Лжедмитрий I

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Лжедмитрий I

В тот же день, 10 июня 1605 года, когда стрельцы удавили Федора Годунова, в Москву вошло войско Лжедмитрия: восемь тысяч польской шляхты, во главе с новым русским царем. В золотом платье, украшенном богатым ожерельем, статный, широконосый, с рыжеватыми волосами, с умными глазами, верхом на красавце-коне, окруженный знатью, ехал Лжедмитрий по улицам Москвы.

Еще недавно ликовавшие от переполнявших их чувств жители столицы насторожились: зачем так много шляхты русскому царю? Почему польские музыканты играют на трубах и бьют в литавры во время церковного пения? Почему русский царь, если воспитывался он, согласно слухам, долгое время в русских монастырях, совершает православные обряды не по-русски? Что-то тут было не так.

И все же Лжедмитрию народ все простил, как только отец добрый умеет прощать родного сына. И в этом прощении кроется некая важная тайна для всех, мечтающих понравиться русскому народу.

Лжедмитрий, по многим свидетельствам современников, имел изысканные манеры, впрочем, выдававшие в нем польское воспитание. Правил он спокойно, казней и других жестокостей избегал. В первый же день Басманов раскрыл заговор, доложил самозванцу о том, что Василий Шуйский пытался с помощью купцов вооружить против него народ. Царь, чисто по-европейски, передал дело в суд, не стал самолично расправляться с заговорщиками. Суд, а не царь приговорил признавших свою вину людей к ссылке, а Василия Шуйского — к смертной казни.

Его привели на лобное место. Он вел себя достойно. «Умираю за веру и правду!» — крикнул он толпе и подошел к плахе, одетый в богатый кафтан, украшенный дорогими жемчугами. Палач пожалел жемчуга и кафтан, хотел снять их с приговоренного, чтобы не пачкать мертвою кровью. «Я в нем отдам Богу душу!» — сказал князь, ничего уже теперь не жалея. Палач обиделся — ему-то еще было чего жалеть! — но на площадь прискакал гонец от царя: «Дмитрий дарует Шуйскому жизнь!» И то хорошо: кафтан не испачкан и князь живой.

То был, пожалуй, самый искренний, самый геройский поступок Василия Шуйского. Впрочем, в этом эпизоде отличился и Лжедмитрий. А народ смотрел. Безмолвствовал пока.

В это же время произошло событие, укрепившее положение царя. Инокиня Марфа — сосланная в монастырь Мария Нагая — признала его своим сыном, и даже в самых недоверчивых людях поутихло сомнение, затеплилась надежда — а не впрямь ли он законный наследник московского трона?

Дмитрий-самозванец

Дела у нового царя пошли неплохо. Народ к нему стал привыкать, а он в свою очередь управлял страной мирно, хотя человеком был импульсивным, сумасбродным, поражавшим думцев странными идеями: мечтал, например, завоевать Османскую империю… Ничего странного в этом желании нет — хорошо известно, что Лжедмитрия I поддерживал папа римский — тот всегда мечтал найти «пушечное мясо» для борьбы с османами, о чем, в частности, говорят события позднейшей истории России. Перед Северной войной Борис Петрович Шереметев ездил по странам Европы, искал союзников, налаживал дипломатические отношения, во многом преуспел. Папа римский и Великий Магистр Мальтийского ордена вынудили его за соответствующую поддержку в будущей войне дать обещание воевать против турок. Петр I выполнил это обещание, организовав печально известный Прутский поход в 1711 году, когда до окончания войны со Швецией оставалось десять лет.

Вполне возможно, что и Лжедмитрий мог обещать папе римскому подобное. И его планы завоевания Османской империи, о которых он громко и часто говорил, не кажутся нам сколько-нибудь из ряда вон выходящими. Но в 1605 году идея союза с папой римским была в Думе не принята.

По свидетельству самих же думцев, царь неоднократно проявлял недюжинные политические способности во внешних и внутренних делах… Что же его подвело? Что привело его к гибели? Многие специалисты считают, что Лжедмитрию многое бы простили на Москве, только не Марину Мнишек. Кто-то утверждает, будто русский народ в конце концов отверг его за чрезмерное увлечение иностранным, польским. Кто-то обвиняет Василия Шуйского, совершившего государственный переворот уже одним только признанием факта спасения младенца Дмитрия. Все эти доводы вместе взятые повлияли на мнение народное, которое в конце концов решило судьбу самозванца. Прав С. Ф. Платонов, точно подметивший: «Лжедмитрий сослужил свою службу, к которой предназначался своими творцами, уже в момент своего воцарения, когда умер последний Годунов — Федор Борисович. С минуты его торжества в нем боярство уже не нуждалось»[210].

Да, бояре строили против лжецаря «ковы» с первых дней. А он, увлекшись самим собой — царем, своими делами царскими и Мариной Мнишек, этой блистательной и упрямой авантюристкой, даже верного, как собачка, Басманова не слушал, когда тот взволнованно докладывал ему о заговоре. Не верил себе на беду!

2 мая 1606 года в Москву прибыл отряд поляков в две тысячи человек с невестой самозванца Мариной Мнишек. К тому времени были готовы в Кремле два деревянных дворца — для него и для Марины. Москва заволновалась: зачем так много оружия, так много польской шляхты в Кремле?

7 мая ночью совершился обряд обручения Лжедмитрия и Марины, и в тот же день нетерпеливый царь повелел сыграть свадьбу, пренебрегая православными обычаями. Этого Москва не прощала никому.

Лжедмитрий

Через несколько дней Басманов вновь доложил царю о заговоре. Не слушал его Лжедмитрий. 17 мая вспыхнуло восстание. Но лучше все же сказать — был совершен государственный переворот, организованный боярами во главе с Василием Шуйским, которого то ли в знак компенсации за испытание смертью на лобном месте, то ли в знак благодарности за последовательную оппозиционность узурпаторам власти, то ли за его неспособность держать крепко бразды правления, то ли по всем резонам сразу вскоре после убийства Лжедмитрия I Боярская дума сделала царем. Чего же, собственно говоря, хотели думцы, выбирая такого покладистого, но и авторитетного в какой-то мере в народе царя? Если говорить очень коротко, они хотели ограниченной монархии. Была ли эта форма государственной власти необходима на Москве в начале XVII века, вопрос спорный. А что из этого получилось, известно, — смута.