4. Принц Кушимен и другие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Процесс создания истории Петра I описан в книге С. А. Мезина «Взгляд из Европы: французские авторы XVIII века о Петре I» (Саратов, СГУ, 2003).

«…смерть царя вызвала появление моды, которая просуществовала вплоть до периода империи (Наполеона – А. П.): Петр Великий стал героем пьес, опер, эпических поэм…», – цитирует Мезин современного французского историка и добавляет, что мода на Петра I появилась во Франции еще до его смерти (Мезин, гл. 2).

Заметим, что миф о Петре развивался в двух направлениях: поначалу Петр изображался как дикий азиат. Что и не удивительно, поскольку Россия и Франция находились в противоборствующих коалициях. Де ла Невилль в своих «Любопытных и новых известиях о Московии» (1698) дал такой портрет русского царя: «Несмотря на то, что ему только 20 лет, голова у него постоянно трясется. Любимая его забава заключается в натравливании своих любимцев друг на друга, и весьма нередко один убивает другого из желания войти к царю в милость».

(Добавим, что в сочинении Невилля в полном виде изложена история царевны Софьи, Голицына и стрелецкого бунта).

«Французская публика читала о победах Карла XII в России, узнавала полуфантастические подробности о жизни Меншикова в романе «Le prince Kouchimen», приписываемом аббату Ф.-Т. де Шуази (1710), питалась слухами об экстравагантных выходках русского царя. В «Memoires du Chevalier Hasard» (1703) их автор, некий С. де Куртильз, якобы присутствовавший на встрече Петра I с курфюрстом Бранденбурга, нарисовал такой портрет русского царя: «Несколько дней спустя приехал царь Московии, что обеспечило нам развлечение на пять или шесть дней. Никогда мы не видели столь необычных манер… Он въехал в город втихомолку на смехотворном экипаже; он был больше похож на медведя, чем на человека, он был одет в шкуры и колпак на голове. Одежда волочилась по земле вместе с саблей колоссальных размеров. Усы его закручивались вокруг ушей… Он приблизился к курфюрсту не снимая с головы колпака, с испанской важностью, не сгибаясь, словно аршин проглотил». Царь грубо вел себя с дамами, пил перцовую водку, словно простую воду, и все время грозил всех повесить и убить» (там же).

В книге Ф. Бюше «Краткий очерк истории царя Петра Алексеевича» (1717), как и у Невилля, содержится история Софьи и стрелецкого бунта, а также рассказывается о походах Петра на Азов и строительстве в Воронеже русского флота.

В 1716 году в Амстердаме выходит книга якобы состоявшего на службе в русской армии француза Ж. Н. Моро де Бразе «Записки политические, забавные и сатирические»: «Россия для него – далекая, «затерянная» страна Севера. Автор начинает описание событий с похода Карла XII на Россию, который обернулся для короля «печальной катастрофой», потерей армии и многих прибалтийских провинций. Энергичные завоевания царя, по словам автора, удивили турецкого султана, который не желал иметь столь сильного соседа и объявил войну России. Описание Моро де Бразе наполнено подробностями похода на Прут… Причину катастрофы русской армии на Пруте автор видит в том авантюрном решении идти через «пустыню» на Прут, которое царь принял на военном совете под давлением своих министров и «русских генералов» вопреки мнению «немецких генералов» о необходимости оставаться у берегов Днестра. Когда дела у них идут хорошо, – пишет де Бразе, – русские ради своего честолюбия не хотят слушать иностранцев, но как только они из-за своей неопытности попадают в трудное положение, вся ответственность возлагается на «немцев». К тому же он упрекает русских в безмерном пьянстве. Французский автор приписывает царским министрам коварный план: русские любят спокойствие и лень, они не склонны к военным занятиям; министры специально хотели втравить Петра в дело, заранее обреченное на провал с тем, чтобы отбить у царя природную склонность к войне и побудить его к мирной жизни… автор вместе с тем отмечает, что в самых трудных обстоятельствах Петр «щадил себя не больше, чем самый смелый солдат его армии». Во время битвы он появлялся повсюду, ласково и дружески говорил с генералами, офицерами и солдатами, требовал отчета о том, что происходило на их посту» (там же).

Отметим еще книгу Ф. Вильбуа – мемуар о пребывании на русской службе (книга эта хранилась в библиотеке Вольтера): «В первую очередь автор сообщает о причине смерти царя: Петр умер от венерической болезни (гонореи), полученной от генеральши Чернышовой. А обострение болезни вызвали «несколько стаканов водки». Автор в подробностях живописует безобразия Всешутейшего и всепьянейшего собора. С претензией на точность сообщается, что после стрелецкого бунта в один день было казнено 7 тысяч стрельцов. Сам царь зарубил «около ста этих несчастных». По утверждению автора, Петр не был лишен и порока содомии, которому предавался с Меншиковым. Царь «являлся настоящим чудовищем сладострастия. Он был подвержен, если можно так выразиться, приступам любовной ярости, во время которых он не разбирал пола» (там же).

То есть в написанных в первые два десятилетия 18 века во Франции трудах содержится практически все, что мы знаем о Петре Первом. Соединены вместе все эти истории были в книге Ж. Руссе де Мисси "Записки о царствовании Петра Великого, императора России, отца отечества…" (1725–26, Гаага). Автором «Записок» был представлен русский барон Иван Иванович Нестесураной, чье имя стояло на титульном листе и от чьего имени велось повествование. «Первый том своего труда Руссе де Мисси посвятил описанию истории допетровской России… в целом материал изложен на редкость четко и ясно. Причем события XVI–XVII вв. описывались особенно подробно и при этом удивительно достоверно для исторического сочинения начала XVIII в… можно утверждать, что в России первой четверти XVIII в. отсутствовало столь ясное и достоверное прагматическое (без попыток обобщения) изложение русской средневековой истории. Рядом с ним «Синопсис» и даже "Краткий Российский летописец" М. В. Ломоносова кажутся архаичными» (Мезин, гл. 6). В очередной раз мы убеждаемся, что «русская история» изначально создавалась где угодно, но только не в России.

Посмотрим, что же сообщают «Записки», отметив восклицательными знаками свидетельства того, что сочинение де Мисси является одним из первоисточников истории Петра. Итак, в нем описывается «регентство царевны Софьи, стрелецкие бунты, борьба за власть и первые самостоятельные шаги юного Петра до начала Северной войн. Материал здесь изложен в духе романизированной биографии с описанием чувств и мотивов поступков главных героев. Впрочем, психологизм этот довольно примитивный, и главное достоинство раздела видится в том, что автор в данном случае не испытывал недостатка в фактическом материале, положив в основу своего труда какой-то неизвестный(!) нам повествовательный источник. Соблюдена правильная (!) последовательность главных событий, некоторые из них изложены с любопытными подробностями (Крымские походы В. В. Голицына и связанные с ними международные дела, планы Шакловитого погубить Петра и Нарышкиных, начало петровских реформ и др.) Можно отметить даже некоторые оригинальные для того времени суждения и оценки. Так, автор говорит о "больших планах", задуманных царем Алексеем Михайловичем, которые начал выполнять Федор, а затем продолжил Петр. Царевна Софья и Голицын вопреки официальной русской традиции рисуются не одной только черной краской. Но с самого начала изложения истории петровского времени бросается в глаза большое количество фактических ошибок, начиная с того, что автор неправильно назвал дату рождения Петра, а во втором издании, «исправляя» эту неточность, ошибся еще больше. Описывая Крымские и Азовские военные походы, автор называет сильно завышенные, прямо-таки фантастические данные о численности русских войск и т. д. В «Записках» чувствуется особое пристрастие автора к дипломатическим сюжетам… Руссе де Мисси вполне адекватно оценивает значение основных сражений Северной войны (Калиш, Головчино, Лесная, Полтава и др.) Очень невыразительно представлена Полтавская битва(!)… большое место в книге Руссе де Мисси отведено измене Мазепы, путешествию царя во Францию (здесь слово в слово повторены сообщения "Nouveau Mercure" за июнь 1717 г.), официальной версии дела царевича Алексея. Что же касается событий внутренней жизни страны, то в книге мы имеем лишь случайный перечень некоторых из них. Сообщаются некоторые подробности строительства Петербурга… "Начало этого нового города стоило жизни более чем 200 тыс. этих несчастных ("работников, согнанных со всех концов страны"), которые были вынуждены работать без отдыха, не имели пропитания, не имели даже ни палаток, ни хижин, где бы могли расположиться", – писал Руссе де Миссе… Руссе де Мисси пустил в оборот(!) цифру 200 тыс., и она перешла в труды А. Катифоро, Вольтера и других авторов… Собственно реформы Петра I освещены в книге французского автора крайне поверхностно. Он ограничился лишь беглыми упоминаниями о "полезных установлениях". Автор дважды повторял, что государственное управление царь перестраивал по французским образцам, что не соответствует действительности. "Находя, что он извлечет большие преимущества из учреждения коллегий ("conseilles") по образцу тех, что ввел герцог Орлеанский во Франции в начале Регентства, царь, следуя этому плану, учредил Берг-коллегию, состоящую из способных людей…". Отрывочные известия об учреждении полиции в Петербурге, о порче монеты и реформе монетного дела, о переводе торговли из Архангельска в Петербург, о строительстве Ладожского канала и другие теряются(!) в море военно-дипломатических материалов» (там же).

В ноябре 1725 г. Парижская Академия наук поручила своему секретарю Бернару де Бовье де Фонтенелю произнести посмертное «Похвальное слово царю Петру I».

Именно Фонтенель считается создателем второй стороны мифа о Петре – как о великом преобразователе, строителе новой нации. В это время во Франции становилась модной тема союза монарха и философа, и прославление Петра, как покровителя наук, несомненно, была с намеком адресовано французскому королевскому двору. Кроме того, именно в марте 1725 Екатерина I дает аудиенцию французскому посланнику Кампредону, предлагая заключить союз России и Франции. Так что на место мифу о чудаковатом азиате вполне своевременно приходит миф о великом просветителе. «Фонтенель начинает с того, что характеризует положение России до Петра. Крестьяне, рожденные рабами и не заинтересованные в своем труде; господа, угнетенные деспотической властью; всякое производство задавлено; чахлая коммерция находится в руках иностранных купцов; военное искусство находится в небрежении; флот отсутствует, – такова мрачная картина «варварской» Московии накануне преобразований. «Повсюду царствовала крайняя развращенность нравов и чувств, которая даже не была прикрыта внешней благопристойностью…» «Все нужно было делать заново в Московии, улучшать было нечего. Речь идет о создании новой нации, причем надо было действовать одному, без помощи, без инструментов»… Автор говорит о путешествиях Петра по Европе, беседах с учеными, о тщательном изучении географии своей страны, о создании грандиозных планов по соединению русских рек каналами, об организации научных экспедиций. Фонтенель лишь перечисляет нововведения царя: новые органы государственного управления, школы, учебные заведения в Москве, Петербурге и Киеве, обсерватория, Кунсткамера, Ботанический сад, типографии, библиотека» (Мезин, гл. 2).

Мы полагаем, уже нет нужды доказывать, что все сведения о Петре, которыми мы располагаем, были написаны французами, проживавшими за тысячи километров от «далекой северной страны», по преимуществу, в городе Париже.