3. МИНИСТЕРСТВО Н. П. ИГНАТЬЕВА

3. МИНИСТЕРСТВО Н. П. ИГНАТЬЕВА

Итак, 3 мая 1881 г. граф Н. П. Игнатьев по указу императора занял важнейший в империи пост министра внутренних дел, а на его место министром государственных имуществ был назначен статс-секретарь М. Н. Островский (см. 187, т. 4, с. 67). Назначение Игнатьева состоялось не без помощи Победоносцева, который, рекомендуя его на высшие посты, писал Александру III, что Николай Павлович обладает «здоровыми инстинктами и русской душой». Да и сам властитель империи отзывался о нём как о «настоящем коренном русском» (78, с. 161). Жизнь Игнатьева, насыщенная событиями, отличалась стремительным взлётом и не менее быстрым падением. Сын крупного петербургского сановника, Николай Павлович, наделённый блестящими способностями и завидной энергией, окончил Пажеский корпус первым по выпуску 1849 г. и начал службу корнетом лейб-гв. Гусарского полка.

В 1851 г. закончил Академию Генерального штаба с большой серебряной медалью. С ноября 1852 г. состоял при главнокомандующем гвардейским и гренадерским корпусами. С июня 1856 г. — военный агент в Лондоне. Тогда же у него складывается убеждение, что главным внешнеполитическим противником России является Англия. Вскоре он был командирован в Париж к послу П. Д. Киселёву и участвовал в работе Парижской мирной конференции.

В сентябре 1857 г. в результате скандала, связанного с тем, что Игнатьев во время осмотра военного музея «нечаянно» положил в карман унитарный патрон (английскую военную новинку), был вынужден покинуть Лондон. В этом же году он совершил большое путешествие по Европе и странам Ближнего Востока, посетив Вену, Белград, Афины, Константинополь, Сирию и Палестину. В 1858 г. полковник Игнатьев возглавил семимесячную миссию в Хиву и Бухару. Переговоры с хивинским ханом не дали никаких результатов. С бухарским эмиром был заключён «дружественный трактат». Русские суда получили свободу плавания по Амударье, вдвое были снижены таможенные пошлины для русских купцов, учреждено торговое агентство в Бухаре, освобождены русские пленные и высланы британские агенты. В 1859-1861 гг. генерал-майор Игнатьев находился в Китае в качестве уполномоченного с Особым поручением, вёл переговоры об утверждении китайским правительством Айгуньского договора 1858 г. После начала англофранцузской интервенции в Китае выступил посредником между воюющими сторонами и подписал Пекинский договор 1860 г., определивший восточную и наметивший западную русско-китайскую границу, а также урегулировавший русско-китайские торговые отношения. Александр II пожаловал молодому генералу звание генерал-адъютанта и Владимирскую звезду II степени. С августа 1861-го по июнь 1864 г. Игнатьев являлся директором Азиатского департамента МИД России. Вместе с Д. А. Милютиным был сторонником активных действий России в Средней Азии. С 1864 г. он посланник, а с 1867 по 1877 г. — посол в Константинополе. Активно участвовал в решении балканских проблем, неизменно поддерживал освободительное движение славянских народов. В феврале — марте 1877 г. был направлен в Берлин, Вену, Париж и Лондон с целью обеспечить нейтралитет европейских держав во время Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Состоял в свите Александра II во время его пребывания в действующей армии в мае — ноябре 1877 г. В 1877 г. возведён в графское достоинство, со 2 декабря — член Государственного совета.

Разработал условия и заключил Сан-Стефанский договор 1878 г. 16 февраля того же года произведён в генералы от инфантерии. Дипломатическая карьера Игнатьева закончилась после Берлинского конгресса 1878 г., где были пересмотрены условия Сан-Стефано. В 1879-1880 гг. назначался генерал-губернатором Нижнего Новгорода (на время проведения ярмарки). При молодом императоре с 25 марта 1881 г. стал министром государственных имуществ, а с 4 мая того же года — министром внутренних дел. Принято считать, что с его деятельностью на последнем посту связан постепенный переход правительства к консервативному курсу. Новый министр внутренних дел, к сожалению, получил сомнительную известность ещё в качестве русского дипломата. Как посол России в Турции он приобрёл славу «ментир-паши» (т. е. «лжеца-паши»), «отца лжи», «чёрной лисы». По словам одного тогдашнего немецкого дипломата, Игнатьеву здесь не верили «ни христиане, ни мусульмане». Желчный Е. М. Феоктистов в своих мемуарах писал: «Кому в России неизвестна была печальная черта его характера, а именно: необузданная, какая-то ненасытная наклонность ко лжи? Он лгал, вследствие потребности своей природы, лгал как птица поёт, собака лает, лгал на каждом шагу, без малейшей нужды и расчёта, даже во вред самому себе… Я ни на минуту не сомневаюсь, что у Николая Павловича была натура совершенно родственная Ноздрёву, что он вполне олицетворял собою этот тип гоголевского героя» (327, с. 199—200). «Нет сомнения, что Игнатьев — человек очень способный, — отзывался о нём Е. А. Перетц, — беда только в том, что, смекая быстро, он недостаточно обдумывает предметы» (298, с. 750). «… Когда граф Н. П. Игнатьев очутился на трудном посту преемника графа Лорис-Меликова, — вспоминал В. П. Мещерский, — он при всех своих дарованиях, при несомненном уме и при умении нравиться имел ахиллесову пяту: малое знакомство с внутренней государственной жизнью, вследствие чего он невольно, подобно графу Лорис-Меликову, легче воспринимал влияние окружавших его людей, чем отдалённые отзвуки нужд государственной жизни» (186, с. 487).

Подобно Лорис-Меликову, начало своей министерской деятельности Игнатьев ознаменовал аналогичным обращением к «общественному» мнению. 6 мая во всех газетах был напечатан его циркуляр губернаторам, в котором излагались основные цели правительства. Отметив в нём причины убийства Александра II, первой задачей правительственной политики Игнатьев поставил «искоренение крамолы». Предписывая, подобно Макову, крестьянам «не внимать вредным слухам», Игнатьев, демагогически обещал облегчение положения этого сословия. Немало обещаний было дано «обществу». Министр заверял о «дружных усилиях правительства и общества» в обеспечении «наибольшего успеха живому участию местных деятелей в деле исполнения высочайших предначертаний», о «полной неприкосновенности» прав дворян, городского сословия и «русского земства». Оценивая этот циркуляр, Д. А. Милютин подметил: «Простодушные люди говорили мне об этом документе с похвалой; я же нашёл в нём одну риторику, только фразы, уместные более в проповеди, чем в министерском формуляре» (187, т. 4, с. 68).

Борясь против крамолы, Игнатьев развернул активную деятельность департамента полиции. Особое развитие получила система провокации, когда одним из руководителей политического сыска стал подполковник Г. П. Судейкин. Со временем последний завербовал народовольца С. П. Дегаева, с помощью которого разгромил остатки исполнительного комитета «Народной воли». К лету 1882 г. на свободе, помимо скрывшихся за границу, оставался лишь один член комитета, Вера Фигнер (она была арестована в начале 1883 г.). В тесном взаимодействии с органами розыска работало судебное ведомство. Прокурор киевского военно-окружного суда генерал Ф. Е. Стрельников стал особенно известен изощрёнными приёмами для получения нужных ему показаний, за что был убит вольнослушателем Петербургского университета Н. Желваковым по поручению исполнительного комитета «Народной воли» (197, с. 170, 245).

Усиление правительственных репрессий нашло своё официальное выражение в издании «Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия», проведённое Игнатьевым в качестве закона 14 августа 1881 г. В соответствии с данным положением та или иная местность империи могла быть объявлена на «исключительном положении», которое позволяло административно-полицейским органам издавать особые постановления. Нарушение таких постановлений каралось административным путём: арестом до трёх месяцев или штрафом до 500 руб. при усиленной охране и до 3 тыс. руб. при охране чрезвычайной. Местным властям предоставлялось право высылать из подведомственных им районов нежелательных лиц, закрывать торгово-промышленные предприятия, учебные заведения и органы печати, приостанавливать деятельность земских собраний и городских дум, передавать судебные дела на рассмотрение военного суда.

При чрезвычайной охране они получали также право секвестра недвижимостей и наложения ареста на движимое имущество. При Министерстве внутренних дел было образовано Особое совещание, которое могло без всякого суда ссылать любое лицо сроком до пяти лет в самые отдалённые места империи. Пожалуй, французский историк А. Леруа-Болье не особенно преувеличивал, когда писал, что «Положение» предоставляет администрации права, которые «принадлежат главнокомандующему во вражеской стране».

Закон 14 августа 1881 г., введённый как временная мера, периодически продлевался и просуществовал до февраля 1917 г.

В. И. Ленин неслучайно назвал это «Положение» «фактической российской конституцией» (176, т. 21, с. 114).

Считается, что «Священная дружина», созданная весной 1881 г. при участии высокопоставленных и близких ко двору лиц, пользовалась покровительством Игнатьева. По его инициативе проводилось укрепление административно-полицейского аппарата. Была восстановлена независимость жандармерии от губернских властей. 4 сентября 1881 г. Игнатьев представил Александру III доклад о необходимости разработать проект реформы местных учреждений. Созданную для решения этого вопроса комиссию возглавил М. С. Каханов, бывший товарищем министра внутренних дел при Лорис-Меликове (см. § 4 этой главы). В 1882 г. образована межведомственная комиссия под председательством И. Д. Делянова для выработки мер по усилению надзора за молодёжью.

Игнатьев продолжал реализацию начинаний Лорис-Меликова в социально-экономической области, направленных на укрепление крестьянского хозяйства и упорядочение деятельности местного управления и самоуправления.

9 мая Александр III, рассмотрев журнал Общего собрания Государственного совета от 27 апреля, утвердил решение о переводе временнообязанных крестьян на выкуп. Им также была утверждена общая сумма ежегодного понижения выкупных платежей в 9 млн рублей и сложения недоимок в сумме 14 млн рублей (см. 147, с. 360—361). Вместе с тем государь предложил ещё раз обсудить вопрос о выкупных платежах, на совещании министров внутренних дел, финансов и государственных имуществ с участием «экспертов», приглашённых по их выбору. Состав 13 «сведущих лиц» (несколько предводителей дворянства и несколько председателей земских управ: князь Васильчиков, Галаган, Горчаков, Дмитриев, Калачов, Колюпанов, Наумов, Самарин, князь Щербатов и др.) был искусно подобран Игнатьевым. Как он писал впоследствии в докладе Александру III, работа их оказалась «настолько успешной, что их решено было пригласить в большем числе для обсуждения питейного и переселенческого дела». Второй созыв уже в составе 32 «сведущих лиц» для обсуждения этих вопросов сопровождался большой газетной шумихой. Игнатьев в своей вступительной речи заявлял, что «земские сведущие лица» призваны, дабы «самые жизненные вопросы не были решаемы без выслушивания местных деятелей». Однако ожидаемого реального значения этот сбор «сведущих людей», не принёс (см. 147, с. 361).

Наиболее трудными оказались для Игнатьева вопросы правительственной политики по отношению к крестьянству. В первые же недели после цареубийства среди крестьянства силён был слух, будто царь убит помещиками и что теперь опять закрепостят крестьян. О беспокойстве, которое эти настроения внушали правительству, можно судить по циркуляру Лорис-Меликова от 27 марта. В нём губернаторам рекомендовалось «крайне осторожно» разъяснять крестьянам, что «одно из коренных сословий русского государства», т. е. дворянство, не причастно к делу 1 марта. Манифест 29 апреля кое-где был воспринят крестьянами как манифест о переделе земель, в ожидании которого они прекращали полевые работы. Два циркуляра (23 мая и 6 июня) предписывали губернаторам «немедленный объезд тех мест, где по тем или иным обстоятельствам возможно предполагать возбуждённое настроение умов» (381, 1931, т. 45, с. 153, 160-161).

Одним из первых наскоро составленных актов в крестьянском вопросе были временные правила 10 июля 1881 г., которые имели задачей внести некоторый порядок в поток крестьянских переселений главным образом в Сибирь и на Дальний Восток. Эти правила даже не были опубликованы и по существу нисколько не облегчили условия крестьянского переселения (см. 147, с. 362).

Стремясь успокоить крестьянское движение, правящая элита в 1881-1882 гг. провела ряд финансовых мероприятий, касающихся положения крестьянства, изнемогавшего под гнётом старых и новых платежей.

28 декабря 1881 г. одновременно последовали указы об обязательном выкупе и понижении выкупных платежей. На обязательный выкуп 1 января 1883 г. должно было перейти около 1,5 млн крестьян, т. е. 15% всего количества бывших помещичьих крестьян. Выкупные платежи были понижены на 1 рубль с душевого надела, а на Украине в размере 16% с существовавшего оклада выкупных платежей. Общая сумма понижения платежей составила 12 млн руб., а за 1862-1880 гг. государство получило с крестьян по выкупной операции почти 84 млн руб. К сожалению, новые размеры выкупных платежей лишь незначительно уменьшили несоразмерность платежей с доходностью земли.

18 мая 1882 г. был утверждён закон о Крестьянском поземельном банке. Банку было предоставлено право давать специальные ссуды крестьянам на покупку земли. Этим преследовалась и политическая цель — показать крестьянам, что они могут увеличить свою земельную площадь только покупкой и должны оставить надежды на даровую прирезку земли.

Радикальное «Дело» в 1883 г. писало, что «Крестьянский банк никого уже не пугает и даже не мешает уверенности, что скоро наступит дворянская эра». Покорное правительственным веяниям «Новое время» убеждало читателей, что Крестьянский банк «есть настолько же банк помещичий», так как ту часть своей земли, которую помещики не в силах обработать, они продадут при посредстве Крестьянского банка. Вскоре и крестьяне поняли, как это было, например, в Екатеринославской губернии, что Крестьянский банк основан «для панов, чтобы сбыть крестьянам бездоходные панские земли… а затем прогнать крестьян с земли и обратно передать их господам» (79, с. 50).

Следует подчеркнуть, что задача удержать в своих руках покупаемую через Крестьянский банк землю была почти непосильной для малосостоятельного крестьянина. Цена такой земли была выше рыночной (в 1888-1892 гг. в среднем 42,6 руб. против 31,9 руб.), а платежи в банк были во многих местах выше арендной платы. При таких условиях число малоземельных покупщиков всё уменьшалось: 42% в 1884 г. и 24,7% в 1891 г. (147, с. 362).

Очевидно, к этой же категории мероприятий должен быть причислен закон 18 мая 1882 г., которым было положено запоздалое начало полной отмене подушной подати, установленной ещё при Петре I. Даже крепостники понимали, что подушная подать находилась «в противоречии» с положением 19 февраля 1861 г.

28 мая 1885 г. был издан закон о полной отмене подушной подати. В итоге этих мер казна лишилась около 52 млн рублей ежегодного дохода (около 40 млн от подушной подати и около 12 млн от понижения выкупных платежей). Существенную сумму потеряла казна также благодаря ещё ранее принятой отмене налога на соль (23 ноября 1880 г.), особенно тягостного для бедных. Для покрытия этого недобора и общего повышения доходов казны министр финансов Бунге увеличил обложение имуществ и доходов. В 1882 г. был введён налог на наследства и дарения стоимостью свыше 1 тыс. руб. Забегая вперёд, скажем, что с 1884 г. повышен в 1,5 раза государственный земельный налог и увеличен сбор с городских недвижимых имуществ; в 1885 г. установлен дополнительный сбор с доходов от торговли и промыслов и впервые введено обложение дохода с денежных капиталов. Тем не менее, когда при окончательной отмене подушной подати оказался дефицит в 15 млн руб., решено было его покрыть за счёт бывших государственных крестьян. По закону 24 ноября 1866 г. они платили оброчную подать, бывшую значительно ниже выкупных платежей. Закон 12 июня 1886 г. перевёл бывших государственных крестьян на выкуп, повысив под этим предлогом их платежи. Общая сумма новых платежей превысила прежнюю оброчную подать на 45%.

В национальной политике Игнатьев проявил себя во «Временных правилах» 3 мая 1882 г., поводом к изданию которых послужили еврейские погромы, охватившие с апреля 1881 г. Украину, Белоруссию и Польшу. Эти правила запрещали евреям селиться вне городов и местечек, а также торговать в праздничные дни.

Крупным шагом в политическом преобразовании России Игнатьев полагал созыв Земского собора, который рассматривал как исторически присущую нашей стране форму взаимодействия монарха с народом. Считается, что идею Игнатьева о созыве Земского собора навеяли видные славянофилы И. С. Аксаков и П. Д. Голохвастов. Собор должен был открыться 6 мая 1883 г. в Москве в дни коронации Александра III, Состав собора предлагалось сформировать на основе прямых выборов от крестьянства, землевладельцев и купцов. Число участников намечалось 3—3,5 тыс. человек, в том числе 2 тыс. крестьян. К маю 1882 г. Игнатьев подготовил манифест о созыве Земского собора, который первоначально был одобрен царём. Однако против проекта выступил Победоносцев, который в своём письме Александру III 4 мая 1882 г. писал, что осуществление игнатьевского проекта будет «революцией, гибелью правительства и гибелью России». В свою очередь, 11 мая в «Московских ведомостях» разразился Катков передовой, в которой то, что «эвфемистически» называют «Земским собором», провозгласил «торжеством крамолы», требованием «Нечаевых и Желябовых». Игнатьевский проект был единодушно отвергнут в созванном царём 6 мая совещании. Перетц отметил, что в совещании «участвовали кроме Игнатьева Победоносцев, Островский, Рейтерн и Делянов. Возражения были единогласные, причём не обошлось и без неприятных сцен между Победоносцевым и Островским с одной стороны и Игнатьевым — с другой. Первые два упрекали бывшего своего союзника в том, что он пошёл в разрез с теми началами, которых при низвержении Лорис-Меликова он сам признавал нужным держаться. Игнатьев защищался плохо и лгал без зазрения совести. Государь, видимо, был им недоволен» (208, с. 137).

Этим была решена судьба пятидесятилетнего Игнатьева: 30 мая 1882 г. он получил отставку.

Важно отметить, что за год игнатьевского правления в стране произошли значительные сдвиги. В борьбе с революционным движением правительство одержало заметные успехи. Крестьянское волнение не утихало, но при всей многочисленности отдельных выступлений не выходило за обычные рамки. В земстве, которое раньше служило одним из оплотов деятельности либералов, всё большую силу приобретало реакционное дворянство. Характеризуя сессии земских собраний, прошедшие в 1881-1882 гг., А. И. Кошелев писал в августе 1882 г., что на них «проявились опять казавшиеся схороненными разные крепостнические понятия и стремления» (164б, с. 271).

Уход Игнатьева дал возможность правительственному кораблю всё далее и далее разворачиваться вправо от маячившего ещё либерального курса.

Н. П. Игнатьев после отставки с поста министра более четверти века являлся членом Государственного совета и генерал-адъютантом. Сначала имел содержание в 12’000 руб. в год. Всё это время практически он был отстранён от политической деятельности и принимал участие в основном в работе общественных организаций. С 1883 г. избран председателем Общества для содействия развития русской промышленности и торговли, с 1888 г. — председателем Славянского благотворительного общества. Состоял почётным членом Русского географического общества (с 1882 г.), Вольного экономического общества (с 1894 г.), Императорского православного палестинского общества (с 1889 г.), Николаевской академии Генерального штаба (с 1897 г.). Был удостоен всех высших русских орденов, до ордена Св. Апостола Андрея Первозванного включительно. Как вспоминал его племянник А. А. Игнатьев, «закончил он жизнь полунищим, разорившись на своих фантастических финансовых авантюрах. Владея сорока имениями, разбросанными по всему лицу земли русской, заложенными и перезаложенными, он в то же время, как рассказывал мне отец, был единственным членом Государственного совета, на жалованье которого наложили арест» (136а, с. 11). Скончался Николай Павлович на 77 году жизни 20 июня 1908 г. в своей усадьбе Круподёрницы Бердичевского уезда Киевской губернии, где и был похоронен. От брака (с 1862 г.) с княжной Екатериной Леонидовной Голициной (1842-1917), дочерью камергера кн. Л. М. Голицина (правнучкой генерал-фельдмаршала светл. кн. М. И. Голенищева-Кутузова-Смоленского), кавалерственной дамой ордена Св. Екатерины, имел восемь детей.