трон.
Виновников в организации волнений в Угличе казнили, горожан сослали в Пелым.
Во время нашествия Казы-Гирея шведы устраивали налеты на северо-западные русские земли.
1592 год. Был отменен Юрьев день.
Жена Федора Ивановича Ирина родила дочь Феодосию. Девочка умерла через год. Опять появились слухи о том, что Феодосия умерла не своей смертью.
Зимой русские начали успешные боевые действия против шведов.
Люди Годунова ловили распространителей слухов, которых и губили и пытали нещадно.
1593 год. В Москву явился посол шаха Аббаса I Великого с ласковым письмом царю Федору от своего повелителя. Шах уступил русским Иверию, в чем не последнюю роль сыграл знаменитый герой Грузии Великий Моурави — Григорий Саакадзе.
В январе было заключено новое перемирие со Швецией, королем которой после смерти Иоанна в ноябре 1592 года стал его сын Сигизмунд.
Восстановив город-крепость Курск, основав Ливны, Кромы, Воронеж, царь Федор Иванович повелел строить Белгород, Оскол, Валуйку, пытаясь перекрыть все дороги, ведущие из Крыма в Москву.
Федор тщетно пытался с помощью султана воздействовать на чрезмерно активного Казы-Гирея.
1594 год. С Казы-Гиреем обменялись грамотами. Три года крымцы, помогавшие султану в войне против Венгрии, Русь не беспокоили.
Москва послала австрийскому императору на военные издержки против султана меха на громадную сумму. Толку от этого не было никакого, зато фурор в Европе русские послы произвели.
1595 год. Между Швецией и Русским государством заключен «вечный мир».
Продолжалась «письменная связь» русского царя и английской королевы, очень заботящейся о своих подданных — купцах, торгующих в России.
Царь Федор объявил себя владыкой Киргизской Орды.
1596 год. Королева Елизавета поблагодарила царя Федора за его внимательное и доброе отношение к английским купцам. (Немцы и купцы других стран не очень-то радовались условиям своей торговли с Москвой.)
Началось строительство крепости в Смоленске. Оно продолжалось четыре года.
Ослеп Семен Бекбулатович, один из возможных, хотя и маловероятных претендентов на московский трон. Слухи и это несчастье приписали Годунову.
1598 год. 7 января царь Федор Иванович умер.