Его простые и ясные речи
Его простые и ясные речи
«Мемуары», написанные специально для Монсеньора и из которых каждый из нас может извлечь большую пользу для себя{63}, являются памятником начального периода правления Людовика XIV; да и к тому же Периньи и Пеллиссон привнесли все-таки какую-то долю своего таланта и стиля в произведение Его Величества. Весьма полезно познакомиться с письмами короля, даже если по ним можно судить скорее о политике в широком смысле этого слова, чем о собственно королевской мысли. Впрочем, если Людовик, подписывая эти письма или заставляя какого-нибудь министра или секретаря их подписывать своим именем «Людовик», полностью берет ответственность за это на себя, нельзя всегда точно доказать, что это было именно то письмо, которое король написал сам. А вот справочник-гид «Как осматривать сады Версаля»{62}, о котором мы уже говорили, — произведение сжатое, четкое, без лирических отступлений, чисто практического характера, без всяких лишних сведений — является, безусловно, трудом самого Людовика XIV, полностью отражающим его стиль.
Эта относительная бедность письма не удивляет. Так как король получил образование «изустно», то есть в результате бесед или прослушивания текстов, читаемых его чтецами, он с большей легкостью излагает свои мысли устно, чем письменно. Мы здесь в двойном выигрыше: налицо подлинность и качественность. Аббат де Шуази, у которого было много недостатков, но которого Господь наделил большим умом, об этом рассказывает в своих собственных «Мемуарах»: «Я процитирую для примера полностью все его слова, потому что в них содержится соль того, что им придает силу и изящество. Он действительно король языка и может служить образцом французского красноречия. Ответы, которые он дает на ходу, затмевают все заранее подготовленные речи». Затем он приводит в пример несколько метких слов Людовика XIV, и они так элегантны, что нельзя с уверенностью сказать, принадлежат ли они обязательно королю. Затем аббат-академик делает вывод: «Король, пожалуй, тот человек в государстве, который правильнее всех думает и который изъясняется самым элегантным образом»{24}.
До нас, конечно, не дошли конфиденциальные разговоры, «непастеризованные» диалоги короля с мадам де Ментенон, с его духовником, министрами, слугами, со всей королевской семьей (за исключением его разговоров с Мадам Елизаветой-Шарлоттой{87}). Но то, что сохранилось, бесценно: это речи-миниатюры, которые Людовик XIV предназначал для публикации, произносимые перед своими придворными во время церемониала утреннего туалета, до и после мессы, на обеде, на ужине, реже перед сном. С 1681 по 1715 год маркиз де Сурш, главный прево, и маркиз де Данжо, придворный любимец короля, изо дня в день тщательно записывали все его высказывания-миниатюры. Сохранилось триста девятнадцать таких текстов{25}. Эти высказывания, конечно, — достояние истории, но они не входят в разряд так называемых «исторических крылатых выражений». Крылатые исторические выражения — те, по крайней мере, которые так называются, — редко бывают подлинными, во всяком случае, никогда не бывают сказанными экспромтом. Напротив, когда какой-нибудь Данжо доводит до сведения читателя слова, сказанные Людовиком XIV герцогине де Берри (15 июня 1712 года): «Мы немного полноваты оба, чтобы сидеть в одной коляске», фраза звучит так банально, что веришь в ее подлинность.
Король немногословен. Он знает, насколько значительны его слова, и никогда не злоупотребляет речами. Стоило бы поучиться у Людовика XIV умению молчать. Современники, которые умели понять каждое слово, каждую интонацию и то, что монарх вкладывает в свои лаконичные высказывания, правильно оценивали ситуацию. Его излюбленной фразой была самая короткая фраза. Как, например, его знаменитое выражение «Я посмотрю», очень удобное для монархов, которым Гастон Орлеанский уже пользовался многократно во время Фронды. А лаконичность для Людовика XIV — закон. Какой писатель, действительный член малой академии смог бы исправить и улучшить такие образцы высказываний, как: «Месье, это не подходит ни вам, ни мне», «Месье, король перед вами», «Месье, наши дела идут прекрасно», «Я вас назначаю своим главным врачом»? Насколько весомо такое сообщение: «Император умер?» Малейшие комментарии снизили бы значительность этой информации. Тому, кто советует интенсифицировать сражение, Людовик XIV отвечает: «Месье, мы здесь для этого». Своему другу, который опасается холодности монарха, он говорит: «Входите, де Лозен; здесь только ваши друзья». Он говорит гонцу: «Месье, вы мне всегда приносите хорошие вести». Его слова, адресованные членам совета после того, как все высказали свое мнение: «Господа, вы ратуете за войну, а я — за мир!»{25}
Считали (поскольку в наши дни модно считать), что Данжо и Сурш выбрали 443 фразы, — это высказывания монарха, которые были записаны между 1681 годом и 1715-м, годом смерти короля. Речь идет о показательных фразах, предназначенных для того, чтобы их повторяли, над ними размышляли, их комментировали и дополняли. Если придерживаться «Мемуаров» Сен-Симона или его субъективной оценки, можно представить себе две-три сотни таких фраз: «Я хочу», «Я требую» или только «Я решаю». Но если не только считать, но и всесторонне рассматривать, результаты получаются диаметрально противоположными. Из 443 предложений, в которых король является субъектом, 308 выражают его приветливость, 81 предложение свидетельствует о нейтральном тоне (например, «Я с вами буду говорить»). В 54 предложениях отражены авторитарность, гнев или критика. И такое же количество предложений противоположного смысла: «Я даю» (48 раз) и «Я предоставляю» (6 раз).