Иван IV Васильевич Грозный (1531–1584)

Иван IV Васильевич Грозный (1531–1584)

Казнить нельзя помиловать

Историю не выбирают, и поэтому она не может быть ни судьей, ни подсудимой. Однако неподсудность истории не дает основания считать, что при анализе исторических событий нельзя их рассматривать как бы в сослагательном наклонении. Более того, это делать необходимо, если мы хотим использовать исторический опыт, чтобы стал он неотъемлемой частью современной культуры. История сослагательна для тех, кто находится в ее эпицентре, то есть на точке соприкосновения прошедшего с будущим, для тех, кто ее делает в настоящее время.

Сына Василия III Ивановича Ивана Васильевича готовили к роли творца истории, пророчили ему с детства великое будущее — уж очень был он одаренным мальчиком, может быть, даже вундеркиндом. Легенды говорят, что однажды беременной Елене Глинской известный московский юродивый Домитиан, а попросту — Дементий, предсказал: «Ты будешь матерью Тита-широкий ум».

К предсказанию юродивого можно относиться по-разному, но данный факт говорит о том, что историческое мышление московским Рюриковичам было свойственно уже в XV–XVI вв., если предсказатели пользовались историческими аналогиями. Говорит он и о смысле исторических параллелей, о качестве исторических ассоциаций. Римский историк Светоний Гай Транквилл называет одного из первых двенадцати цезарей Тита Флавия Веспасиана Божественным, способным, подобно Богу, широко и глубоко видеть суть проблем. Он приписывает Титу Веспасиану умение, доведенное до степени искусства, вызывать всеобщее к себе расположение и особый дар быть угодным своим подданным. Поэтому предсказание юродивого о судьбе будущего великого князя московского Ивана IV Васильевича мы можем рассматривать и как «социальный заказ» москвичей на государя, Богу угодного, ума широкого, недюжинного, способного охватить, осмыслить и освоить все разнообразие и новизну задач крепнущего государства. Кроме этого, Домитиан, сравнив римского императора периода расцвета империи с великим князем московским XVI века, как бы предопределил неизбежное превращение Московии в империю.

Собирая вокруг себя русские княжества, притягивая к своей окуймене товарами и продовольствием иноязычные племена Перми, вогулов, исследуя земли за Югорским камнем, Москва уже в годы правления Василия III Ивановича стала и сама меняться структурно, постепенно приобретая черты многонациональной державы с сильным, организующим все территории центром. Этот процесс резко ускорится в годы правления Ивана IV Васильевича. Фатальная необходимость изменения внутренней структуры государства, созданного Иваном III, и столь же фатальная неизбежность связанных с этим процессом потрясений самих основ жизни стали одной из главных причин всех трагедий людских в правление Ивана IV.

Мы не вправе сомневаться в прозорливости Домитиана, который определил одним знаковым словом — Тит — направление движения страны к империи и не ошибся в оценке душевных качеств будущего московского самодержца, сопоставляя их с качествами Тита Божественного. Тит, по определению Светония, «…телесными и душевными достоинствами блистал еще в отрочестве, а потом, с летами, все больше и больше: замечательная красота, в которой было столько же достоинства, сколько приятности; отменная сила, которой не мешали ни невысокий рост, ни слегка выдающийся живот; исключительная память; способность едва ли не ко всем военным и мирным искусствам. Конем и оружием он владел отлично; произносил речи и сочинял стихи по-латыни и по-гречески с охотой и легкостью, даже без подготовки; был знаком с музыкой настолько, что пел и играл на кифаре искусно и красиво». Многие сообщают, что даже писать скорописью умел он так проворно, что для шутки и потехи состязался со своими писцами, а любому почерку подражал так ловко, что часто восклицал: «Какой бы вышел из меня подделыватель завещаний!» Одним словом, Тит был творческой натурой, и в этом человечек, мирно покоившийся в материнском уютном ложе, сын Елены Глинской, будущий первый русский царь, был очень похож на императора Римской державы.

Родила она его под шумные овации грозной бури, и жизнь у него была бурная. Но был ли он в этих бурных метаниях, в кровожадных, гнусных оргиях, в демоническом экстазе Титом, оправдал ли он «предвидение» юродивого мудреца?

Чтобы не запутаться в этих вопросах, нужно пройтись по маршрутам судьбы Ивана IV Грозного, начиная с того момента, когда Елена Глинская стала правительницей крупного восточноевропейского государства при малолетнем сыне, и кончая последней фразой царя, которую выдавил он из себя, слегка приподняв голову со смертного одра. В этой последней фразе, быть может, кроется разгадка тайны Ивана IV Грозного, не дающей покоя ученым и пытливым людям, но до нее еще далеко, до нее вся жизнь царя, которая (и только она!) может расставить знаки препинания во всем известной с детства формуле: «Казнить нельзя помиловать».