1. Московитяне и христиане

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Официальная версия истории гласит, что с 1605 по 1618 годы Московское царство вело тяжелую борьбу с польскими интервентами. Была одержана победа над захватчиками, в результате которой к власти пришла династия Романовых. Вполне естественно было бы ожидать, что их правление будет опираться на народную память о славной победе, а идеология – выдержана в антизападном-антипольском духе. Ничего подобного. Наоборот, именно 17 век характеризуется резким ростом западного, прежде всего польского влияния. Пытаясь объяснить эту тенденцию, В. О. Ключевский говорит о стремлении Московского государства преодолеть свою отсталость. Но тут же сам задается вопросом: «Почему это началось в 17 в. Трудно сказать, отчего произошла эта разница в ходе явлений между 16 и 17 вв., почему прежде у нас не замечали своей отсталости…» (Русская история, ч. 3, Начало западного влияния на Россию).

На наш взгляд, этот рост западного влияния – прямой результат насильственного воцарения пропольской династии Романовых. Ключевский говорит о постепенности перемен. Однако перемены были именно резкими. Западные авторы, писавшие о Московии конца 16-го века, рисуют ее как закрытую для контактов с Западом страну, похожую в этом отношении на мусульманские страны или Японию 19 века.

Вот что пишет в «Московии» Сигизмунд Герберштейн: «Говорят, что подавая руку послу римской веры, государь считает, что подает ее человеку оскверненному и нечистому, а потому, отпустив его, тотчас моет руки». Более пространно у Рейнгольда Гейденштейна в «Записках о Московской войне» (1578–1582): «Они считают варварами или басурманами всех, кто отступает от них в деле веры, даже и тех, кто следует обрядам Римской церкви, и отвращаются от них, как от какой-то язвы, считая непозволительным иметь что-либо общее с ними; вследствие такого убеждения явился обычай, что всякий раз, когда князья выслушивают иностранных послов, они имеют пред собою таз с водою, чтобы ею тотчас обмыть руки, как бы оскверненные от прикосновения иностранцев».

Михалон Литвин в своем труде «О нравах татар, литовцев и москвитян» (1550) постоянно говорит о сходстве нравов московитян и татар: «Московитяне, татары и турки, хотя и владеют землями, родящими виноград, но вина не пьют, но, продавая христианам, получают за него средства на ведение войны… Во всех землях татар и московитян… пьянство запрещено… Рассердившись на кого-либо из своих, московитяне желают, чтобы он перешел в римскую веру, настолько она им ненавистна… Ни татаре, ни московитяне не дают женщинам никакой воли…». Судя по первой фразе, Литвин вообще не считает москвитян христианами. (О том, какая вера была тогда в Московии см. 3.2.3, 4).

А это Чарльз Карляйль: «…женщины этой страны… живут затворницами и преимущественно знатные… если замужние женщины живут так замкнуто, то девушки тем более, и если последние и выезжают, то покрывают свое лицо большою вуалью» (Описание Московии). Эту «большую вуаль» я бы сопоставил, если уж не с паранджой, чтобы не дразнить «традиционного» читателя, то, во всяком случае, с головным убором русской казачки: «Голову покрывали несколькими платками или замысловатыми головными уборами: рогатыми кичками, тюрбанами, «корабликами». Поверх платков надевалась казачья соболья шапка. Близость к восточным традициям просматривается даже в деталях. Например, «знуздалка», или «замуздка», – платок, которым прикрывали часть лица. Этому обычаю никогда не следовали иногородние женщины, а казачек дразнили «татарками». Знуздалка была обычно красно-белого цвета. Концы шали уже поверх надетой знуздалки обертывались, прикрывая нижнюю часть лица и рот, вокруг шеи и повязывались спереди узлом» (Сайт Московского областного отдельского казачьего общества). О затворничестве женщин пишут и Джон Мильтон (1608–1674) – да, да, тот самый – в своей «Московии»: «жены послушны и не выходят из дома». И чуть ранее в своей «Московии» (1549) Сигизмунд Герберштейн: «Заключенные дома, они только прядут и сучат нитки… весьма редко допускают женщин в храмы». Отмечу также и функциональную, и фонетическую близость русского терема и восточного гарема.

Отметим попутно и обычай старообрядцев – то есть всех доромановских русских – хоронить покойника в день смерти, завернув его в саван, совпадающий с современным мусульманским обычаем.