Хеттская литература и этика

Хеттская литература и этика

Среди сохранившихся произведений хеттской литературы весьма интересны назидательные рассказы, а также подробные царские «анналы» и «автобиографии», составлявшиеся, вероятно, писцами, но несущие на себе явный отпечаток личности заказчика-царя. Интересно, что хеттская литература практически не занимается человеком самим по себе, его внутренним миром. Отдельный человек интересует ее почти исключительно как субъект межчеловеческих коммуникаций, своего рода мельчайшая суверенная держава, определенным образом выстраивающая свои взаимоотношения с другими такими же «державами». Здесь хеттов занимает прежде всего направленный поступок, т. е. благо и зло, которое один человек может сознательно причинить другому, и проблема ответа, воздаяния за них со стороны этого другого. От того, какое место занимает человек в этом, так сказать, «взаимообмене» добра и зла, и зависят его восприятие и оценка.

Эта тема поднимается в самых различных текстах хеттов — от назидательных рассказов и авантюрных повестей до царских анналов и переписки. В совокупности эти тексты исследуют практически все варианты отношений людей в рамках системы «поступок — воздаяние». Особый интерес у хеттов вызывало причинение неспровоцированного зла и ответ на него. Здесь они выработали особую этическую концепцию: делом особой доблести, возвышающим человека, считался в этом случае отказ от мести.

Хаттусили I пишет о своей мятежной дочери, схваченной и помилованной им: «Пусть она ест и пьет! Вы же ей зла не делайте! Она делала зло. Я же в ответ ей зла не делаю! Но она меня не назвала отцом, и я ее не называю дочерью своей». Царь Телепину заявляет о своих врагах, покушавшихся его убить: «Пусть идут они себе, и да будут они жить, и пусть едят и пьют. Зла же им никакого не причиняет Телепинус. И так я постоянно говорю: мне сделали зло, я же тем зла не делаю!». Хаттусили III, свергнув своего племянника Урхитессоба, пощадил его и сделал удельным царьком; даже в ответ на новый акт враждебности Урхитессоба, попытку бежать за границу, Хаттусили ограничился ссылкой.

Если в конце концов обиженный все же предпринимал справедливую расправу над обидчиком, для него считалось хорошим тоном подчеркивать свое долготерпение, выразившееся в том, что он долго сносил обиды, не желая воздавать злом за зло, но поневоле исчерпал все пределы миролюбия. Хаттусили III пишет об Урхитессобе: «Он мне позавидовал и стал чинить мне зло… Семь лет я все терпел. Но он всячески стремился меня погубить. И он отнял у меня Хакписсу и Нерик (последние владения Хаттусили). Тогда я уже больше не стерпел и стал с ним воевать».

Эта концепция не имеет ничего общего с более привычным для нас христианским «всепрощением». У хеттов великодушие к поверженному врагу диктовалось не столько состраданием к нему, сколько стремлением превознестись над ним; из трех корней знакомого нам христианского прощения — обычного человеческого милосердия, смирения и общности с ближним («братством во Христе») — хеттское прошение имеет только первый, а два других его корня христианским прямо противоположны: это гордость и индивидуализм. Это хорошо видно из текста об осаде вражеского города: «Царь тогда сказал „…Будьте осмотрительны! Не то [вражеский] город будет полностью разрушен, и произойдет грех и [неоправданное] опустошение. Если же будешь осмотрителен, город не будет разрушен“… Они отвечали царю: „Мы будем внимательны и избежим греха опустошения города“. Тогда царь сказал им: „Если город совсем погибнет, это будет грех, будет преступление!“ И тогда они отвечали так: „Восемь раз мы шли на штурм, и теперь город хотя и будет разрушен [в ходе столь ожесточенной осады], но греха мы не совершим (так как ожесточенность сопротивления делает разрушение оправданным)“ И царь был доволен их ответами» (курсив наш).

Итак, великодушие царя диктовалось вовсе не жалостью к жителям города (он доволен тем, что ему удастся истребить их как можно больше без ущерба для своей чести!), а стремлением не осквернить себя самого, свою честь неоправданной жестокостью. Поэтому прощение ни в какой степени не считалось обязательным: оно было доблестью сверх нормы, а нормально достойным ответом на зло была как раз полномасштабная месть. Тот же Хаттусили I заявлял: «На вражду я отвечаю враждой!».

Правда, если обидчик успевал сам отдаться в руки обиженного, признать свою вину и просить о милости, прощение считалось почти обязательным. Такого прощения просит (собственно, почти требует) Мурсили II у богов в своей «Молитве во время чумы», приводя слова: «Этот грех я признал воистину перед богами… Это истинно так, мы это сделали. Но после того как я признал грех, да смягчится душа богов… Я так скажу об этом: „Если раб совершает какой-либо проступок, но проступок этот перед хозяином своим признает, то тогда что с ним хозяин хочет сделать, то пусть и сделает. Но после того, как он перед хозяином проступок свой признает, хозяин его смягчится, и хозяин того раба не накажет“». Смысл этого пассажа целиком укладывается в русскую пословицу «Повинную голову меч не сечет». Сам Мурсили не только просил, но и с охотой давал такого рода прощение капитулирующим врагам, всячески подчеркивая это в своих летописях и договорах.

С этой же концепцией связано типичное для хеттов противопоставление «плохих» и «хороших» людей, причем первые при прочих равных окажутся сильнее: «Если хорошие люди одни не живут, а плохие люди с ними вместе оказываются, то плохие люди начинают нападать на тех, кто понимает добро, и те погибают». Это и понятно: «хорошие» люди, никогда не нападающие первыми, долготерпеливые, соблюдающие обычаи «правой вражды», склонные к прощению врага и считающие такое прощение почти обязательным в случае признания им своей вины (пусть даже вынужденного) — окажутся в неизбежном и систематическом проигрыше перед «плохими» людьми, никакими правилами себя не сковывающими. Компенсировать открывающуюся «разность потенциалов» у хеттов должна была власть бога и царя. Характерно, что именно такую задачу возлагают подданные на Тудхалию IV, упрекая его (как повествует он сам) в следующих выражениях: «Солнце, наш господин! Ты истинный воин! Но по суду ты ничего рассудить не успел. Смотри, из-за этого плохие люди хороших людей совсем уже прикончили!».