1. All you need is love

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Как мы уже отмечали, Маркс и Энгельс в своих работах продемонстрировали образцы не превзойденного до сих пор логического анализа. (В особенности, на наш взгляд, в области гносеологии, то есть науки о происхождении человеческих знаний. Именно на основе марксистской гносеологии советским ученым впервые в мире удалось социализировать слепоглухонемых детей). Однако политическая теория марксизма о построении бесклассового общества (и отмирании государства) оказалась несостоятельной.

Заметим, что по сравнению с марксистской теорией чрезвычайно примитивно выглядит, например, популярная теория «открытого общества» Карла Поппера. Попперовский переход от закрытого к открытому обществу является прямым следствием освоения капиталом новых рынков, необходимых для развития капитализма, о чем и говорит марксизм. «С первого дня своего существования мировая капиталистическая экономика нуждалась в политической организации. Ей требовалась более или менее устойчивая структура, система правил, поддерживаемая властью не только на локальном, но и на международном уровне. Капитал нуждался в порядке. Видоизменяющееся буржуазное государство не только завоевывало все новые и новые пространства, превращая их в «новые рынки», не только подчиняло себе миллионы новых подданных, приучая их быть наемными работниками и потребителями, но и постоянно выходило за границы своей территории» (Б. Кагарлицкий От империй – к империализму. Государство и возникновение буржуазной цивилизации ВШЭ, 2010, с. 26).

Вернемся к политической теории марксизма и к причинам ее несостоятельности. Эту причину мы видим в игнорировании марксизмом биологической природы человеческих мотиваций. Двигателем человеческого общества марксизм считает «развитие производительных сил». Согласно марксизму, классовая структура общества с определенного момента становится тормозом для развития производительных сил, поэтому должна быть устранена в ходе социальной революции. Однако при распаде империй местные элиты с готовностью идут на снижение производительных сил новообразованных государств во имя обеспечения первенства на своей территории. Следовательно, базовым является именно стремление к первенству человеческих особей, объединяющихся для достижения этого первенства в группы, корпорации или государства. Для марксизма же «развитие производительных сил» является некой объективной «выгодой» всего человечества, которая и управляет его поступательным движением.

Распространенный этот взгляд в свое время оспорил Ф. М. Достоевский в «Записках человека из подполья»: «О, скажите, кто это первый объявил, кто первый провозгласил, что человек… если б его просветить, открыть ему глаза на его настоящие, нормальные интересы, то человек… тотчас же стал бы добрым и благородным, потому что, будучи просвещенным и понимая настоящие свои выгоды, именно увидел бы в добре собственную свою выгоду, а известно, что ни один человек не может действовать зазнамо против собственных своих выгод, следственно, так сказать, по необходимости стал бы делать добро?… не существует ли и в самом деле нечто такое, что почти всякому человеку дороже самых лучших его выгод, или (чтоб уж логики не нарушать) есть одна такая самая выгодная выгода (именно пропускаемая-то, вот об которой сейчас говорили), которая главнее и выгоднее всех других выгод и для которой человек, если понадобится, готов против всех законов пойти, то есть против рассудка, чести, покоя, благоденствия, – одним словом, против всех этих прекрасных и полезных вещей, лишь бы только достигнуть этой первоначальной, самой выгодной выгоды, которая ему дороже всего?… И почему вы так твердо, так торжественно уверены, что только одно нормальное и положительное, – одним словом, только одно благоденствие человеку выгодно? Не ошибается ли разум-то в выгодах? Ведь, может быть, человек любит не одно благоденствие? Может быть, он ровно настолько же любит страдание? Может быть, страдание-то ему ровно настолько же и выгодно, как благоденствие? А человек иногда ужасно любит страдание, до страсти, и это факт».

Вот уже появилось слово «страсть». А следом идет слово «тщеславие»: «Гейне утверждает, что… по его мнению, Руссо, например, непременно налгал на себя в своей исповеди, и даже умышленно налгал, из тщеславия. Я уверен, что Гейне прав; я очень хорошо понимаю, как иногда можно единственно из одного тщеславия наклепать на себя целые преступления, и даже очень хорошо постигаю, какого рода может быть это тщеславие».

Так что это за самая выгодная выгода, которую человек любит до страсти, и какого рода может быть это тщеславие?

Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся для начала к некоторым положениям этологии – науки об инстинктивном поведении живых существ.

– Позвольте, – скажешь ты, читатель – но какое же отношение инстинкты имеют к политической деятельности человечества?

– Самое непосредственное, – отвечает на этот вопрос этология. «Аристотель понял, что поведение человека задано его… животным прошлым. Тьма комментаторов билась над фразой «человек – животное политическое», ища в ней… иносказательный смысл и отбрасывая буквальное прочтение» (Дольник В. Р. Вышли мы все из природы. Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей М., Limka Press, 1996, c.250). «Человек разумный… рождается с программой поведения в этом мире… тщательно отобранных, умело сформированных инстинктов… Инстинкт удивительно корректен по отношению к разуму. Древний повелитель поведения, он обычно не командует, не требует слепого подчинения, даже не советует. Он только незаметно направляет желания и мысли, оставляя разуму полную свободу облечь желание в подходящую времени и обстановке форму… Нам кажется, что мы поступаем так, а не иначе потому, что так хотим, нас так воспитали, это наше убеждение – и почти никогда, что нас побуждает к этому что-то слепое, грубое, враждебное нашему разуму. Нам так трудно поверить, что в мотивации нашего поведения участвуют инстинкты» (там же, с. 27).

Какой же основной инстинкт живого существа. Ответ очевиден. Это вовсе не инстинкт самосохранения. Жизнь – это то, что само себя воспроизводит. Нет самовоспроизведения – нет жизни. Основной инстинкт – это инстинкт самовоспроизводства или размножения. При этом «самец продуцирует свои гаметы (половые клетки) миллионами… его первая обязанность – сколь можно больше их «пристроить»… даже у моногамных видов самцы не упускают случая, пытаются оплодотворить и других самок. Видимо, из-за этой начальной программы самца оплодотворять как можно больше самок естественный отбор у большинства видов закрепил процедуру выбора за самками» (там же, с. 180). То есть страсть самца, его главная выгода – это удачное соперничество за самок, а вовсе не какое-то там «развитие производительных сил».

«В инстинктивных программах самки заложено стремление заполучить для своих потомков гены от выдающегося самца. Она узнает его по ряду признаков, которые действуют на нее тем сильнее, чем ярче они выражены. Объединяя такие признаки, мы видим, что это самец крупный… с мощным голосом… сумевший достаточно прожить, победитель турниров, захватчик прекрасного участка и т. п… Самка узнает элитного самца и по реакции на него других самок: чем больше самок выбрало его, тем больше независимых подтверждений правильности ее выбора. Действие этой программы можно обнаружить и в бессознательном поведении женщин, когда они образуют табун поклонниц вокруг знаменитых мужчин» (там же, с. 177). «Иерархическое положение самки в группе (у общественных животных – А. П.) зависит от положения ее самца: если у него оно высокое, то и у нее высокое, а если у него низкое, то и у нее низкое. Не удивительно, что самки предпочитают самцов высокого иерархического ранга. У территориальных видов самец показывает самке свою территорию, и чем она лучше, тем больше он нравится самке, а самец без территории для нее как бы вообще не самец… самка проверяет агрессивность самца, провоцируя стычки с соперниками. Поведение парней подсознательно следует сходным программам… Самки тетеревов наблюдают за турниром самцов на току и спариваются с победителем» (там же, с. 157–159, 176).

То есть первенство над другими самцами приносит самцу самую выгодную выгоду – обладание самкой (самками). Подчеркнем, речь идет именно об относительном превосходстве, а не о достижении самцом некоторого абсолютного уровня. Неважно, каков этот самец – главное, что он превосходит всех остальных соперников. Конечно, у людей первенство, как правило, не определяется в прямом поединке. Статус человеческого самца в глазах самки значительно повышают обладание властью и из ряда вон выходящими материальными благами. Нам кажется вполне очевидным, что самкой при этом управляет инстинкт заботы о воспитании (выживании) потомства.

Для достижения превосходства над остальными самцами, часть человеческих самцов объединяется в группы, которые мы бы назвали корпорациями. Подобное поведение свойственно и близким родственникам человека – обезьянам. Так у павианов «стадом в несколько десятков голов (взрослые и молодые самцы, самки и дети) командует на «коллегиальных» началах группа самых старших по возрасту самцов – иерархов… При прохождении опасной местности ядро стада защищено боевыми отрядами (молодых) самцов… На отдыхе стадо перестраивается в обороняемый лагерь… Всех способных к спариванию самок… самцы-иерархи держат рядом с собой, под надзором, не позволяя спариваться с подчиненными самцами, сами спариваются, не проявляя инверсии (ухаживания – А. П.), не ревнуя друг к другу» (там же, с. 188–189). «Если стадо павианов встречает на своей территории пришельцев, оно их атакует и изгоняет прочь… Борьба за территорию – очень важная функция самцов» (там же, с. 267).

Мы видим, что подчиненные самцы обеспечивают защиту стада и своей территории, при этом самками распоряжаются самцы-иерархи. Достаточно близкая аналогия с человеческим обществом, к которому мы сейчас перейдем.