2

2

После рассказа о главном мероприятии первого консула относительно рабочих познакомимся с тем, каково в глазах полиции было материальное и моральное состояние рабочих в первые годы после революции.

Как было сказано в начале второй части моей книги, ничего похожего на общую или хотя бы местную статистику рабочего класса за всю эту эпоху не существует. Но есть один документ, который хотя и относится ко времени, выходящему из хронологических рамок этой работы, но не может быть тут обойден молчанием. Датирован этот документ 1 марта 1807 г. и называется он «Statistique des ouvriers de Paris pour ce qui concerne les arts m?caniques» [16]. Происхождение этой рукописи таково. 25 февраля 1807 г. министр внутренних дел затребовал у префекта парижской полиции сведения о рабочих, проживающих в столице. Префект на основании книжек, выдаваемых рабочим, составил некоторый статистический опыт, присоединив к нему характеристику парижских рабочих «с точки зрения физической, моральной и политической». Насколько эти данные, относящиеся к 1806 и началу 1807 гг., пригодны для изучения положения рабочего класса, хотя бы в 1799 г.? Целый ряд показаний современников гласит, что упорядочение финансов, окончательное установление твердого порядка содействовало уже в первые годы правления Наполеона некоторому подъему промышленности; но, с другой стороны, те же современники еще более единодушно жалуются, что войны с Европой (и особенно с Англией) составляют такое страшное препятствие к развитию промышленности и торговли, что и Наполеоновская эра, особенно до Тильзитского мира, относится, с их точки зрения, к тому бедственному периоду, который начался еще в 1792 г.; таким образом, если они и признают некоторое улучшение в положении обрабатывающей индустрии в эпоху Консульства и в первые годы Империи, все же размеры этого улучшения считают весьма и весьма скромными. Вот почему исследователь, даже желающий самым педантическим образом не выходить за пределы 1799 г., не вправе отбросить в сторону этот любопытный документ; тем более, что это единственный документ подобного рода за всю историческую эпоху, начавшуюся в 1789 г. и окончившуюся в 1814 г. Нужно только пожалеть, что он относится лишь к столице, а не ко всей стране. Что же он нам дает?

Префект делит весь парижский рабочий люд на 11 категорий, по ремеслам, дает их число, размеры получаемой заработной платы и их характеристику.

В первую категорию он зачисляет рабочих, занятых в хлебопекарнях, мясников, служащих в винных лавках и т. д. («bouche»). Таких рабочих в Париже 13 183 человека. Получают они разно: пекари — 8, 9, 10 и 12 франков в неделю; мясники — 10, 12, 15 франков; служащие в винных лавках — 30 франков в месяц, служащие в мелочных лавках — 25, 30, 40 франков в месяц. Таковы указания относительно главнейших рубрик этой категории. В этой категории есть и другая рубрика: пирожники, рабочие шоколадных фабрик и т. п. («objets d’agr?ment»). Их 1079 человек. Пирожники (608 человек) получают от 6 до 15 франков в неделю; «chocolatiers» — 3–4 франка в день; кондитеры — 4–5 франков в день (их всего 215 человек); занятые выделкой вермишели (140 человек) получают 2–2? франка в день. Всего, значит, в этой категории (занятых съестными припасами) 14 262 человека. «Рабочие этой категории в общем не представляют большого интереса в политическом отношении», — пишет префект полиции [17]. Впрочем, он не совсем уверен именно в булочниках и мясниках: первые грубы и невежественны, а вторые слишком все между собой согласны. Но и тут беспокоиться нечего: стачка булочников была бы опасна, но ведь она «может зародиться только среди праздных рабочих, пребывающих в харчевнях», а полиция особенно внимательно за такими людьми наблюдает, так что «всякое движение, которое бы зародилось в их среде, было бы быстро подавлено». Что же касается мясников, то если бы их было больше и они не были бы так разбросаны по городу, тогда они могли бы внушать иногда опасения, а теперь эти обстоятельства парализуют их. Но, впрочем, из-за царящего в их среде согласия они быстро сплачиваются в случае, если им нанесена какая-либо обида.

Вторая категория — рабочие, занятые земляными и строительными работами. Их 24 158 человек. Каменщики (5315 человек) получают от 2 до 4 франков в день; землекопы (1200 человек) — от 1? до 2? франков в день; плотники («menuisiers en b?timent», 4383 человека) — 2?, 3 и 4 франка в день; каменотесы (1784 человека) — 3, 4, 5, 6, иногда и 7 франков в день; слесари (4231 человек) — от 2? до 7 франков в день; минимальная плата, получаемая другими рабочими этой категории, также определяется в 2? франка в день (только рабочие немногочисленной рубрики — мраморщики, скульпторы, золотильщики — получают минимально 3 франка в день).

В «политическом» отношении эта категория весьма беспокойна (префект всюду употребляет тут слово «политический» в смысле «полицейский»). Между рабочими этой категории стачки и сборища возникают весьма быстро [18], и их весьма трудно рассеять. Префект объясняет это тем, что эти рабочие по самой природе своего ремесла всегда находятся в большом количестве в одном и том же месте, и стоит одному смутьяну что-либо предложить, как другие «уже считают долгом чести присоединиться» [19]. Вообще же «мораль» этих рабочих различна, смотря по тому, из какого кто департамента, ибо многие из них — народ пришлый, на зиму возвращающийся к себе на родину. Именно среди рабочих этой категории больше всего распространена приверженность к «старинному учреждению» компаньонажа, которое «часто бывало запрещаемо, но никогда не могло быть уничтожено» [20]; это учреждение могло бы породить много стачек, если бы за ним не было большого надзора. Впрочем, префект согласен, что есть за этим учреждением и хорошие стороны: оно очень помогает нуждающимся собратьям и не допускает в свою среду людей безнравственных.

Третья категория («toilette») — рабочие, работающие в сапожных мастерских, портняжных, шляпных, перчаточных, цветочных, белошвейных и т. п. Всего их 17 806 человек (сюда не входит 12 тысяч портных и белошвеек, относительно которых нет также данных, касающихся их заработка). Сапожники (6960 человек) получают от 25 до 40 су за пару сапог [21]; портные — 3–4 франка в день; шляпочники — 2?, 3, 4 франка в день; перчаточники — 2?, 3, 4, 5 франков в день. Вообще 2? франка является минимальной платой для тех рабочих этой категории, которые работают поденно, а не поштучно.

В «политическом» отношении обращают на себя внимание из всей этой категории лишь шляпочники, и то не все, а одно подразделение этой рубрики. Они склонны к стачкам и к инсубординации; в этом отношении они еще хуже плотников или каменотесов, ибо проявляют свое неудовольствие очень бурно [22]. Вообще же рабочим этой категории живется несладко вследствие ничтожных заработков большинства.

Четвертая категория — рабочие ковровых мастерских, столяры, зеркальщики, эбенисты и т. п. («meubles»). Всего их 5158 человек, большинство получает от 2 до 4 франков в день; лишь в двух рубриках заработок может дойти до 5 франков в день (а всего рубрик в этой категории 12). В «политическом» отношении «рабочие этой категории не представляют ничего интересного», и стачек они не устраивают.

Пятая категория — рабочие, работающие в кузнечных, седельных, каретных мастерских, шорники и т. д. («transport, roulage, ?quitation»). Их 3341 человек; заработок большинства 2, 2?, 3 франка в день, реже 4; у каретников и седельников может доходить до 5–6 франков. (В «политическом» отношении «rien de remarquable».)

Шестая категория — бондари, точильщики, tourneurs, граверы, «ouvriers en bois». Их 1112 человек. Зарабатывают: бондари — 2? франка в день, точильщики — 2 франка, граверы — 4–5 франков. Стачки происходят изредка только среди бондарей, но они требуют много внимания, ибо отличаются далеко не мягкими нравами [23]. Точильщики пригнетены нуждой, ибо 2 франка — максимум их заработка.

Седьмая категория — рабочие, занятые в «металлических» промыслах. Их 11258 человек. Сюда префект относит также работающих над драгоценными металлами, ювелиров, часовых дел мастеров и т. д. Громадное большинство получает от 2? до 3 франков; реже заработок начинается с 2 франков, еще реже доходит до 4 франков в день. Лишь в очень немногих группах заработок может доходить до 5 и лишь в одной группе — до 6 франков. В «политическом» отношении они вполне безопасны: несмотря на упадок и застой в делах, в их среде не возникло ни одного «зажигательного или опасного предложения». Никакого согласия, никакой дружбы между рабочими отдельных рубрик.

Восьмая категория — прядильщики и ткачи, рабочие, занятые в бумагопрядильных, шерстяных, полотняных мастерских, лентовщики и т. д. («tissus»). Их в Париже всего 3215 человек; из них 771 человек («fileurs») зарабатывают 1?–2 франка в день, другие (845 человек) — от 2? до 4 франков, иногда даже 5 франков; третьи (1599 человек), работая поштучно, иногда зарабатывают до 1800 франков и более в год. Нужно сказать, что префект вообще очень небрежен и неопределителен в указаниях на размеры заработка, и из его показаний можно делать лишь приблизительные выводы. Тут, например, он ничего не говорит о том, каков обыкновенный средний заработок данной группы рабочих, а просто пишет, что некоторые зарабатывают 1800 франков и больше [24]. Из этой категории прядильщики обнаруживают «претензии и безграничную наглость относительно хозяев мануфактур». Стачки между ними происходили бы часто, если бы хозяева не приняли решения вывешивать в своих заведениях правила, которым их рабочие обязаны подчиняться, если хотят иметь работу. Но за ними надлежит следить самым тщательным образом. Ткачи и бумагопрядильщики задавлены нищетой, преданы пьянству и разврату.

Девятая категория — кожевники. Их 1993 человека, и получает большинство 2? франка в день; у рабочих одной рубрики (252 человека) плата может подняться до 3 франков. Некоторые склонны к неповиновению и к устройству стачек.

Десятая категория — наборщики, брошюровщики, переплетчики, рабочие бумажных мануфактур и т. п. («imprimerie, papeterie»). Всех их 4467 человек. Наборщики получают 2–2? франка в день (их 2231 человек), заработок метранпажа — 4 франка в день, брошюровщика — 2–2? франка; рабочие бумажных мануфактур получают либо 24 франка в месяц на хозяйских харчах, либо 2? франка в день; рабочие обойных мастерских (706 человек) — от 2 до 3 франков в день. Из этой категории — наборщики отличаются самым своевольным нравом, и нет рабочих, которые до такой степени были бы склонны к стачкам и беспорядку, как именно они. Префект допускает, что лишь случайно может между ними попасться хороший человек, но такой «должен ждать столь дурного с собой обхождения», что принужден будет все равно отказаться от своего занятия. Почти все наборщики преданы «антисоциальным порокам» [25], и даже метранпажи, «которые должны были бы быть более цивилизованы, более образованы», недалеко ушли от них.

Одиннадцатая категория — рабочие гончарных, фаянсовых, стекольных, фарфоровых мастерских («vases, cristaux»). Их 1475 человек. Горшечники (216 человек) получают 2–2? франка в день, рабочие фаянсовых мастерских (500 человек) — 2? — 3, 4, 5 франков, стекольных — 2?–3 франка, фарфоровых (694 человека) — от 2? до 6 франков в день. В «политическом» отношении интереса не представляют («nul»).

Наконец, кроме этих 11 категорий префект насчитывает еще 2701 рабочего, которых он затрудняется зачислить в какую-либо определенную группу. Сюда он относит занятых в табачных мастерских (865 человек), заработок которых равен 2 франкам в день; красильщиков (535 человек), получающих от 2? до 6 франков в день; рабочих свечных мастерских (185 человек), получающих 3 и 4 франка в день, и некоторые другие группы, относительно которых он не приводит никаких данных.

Всего рабочих в Париже, по его подсчетам, 91 946 человек.

Таковы показания префекта. Конечно, опрометчиво было бы верить в полную их точность.

Во-первых, цифра рабочего населения неточна уже потому, что подсчитаны только мужчины, — не сосчитаны ни женщины, ни дети. Об этом несколько раз в рассматриваемом документе поминает сам префект, иной раз оговариваясь, что число женщин и учеников в три раза больше, чем число мужчин [26]; и, например, упомянув вскользь, что портных и белошвеек 12 тысяч, он их не включает в число рабочих, занятых в портняжных и белошвейных мастерских. Ученики вообще нигде не входят в счет, хотя префект иной раз и приводит цифру [27]. Не включает он сюда и многих мастеров, хотя и снабженных самостоятельными патентами, но работающих на других вследствие неимения заказов [28]. Не включены в эту общую цифру также носильщики, грузчики, рабочие, занятые на рынках (les ouvriers des halles et march?s), хотя префект признает, что число их очень велико. На основании этого можно признать, что цифра 91 946 человек представляется минимальной для рабочего населения Парижа в начале Империи.

Во-вторых, цифры заработка рабочих, как уже сказано, предлагаются читателю не совсем определительно. Префект довольствуется в некоторых случаях тем, что пишет: «рабочие такой-то рубрики получают от 2? до 6 франков в день». Но какой именно процент рубрики сколько получает, остается неизвестным. Правда, во многих других случаях данные более ясны: приводятся либо одна цифра: 2 франка, 2? франка, либо две цифры: 2–2? франка или 2?–3 франка, так что для гаданий остается меньше простору.

В-третьих, префект не дает нам никаких сведений о стачках, которые на самом деле могли происходить в эпоху Консульства и в начале Империи, — он только делает сжатую, деловую характеристику, предупреждая министра внутренних дел относительно того, какие рабочие склонны к стачкам, а какие несклонны.

Но, несмотря на все это, документ весьма для нас важен. Во-первых, даже и приблизительная цифра, составленная на основании пропавших для нас данных полицейской канцелярии, имеет огромное значение, ибо не только для того момента, когда этот документ был написан, но и для всей эпохи революции и Империи ни единого подобного общего показания нет. Во-вторых, при всей неопределенности касательно заработка парижского рабочего той эпохи, у читателя образуется убеждение, что для самых многочисленных групп парижского рабочего люда типичным средним заработком в первые годы XIX в. была ежедневная плата в 2? франка в день. Там, где речь идет о меньшей цифре, префект в своих замечаниях оттеняет нищету и бедственность положения данной категории. Цифра — 3 франка встречается гораздо реже; относительно 4–5–6 франков можно с большей уверенностью сказать, что там, где эти цифры упомянуты, они могли относиться лишь к меньшинству данной рубрики (хотя мы и не знаем точного процента), именно — к рабочим квалифицированным.

Если средний заработок рабочих самых многочисленных групп был равен 2? франкам в день, насколько он мог удовлетворять потребностям семьи рабочего?

Высчитывания бюджета того или иного класса в сколько-нибудь отдаленную эпоху, как уже было замечено, когда речь шла о временах максимума, всегда весьма затруднительны и часто бывают довольно произвольны. Но в этом же документе, который мы рассматриваем, есть некоторое прямое, хотя и неполное, указание на то, как в те времена высчитывали бюджет рабочего. По данным префекта, рабочий на бумажной мануфактуре получает: 24 франка в месяц на хозяйских харчах или 2? франка в день. Если даже считать 26 рабочих дней в месяце — на самом деле их было меньше, — рабочий, значит, получал 65 франков в месяц. Следовательно, считалось, что месячное пропитание одного человека стоит 41 франк. Сюда не входит плата за квартиру, ибо в нашем документе сказано: «24 fr. par mois nourri», но не прибавлено, как это всегда писалось, когда речь шла о полном содержании: «et log?». Конечно, 24 франка было мало на наем квартиры и на содержание хотя бы семьи, состоящей из жены и ребенка; но, уже получая не 2?, а 2 или 1? франка, трудно было прожить и одинокому. Немудрено, что рабочие, получающие меньше 2? франка в день, рисуются у префекта как существа, задавленные нищетой, преданные «пьянству и отчаянию».

При всей лаконичности очень интересна графа «rapport politique». Уже и то любопытно, что политические в точном смысле опасения тут совершенно отсутствуют: царил Фуше, склонный видеть заговор против Империи там, где и признаков его не было, и несмотря на то, что, конечно, ко всякому указанию префекта в этом смысле отнеслись бы с полным вниманием, префекту, совершенно очевидно, и в голову не приходит искать среди рабочих каких бы то ни было антиправительственных или антидинастических тенденций: все его опасения касаются возможности стачки рабочих против хозяина. Это совершенно та же черта, которую мы уже отметили, говоря о Директории: правительство нисколько не боялось политических выступлений со стороны рабочих, и подозрительное внимание властей больше всего направлялось к неуклонному поддержанию порядка и спокойствия среди рабочих в чисто полицейском смысле и к предупреждению стачек против хозяев. Характерно, между прочим, что префект считает самым беспокойным элементом именно тех рабочих, которые, как мы уже видели, еще в 1791–1792 гг. были склонны к массовым действиям и к стачечному движению; плотники, землекопы, наборщики, бондари еще в начале рассматриваемого периода привлекали внимание властей. Наконец, еще одна черта, вполне гармонирующая со всем, что мы знаем о рабочих в эту эпоху, ясно выступает из показаний префекта: у рабочих нет никакой организации, кроме пережитков старинного компаньонажа, да и то преимущественно среди рабочих, занятых строительными промыслами.

Таковы главные заключения, которые сами собой напрашиваются при чтении этой рукописи. Этот документ, давая некоторые новые данные, подтверждает таким образом многое, уже нами почерпнутое из более ранних свидетельств.

Полон интереса и достоин детальнейшего рассмотрения вопрос, как далее, в 1807–1812 гг., отразились на французской обрабатывающей промышленности всеевропейское владычество Наполеона и одновременное распространение континентальной блокады на все завоеванные страны, но эта проблема уже далеко выходит за пределы настоящей работы.