3. ЗАГРАНИЧНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

3. ЗАГРАНИЧНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

18 июня 1864 г. великий князь Николай Александрович из Царского Села выехал поездом за границу. В составе его свиты были граф С. Г. Строганов, флигель-адъютант полковник О. Б. Рихтер, наставник цесаревича профессор Московского университета Б. Н. Чичерин, дорожный секретарь Ф. А. Оом, доктор Н. А. Шестов и адъютанты: поручик л.-гв. Кирасирского Его Величества полка П. А. Козлов и прапорщик л.-гв. Преображенского полка князь В. А. Барятинский. С первыми двумя спутниками мы уже познакомились. Что же представляли собой остальные члены свиты?

Бесспорно, наиболее авторитетным и способным из этой группы был Борис Николаевич Чичерин. Ко времени путешествия Чичерин получил общественное признание как один из идеологов умеренного либерализма. Им был опубликован целый ряд статей по истории России. В начале 1861 г. он был избран советом Московского университета исполняющим должность экстраординарного профессора по кафедре государственного права. С восторгом встретил он крестьянскую реформу, охарактеризовав её как «лучший памятник русского законодательства». Резко отрицательно оценивал революционно-демократическое движение, особенно деятельность А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского, называя её «неистовым беснованием». Летом Чичерин получил приглашение от графа Строганова принять на себя чтение курса государственного права наследнику-цесаревичу. С начала 1863 г. цесаревич приступил к изучению этого курса под руководством Чичерина по программе, составленной последним для университетских лекций. Уже на первых занятиях стало ясно, что великий князь довольно легко справляется с весьма сложным материалом, кратко и ясно излагая целый ряд учений, насыщенных философским содержанием, причём излагает это довольно отчётливо, последовательно и даже изящно. По воспоминаниям Чичерина, «самые отвлечённые мысли, категорический императив Канта, философское учение Гегеля, легко усваивались даровитым юношей, которого природные способности и восприимчивый ум восполняли недостаток первоначального обучения» (381, т. 1, с. 88).

Вся хозяйственная часть путешествия лежала на Фёдоре Адольфовиче Ооме. Как заметил Чичерин, это был отменный, безукоризненно честный и добрый человек, происходивший из голландского рода. Он целиком был предан своему долгу и тому лицу, к которому он был приставлен. Живой, весёлый, общительный, участливый, Оом сердцем стоял, может быть, выше всех остальных. Он важно обсуждал все вопросы, придавая несколько преувеличенное значение мелочам.

Николай Александрович Шестов был человек не дурной, обходительный, но пошлый. К наследнику он был определён в 1859 г. по рекомендации лейб-медика Енохина, которому он приходился племянником. По отзывам, Шестов учился хорошо, но доктор из него получился неважный. Он не питал любви к медицине, хотя и был преподавателем Петербургской медико-хирургической академии. Оба молодых ординарца были добрыми, милыми, весёлыми ребятами, настоящими гвардейскими офицерами, но без всяких умственных интересов и без прочного образования. Все жили в полном согласии.

Надо добавить, что кроме вышеназванных лиц, был прикомандирован к цесаревичу поручик фельдъегерского корпуса Шлотгауэр и взят в качестве курьера женевец Бо. При цесаревиче состояли также камердинер Костин и рейткнехт Вельцин.

Как отметил в своих воспоминаниях Чичерин, из всей свиты цесаревича только граф Строганов мог поддерживать с ним серьёзный умственный разговор, в котором наследник со свойственной ему восприимчивостью всегда принимал живое участие. Отношения между ним и свитой были самые непринуждённые, разговор был всегда оживлённый и дружественный, и можно было высказываться обо всём с полною откровенностью. «Мы путешествовали, — пишет Чичерин, — как кружок друзей разных возрастов, различных положений, но все соединённые общим чувством и общими стремлениями. Центром этого маленького мира был прелестный юноша с образованным умом, с горячим и любящим сердцем, весёлый, приветливый, обходительный, принимающий во всём живое участие, распространяющий вокруг себя какое-то светлое и отрадное чувство» (там же, с. 126).

Цесаревич с тяжёлым сердцем расставался с родиной и, в частности, с Петергофом. «Если я за границей увижу один такой прелестный вид, то я буду вполне доволен», — признался он перед отъездом.

Через Берлин наследник престола прибыл в старинный баварский курортный город Киссинген, где тогда отдыхала российская императорская чета и другие влиятельные особы с их свитами. Там можно было увидеть императрицу Австрии Елизавету, короля Баварии, великую кн. Ольгу Николаевну с супругом — наследным принцем Вюртембергским, великого герцога Мекленбург-Шверинского. Среди отдыхающих цесаревич встретил вице-канцлера Горчакова и своего бывшего наставника, посланника в Штутгарте Титова. Король Баварии Людвиг II, сверстник великого кн. Николая Александровича, приветливо принимал всех гостей, но больше всех старался угодить венценосным родителям цесаревича.

Из Киссингена в начале июля императорская фамилия в экстренном поезде отправилась через Франкурт-на-Майне в Ганновер, Швальбах, Эйзенах и Веймар.

В Веймарском замке герцог Александр-Карл показал цесаревичу комнаты, носящие имена великих немецких писателей — Гёте, Шиллера, Виланда и Гердера. Эти знаменитости, так же, как Бах и Лист, упрочили за Веймаром название «германских Афин».

Далее Николай Александрович направился на четырёхнедельное пребывание в Схевенинген, близ Гааги, где ему были предписаны морские купания. Однако эти купания в водах Северного моря, по мнению очевидцев, не принесли пользы наследнику.

Из Схевенингена цесаревич ездил в окрестности Гааги, в разные города: Амстердам, Роттердам, Утрехт и Харлем. Посетил он и Заандам (Саардам), знаменитый пребыванием в нём молодого Петра Первого. В память посещения царственным питомцем Заандама князь П. А. Вяземский написал уже по смерти наследника трогательное стихотворение, в котором назвал цесаревича «минутным гостем, ангелу подобным, блеснувшим на земле, но не земли жильцом».

В Схевенингене граф Строганов вынужден был покинуть на время цесаревича в связи с внезапной смертью своего 46-летнего сына Александра в его псковском имении.

На время отсутствия Строганова заменил граф Матвей Юрьевич Виельгорский, добрейший, обходительный человек и страстный музыкант. Однако ещё до его прибытия компания цесаревича увеличилась другим типом — Владимиром, или, как его называли, Вово Мещерским — будущим редактором пошлой и нахальной газеты «Гражданин». Как заметил Чичерин, у последнего была «прирождённая наклонность к самому утончённому искательству и раболепству». Грустные предчувствия начинали тревожить царского первенца уже в самом начале его пребывания в Схевенингене, но их рассеяло сообщение о заключении перемирия между Данией и Пруссией, открывавшее ему возможность посетить Данию.

Престолонаследник по телеграфу испросил у отца позволения на поездку в Данию, и, получив это разрешение, незамедлительно отправился туда через Гамбург и Киль. В связи с войной Дания вовсе не входила в составленный ранее маршрут.

По прибытии в Копенгаген, великий князь остановился в доме российского посланника барона Н. П. Николаи, у которого узнал некоторые подробности о датском королевском доме. У короля Кристиана IX, вступившего на престол в 1863 г., и королевы Луизы было три сына и три дочери. Уже тогда в августейших домах мира эту королевскую чету называли «европейскими тестем и тёщей». Старшая дочь Александра Красивая в 1863 г. вышла замуж за будущего короля Великобритании Эдуарда VII, а средний сын Вильгельм Георг тогда же женился на великой княгине Ольге Константиновне, двоюродной сестре Николая Александровича, и стал греческим королём под именем Георга I. Забегая вперёд, скажем, что Кристиан IX через своих детей сумел породниться ещё с целым рядом европейских дворов.

Итак, на следующий день Николай Александрович в сопровождении свиты отправился в замок Фреденсборг, где был встречен всей королевской фамилией.

Прожив в Дании более двух недель, цесаревич решил сделать предложение очаровавшей его дочери короля Кристиана IX Дагмаре и, получив уверенность, что его чувства разделяются принцессой, отправился в Дармштадт, чтобы испросить разрешение родителей сделать это предложение. 1(13) сентября наследник с августейшими родителями отправился в Фридрихсгафен к королеве Вюртембергской Ольге Николаевне, где провёл неделю, затем вместе с отцом должен был принимать участие в прусских манёврах в Бранденбурге, для чего отправился в Берлин.

Здесь, судя по всему, под влиянием долгой езды верхом, когда Николаю Александровичу приходилось с 5 часов утра до 6 часов вечера следовать за Александром II на манёврах, боли в спине у него усилились. 13 сентября 1864 г. из Киля наследник престола со своей свитой снова отправился в Копенгаген, куда прибыл 15-го.

20 сентября произошла его помолвка, и в тот же день был отправлен в Дармштадт князь В. А. Барятинский для испрошения родительского благословения на обручение. Дав на него своё согласие, Александр II повелел сообщить об обручении наследника престола с датской принцессой Дагмарой жителям столицы 101 пушечным выстрелом. Никто тогда не мог представить, что наречённый жених через шесть месяцев уйдёт из жизни в самом цвете лет.

Между тем в Бернсторфе, где пребывал тогда датский двор, прошёл ряд торжеств.

На другой день после помолвки был дан обед у короля. За этой торжественной трапезой отличился капитан царской яхты «Штандарт» Дмитрий Захарович Головачев. Когда подали шампанское, он после тоста за помолвленных выпил глоток и сказал Чичерину с гримасой, что вино кисло. Чичерин расхохотался. Король, заметив гримасу спросил: «Что говорит капитан?» Тогда Головачев без малейшего стеснения отвечал: «Горько!» — «Пусть подадут другую бутылку», — приказал добрый король. Цесаревич, поняв, в чём дело, через стол заметил Головачеву, чтобы он оставил эти шутки. Что же? Попробовав вновь шампанское, он, видя, что король следит за его выражением, опять-таки сказал: «Всё-таки кисло!» Тогда королева спросила цесаревича, в чём дело? Престолонаследник, видимо, недовольный неуместной шуткой, объяснил, однако, что, по принятому в России обычаю, заздравное вино при подобных случаях, признаётся горьким или кислым, пока жених не поцелует невесту. «Если в этом дело, так поцелуйте её», — отвечала умная и глухая королева Луиза. Цесаревич, чтобы положить конец неловкому положению, поцеловал принцессу в щёчку. «Теперь сладко», — воскликнул бессовестный Головачев. Но зато и досталось ему на другой день от графа Строганова, который, объяснив ему все неприличие поступка, объявил, что если он позволит себе ещё раз подобную выходку, то или будет отправлен в Петербург или исключён из свиты Его Высочества, дабы не могли его приглашать ко двору (418, 1896, № 8, с. 553).

30 сентября (12 октября) Николай Александрович простился с невестой и отправился в Дармштадт, где встретился со своими родителями. В Дармштадт вызван был из Висбадена протоиерей И. А. Янышев, которому предполагалось поручить занятия Законом Божьим с невестой наследника. Обучить Дагмару русскому языку и русской истории цесаревич намеревался сам.

В октябре 1864 г. вел. князь Николай Александрович с остановками в Штутгардте, Нюрнберге, Мюнхене и Тироле прибыл в Венецию. 5 дней провёл он в этом знаменитом центре итальянской национальной культуры, с утра до вечера осматривая уникальные архитектурные памятники. Царственный юноша побывал в соборе Св. Марка, построенном ещё в XI в., во Дворце дожей, дворцах вдоль Большого канала, музеях и картинных галереях, совершил несколько прогулок в гондолах. Именно здесь, в Венеции, появились впервые угрожающие признаки его болезни. Наследник почувствовал сильную усталость и в последние дни уже без особого интереса осматривал творения архитектуры и живописи.

Из Венеции через Милан преемник прибыл в Турин. В Милане он обедал у принца Гумберта, будущего короля Италии, который на вопросы цесаревича об интересующих его конституции Италии и, в частности, о судебных учреждениях не смог дать вразумительные ответы. «Вы меня спрашиваете о вещах, — ответил он великому князю, — о которых я не имею никакого понятия. У вас в монархической стране князья обязаны знать законы и государственное устройство страны, у нас это дело палат».

По прибытию в Турин 27 октября первый король Италии Виктор-Эммануил II в связи с приездом цесаревича дал большой обед, на котором присутствовал весь бюрократический олимп Пьемонта. Юный князь Николай Александрович так умело и с таким тактом вёл разговор с итальянскими министрами, что покорил их всех своим обаянием. Например, военный министр Ламормора сказал, что молодой великий князь — совершенство (там же, с. 563).

Из Турина наследник проехал в Геную, а оттуда на фрегате «Александр Невский» отплыл в Ниццу. Сюда прибыла на зиму его любящая мать — государыня Мария Александровна — для которой петербургский климат был противопоказан.

Из Ниццы в течение несколько дней на военном корабле «Витязь» через Ливорно, цесаревич со свитой проследовал во Флоренцию. В это время Николай Александрович, несмотря на повторившиеся приступы болезни, был полон радужных надежд и мечтал о своей будущей семейной жизни. «Теперь я у берега, — говорил он, — Бог даст, отдохну и укреплюсь зимою в Италии, затем свадьба, а потом новая жизнь, семейный очаг, служба и работа… В Схевенингене все чёрные мысли лезли в голову. В Дании они ушли и сменились розовыми: не ошибусь, если скажу, что моя невеста их мне дала, и с тех пор я живу мечтами будущего… Я утешаю себя тем, что у нас вся будущность впереди». В письме к Н. П. Литвинову, поручику л.-гв. конной артиллерии, который состоял при наследнике, Николай Александрович пишет: «Хорошие я пережил минуты и искренно благодарю Бога, что нашёл то, чего так желал, о чём так долго мечтал: любить и быть любимым».

Для характеристики душевного состояния цесаревича много любопытного дают его письма к брату Александру Александровичу, с которым, как известно, его связывала нежная дружба и любовь. Цесаревич не раз признавался матери, что никому не пишет таких нежных и откровенных писем, как Саше, и даже не может отдать себе отчёта, кого он больше любит — Сашу или Дагмару.