Череда побед
Череда побед
Тот факт, что война на суше началась с опустошения Пфальца, поставил Францию в затруднительное положение. Мы уже рассматривали его в хронологическом и психологическом контексте, и мы еще долго будем размышлять над этим преступлением, которое оказалось еще и ошибкой[89]. Оно чуть было не нанесло ущерб восходящей славе Монсеньора, которой он добился взятием Филипсбурга в октябре 1688 года. Опустошение Пфальца продолжает наносить вред репутации маркиза де Лувуа, даже несмотря на то, что еще худшие злодеяния — ограбление замка Гейдельберга и гробницы Пфальцских курфюрстов — были совершены в мае 1693 года, то есть через два года после кончины грозного министра.
Помимо нескончаемой осадной войны, которую ведет Франция, она одерживает одну за другой блестящие победы. 1 июля 1690 года маршал герцог Люксембургский во главе 35-тысячного войска наголову разбивает под Флерюсом в Нидерландах 50-тысячную армию принца Вальдека, состоящую как из голландцев, так и из имперцев. Вольтер напишет: «Восемь тысяч пленных, шесть тысяч убитых, двести знамен или штандартов, пушки, обозы, бегство врагов — таков итог этой победы»{112}. Через семь недель после этого Никола де Катинй в свою очередь наносит поражение армии герцога Савойского под Стаффардой (18 августа), недалеко от Салуццо. «Французская армия потеряла всего лишь триста человек убитыми, а армия союзников, которой командовал герцог Савойский, — четыре тысячи»{112}. В этот день Виктор-Амедей потерял все свое герцогство, кроме Монмельяна (город, который мы возьмем в декабре
1691 года), и поэтому осталась открытой для Катинй дорога, ведущая в Пьемонт и графство Ниццу.
В 1691 году наступление французских войск шло не так уж энергично, но Катинй тем не менее овладевает Вильфраншем, Ниццей и Монмельяном, а на голландском фронте герцог Люксембургский разбивает в три раза превосходящие его силы принца Вальдека в кавалерийском сражении под Лезом. В следующем году Людовик XIV при помощи Вобана и под прикрытием армии маршала Люксембургского доставляет себе удовольствие завладеть городом Намюром (5 июня 1692 года) и его крепостью (20 июня). Расин, став наконец серьезным историографом, так описывает этот подвиг в прозе: «Он овладел в пятинедельный срок крепостью, которую большие полководцы Европы считали неприступной, преодолев, таким образом, не только мощные крепостные стены, препятствия ландшафта и сопротивление людей, но и неблагоприятные погодные условия, можно было бы даже сказать — враждебность стихии»{90}.
Его собрат Буало, занимающийся время от времени историографией, тоже пишет «Оду на взятие Намюра»:
Ветры, умолкните:
Я расскажу о Людовике
...
Что за шум, что за огонь вокруг него?
Это сам Юпитер или же покоритель Монса.
Не сомневайся, это Он.
Он весь сияет, все царственно в нем.
...
Взгляните на того, кто со скоростью бури
Пересекает городской вал.
Перо на его шляпе
Привлекает взоры всех.
И пусть этому грозному Королю-Солнце
Всегда благоприятствует судьба
Во всех его сражениях,
И пусть Марс, следуя за ним по пятам,
Приносит всегда ему Славу,
Награждая Победой.
Третьего августа Марс дарит победу уже не королю, который находится в это время в пути по дороге в Версаль, а его верному маршалу, герцогу Люксембургскому. Речь идет о Стенкерке, где произошла настоящая битва народов: Вильгельм Оранский командовал армией, в которой сражались бок о бок испанцы, англичане, голландцы и немцы. Битва длилась с половины десятого утра до половины первого дня. Она была жестокой. В ней принимала участие только пехота, так как местность была непригодна для кавалерийских атак. В битве произошел перевес в нашу сторону, когда французы, возглавляемые принцами крови, со шпагами наголо ринулись в атаку на врагов{71}, опрокидывая все на своем пути, рубя и кроша пехоту неприятеля. Новость об этой победе дошла до Версаля 4-го в 10 часов вечера. Двор узнал, что маршал Люксембургский взял в плен 1200 солдат, захватил 10 вражеских пушек и оставил на поле боя 8000 солдат врага убитыми. «Это важная новость очень обрадовала короля»{97}. Он заказал молебен в домовой церкви Версальского замка.
На самом же деле битва не была решающей, и Вильгельму III удалось отступить в полном порядке; но моральный эффект был огромным. Герцог Люксембургский был в день битвы болен, но, превозмогая плохое самочувствие, продолжал отдавать приказы; особенное восхищение вызвала славная атака, возглавленная кузенами Его Величества. «Победа, одержанная благодаря доблести всех этих юных принцев и всего цвета дворянства Франции, произвела при дворе, в Париже и в провинции эффект, которого не производило еще ни одно выигранное сражение. Герцога Люксембургского, принца де Конти, герцога Ванд омского и все их окружение по возвращении с фронта встречают толпы людей, выстроившиеся по краям дороги. Возгласами приветствий они выражали свою радость, доходя до исступления. Все женщины старались привлечь внимание героев. Мужчины носили в те времена кружевные галстуки, которые надевались с большим трудом, и на это тратилось немало времени; принцы, которым пришлось одеваться на скорую руку перед боем, небрежно накинули эти галстуки на шею; с тех пор женщины стали носить таким образом украшения; их стали называть «стенкерками». «Все новые драгоценные изделия изготовлялись по этой модели»{112}. Захваченный духом соревнования, маршал де Лорж разбивает 17 сентября принца Карла Вюртембергского при Пфорцгейме.
В анналах нашей военной истории 1693 год занимает еще более почетное место. 27 марта король присваивает маршальское звание семи военным начальникам, в том числе Буффлеру, Турвилю и Катинй; 10 мая он создает знаменитую Красную орденскую ленту, королевский военный орден Святого Людовика для награждения за воинскую доблесть. Ответом военных на эти знаки отличия были одержанные победы: Турвилем при Лагуше (27 июня), герцогом Люксембургским при Неервиндене (29 июля), Катинй при Марсале (4 октября). При Неервиндене маршалу Люксембургскому противостоял принц Вильгельм Оранский. Битва разыгрывается в нескольких лье от Брюсселя. Бьются с ожесточением. Атаки следуют за атаками, контратаки за штурмами. Герцог Люксембургский, принц де Конти, герцог Шартрский (будущий регент) не боятся подвергать себя риску, лично бросаются в атаку по многу раз. Как и при Стенкерке, исход боя долго остается неясным; но, как и при Стенкерке, furia francese (ярость французская), в конце концов, приносит нам победу. «Не было более смертоносных дней, — пишет Вольтер. — На поле боя осталось более 20 000 воинов: 12 000 со стороны союзников и 8000 солдат со стороны французов. По этому поводу говорили, что «пришлось отслужить больше панихид, чем молебнов». Клаузевиц считает, что в битве при Неервиндене, после Флерюса и после Стенкерке, герцог Люксембургский, отказавшись от старых методов ведения войны, заявил о себе как о «большом полководце»{159}. При дворе, по свидетельству Расина, «король и его министры ликовали от радости, что был совершен такой великий подвиг»{90}. 4 октября того же года маршал де Катинй оправдал свое новое звание, одержав победу при Марсале над Виктором-Амедеем Савойским, и заслуга его в этом тем более значительна, что ему пришлось сражаться не только с разными другими генералами, но и с юным и талантливым Евгением Савойским (сыном графа де Суассона и Олимпии Манчини).
По традиции авторы, как бы истощившись после описания многочисленных атак и не выдерживая больше тяжести победных лавровых венков, чтобы передохнуть, начинают философствовать на тему войны и на близкие к ней темы. Они подчеркивают неэффективность сражений в сомкнутом боевом порядке. Даже те из них, которые представляются решающими в тактическом отношении, в стратегическом плане оказываются малозначительными. Подобные рассуждения не лишены основания. С той лишь оговоркой, что те же самые книги в какой-нибудь соседней главе осуждают осадную войну, объявляют ее бессмысленной, нужной лишь для того, чтобы польстить самолюбию монарха. Если осада городов — занятие не стоящее, если сражения в чистом поле не имеют большого смысла, как еще могут сражающиеся, и в частности Людовик XIV, вести войну? Такой подход в общем-то наивен и благороден одновременно. Историк, спокойно сидящий в своем кабинете, начинает постепенно понимать, что война — это жестокая вещь, что пушки и мушкеты убивают и что даже самые великие полководцы бывают выбитыми из привычной колеи какими-нибудь особыми происшествиями. Война, возможно, тайно подчиняется некой органической эволюции: не всегда ее определяют сражения, но и время, и соотношение моральных сил, и самые разные параметры, которые необязательно выражаются в батальонах, эскадронах, количестве убитых, раненых и пленных.
Эту закономерность — в какой-то степени толстовскую — предугадывает или предчувствует такая личность, как Вильгельм Оранский, и это позволяет ему стать — несмотря на видимое отсутствие способностей — выдающимся военным предводителем, как Тюренн, герцог Люксембургский, герцог Вандомский, Турвиль и Буффлер. Таким же, каким был и старый король, Людовик XIV перестает командовать своими армиями в 1693 году, а Сен-Симон, который сам ушел в отставку в возрасте двадцати семи лет, его в этом предательски упрекает. Но если учесть, что свою первую кампанию Людовик провел в 1650 году, то он ушел наконец после сорока трех лет ведения войны.