е) От Феодосия до Алариха (379—410)

За крушением Восточной империи Грациан наблюдал в бездействии. Он, пожалуй, мог бы возобновить борьбу, имея шансы на успех, но опасался этого. Из этого видно, что он, хотя и мог провести небольшой поход, как поход против алеманов, до больших задач не дорос. Он был молодым, образованным и пользовавшимся любовью человеком, но стержня в его характере не было. Заняв место Валента, он назначил на Востоке августом сына казненного в Africa Феодосия, носившего то же имя и отосланного на свою родину в Испанию.⁷⁴⁹ Он был единственным офицером, который оправдал себя, выдержал испытание, и, что имело большое значение, он был римлянином. Даже в то время все еще боялись облечь в пурпур варвара. От принципа преемства Грациан здесь полностью отказался. У него, кстати, кроме его несовершеннолетнего брата,⁷⁵⁰ не было родственников мужского пола.

Задача Феодосия очень сложна. Объявить шах готам силами разгромленного Востока — этого он не мог. Капитуляции было не избежать. После смерти Валента междуцарствие длилось четыре месяца, 19 января 379 г. (см. выше) он был назначен императором. Поскольку речь шла о том, чтобы отнять у готов завоеванное, нужно было [MH. III₂₁₉] установить с ними сносные отношения, и с этой задачей Феодосий справился хорошо. Конечно, тем самым поражение было ратифицировано. Насколько была велика нехватка войск, показывает тот факт, что мобилизовались египетские отряды, в которых до сих пор в любых сложных ситуациях не нуждались.⁷⁵¹ Отчасти достигнуто также преимущество перед готами. После великой победы в их рядах возникла определенного рода растерянность. Фритигерн не был больше властителем, добившись успеха, он потерял свое занимаемое по необходимости положение. Толпы готов рассеялись и в беспорядке разбежались. Некоторых Феодосий переманил на сторону римлян, других убил. Наконец дело дошло до заключения договора, условия которого нам известны очень неточно, поскольку Аммиан с этого момента перестает быть для нас источником сведений, а другие источники, которыми мы располагаем, мало на что годны. Фритигерн исчезает, что с ним стало, мы не знаем.⁷⁵²

Напротив, Атанарих, давний враг римлян, который клялся никогда не ступать на римскую землю, появляется как iudex regum,⁷⁵³ заключает договор с Феодосием и умирает в 381 г.⁷⁵⁴ По существу, мы видим, что оборона Дуная была и оставалась прорванной. Фракия и Мезия были открыты для вторжений варваров. Правый берег Дуная отошел к готам как римским подданным, судя по названию. Это правильно даже с формальной стороны — они признали императора как своего главу. Однако в остальном они платили налоги⁷⁵⁵ и поставляли римской армии рекрутов как подданные. Эти готы жили как внутренние foederati и в действительности были равноправными союзниками, [MH. III₂₂₀] которые если и поставляли армии пополнение, то за годовое денежное довольствие. На правом берегу Дуная Империя была открыта для этих вошедших в союз племен. Еще всего несколько десятилетий — и они стали угрожать Риму и Константинополю. Ибо это было начало конца. Уже на их современников это производило тяжкое впечатление: Синесий, епископ Киренский, пишет совершенно справедливо — а он наблюдал эти события с порядочного расстояния: «Позор нам, если чужаки борются за нас. Мы бабы, а готы — мужчины. Какое будет несчастье, если они соберут всех своих повсеместно расселившихся земляков, чтобы вместе с ними вершить общие дела!».⁷⁵⁶ Действительно, вся Империя была уже так населена германцами, что в этом таилась чудовищная опасность [для Рима]. Однако как могло быть иначе? Опыт Феодосия был печален, но необходим и неизбежен.

На религиозные отношения поражение Валента оказало значительное влияние. Валент был истовым арианцем, Запад, напротив, придерживался учения Афанасия. Валентиниан был так равнодушен к религии (хотя сам был арианцем⁷⁵⁷), что с помощью епископа Амвросия велел воспитать Грациана, жившего в Милане, в вере Афанасия.⁷⁵⁸ Таким образом, натянутые отношения между дядей и племянником сохранились и здесь. Со смертью Валента арианство ушло в небытие. Феодосий был полностью предан Никейскому символу веры. Он на Востоке и Грациан на Западе усердно его пропагандировали.

Не принимая во внимание готов,⁷⁵⁹ с арианством с тех пор было покончено. Нельзя забывать о том, что арианцы и последователи учения [MH. III₂₂₁] Афанасия так же люто ненавидели и преследовали друг друга, как христиане и язычники. Последние конвульсии язычества в Риме также приходятся на это время.⁷⁶⁰ Отреставрированную Юлианом в курии статую Виктории при Грациане убрали,⁷⁶¹ и когда коллегия понтификов по старой традиции призвала его занять должность pontifex maximus, он, как добрый христианин, отказался от этого⁷⁶² и тем самым поставил последнюю печать на смертном приговоре язычеству.

С потерей границы по Дунаю Римской империи был брошен жребий, и дальнейшее наблюдение за агонией было неутешительно и бессмысленно. Основными противниками теперь стали германские народы. Зрелище, когда император Гонорий сидит в своей крепости на болотах Равенны и ничего другого не делает, как только упрямо говорит «нет», вообще жалкое. В Восточной империи дела обстоят не так плохо. Константинополь имел преимущество: был несокрушимым городом, одновременно резиденцией императоров и центром Империи, т. е. находился в несравнимо лучшем положении. В этом и есть огромное различие между Римом и Равенной, говорящее против раздела Италии. Константинополь еще цвел, правда то были зимние цветы, но вечное цветение греческого искусства и поэзии было невозможно уничтожить. Подобного в Риме больше не было. Картины духовной жизни Востока и Запада в корне различны, и сравнение — полностью в пользу Востока.

Востоку внезапно улыбнулась Фортуна: Персидская империя утихомирилась. Отчасти в этом была заслуга Феодосия, который обходился с персами с той же мудрой уступчивостью, что и с готами. Главной же причиной [MH. III₂₂₂] бездействия персов была смерть Сапора II, который умер в 379 г., просидев на троне 70 лет и победив Константина, Констанция И, Юлиана, Иовиана и Валента. Этот значительный правитель всю свою жизнь был настроен против Рима. После его смерти споры о наследнике престола, это вечное проклятие в персидской истории, парализовали внешнюю политику. В 384 г. Феодосий, пойдя на уступки, заключил мир с персами. В 390 г. он добровольно пошел на раздел Армении и передал большую ее половину персам.⁷⁶³ Оставить это относительно неважное дело тоже было мудрым решением — теперь, когда нужно было отстаивать наиболее жизненные и естественные интересы. Мир между Персией и Восточным Римом продержался на заложенном Феодосием основании почти на протяжении всего V в. Только в VI в. начались войны, которые опять же привели к падению Восточного Рима.⁷⁶⁴

В остальном Феодосию также везло. В западной части Империи он реализовал принцип имперского единства, по крайней мере то, что еще оставалось от него. В 383 г. Грациан пал жертвой военного мятежа, который вспыхнул в Британии, объявившей Максима августом.⁷⁶⁵ Валентиниан II признал его, так что некоторое время снова было три августа: Максим в Британии, Испании и Галлии, Валентиниан II в Италии и на оставшейся части Запада, Феодосий на Востоке. В 387 г. Максим нарушил договор, Валентиниан попросил помощи у Феодосия.⁷⁶⁶ Последний устранил Максима в 388 г. и снова назначил Валентиниана императором всего Запада.⁷⁶⁷ [MH. III₂₂₃] Затем начался новый кризис: в 392 г. Богаст, высокопоставленный генерал, велел убить Валентиниана II, но себя императором не провозгласил, однако велел провозгласить Евгения, последнего язычника, восседавшего на римском троне.⁷⁶⁸ В 394 г. Феодосий опять перешел через Альпы и побил Евгения при Аквилее.⁷⁶⁹ Затем в 395 г. он разделил Империю, поскольку линия Валентиниана исчезла, между своими собственными сыновьями: Аркадием, который получил Восток, и Гонорием, которому достался Запад.⁷⁷⁰

Время правления Феодосия было затишьем перед бурей, хотя действительно смертельный удар был нанесен еще до него. Однако после его смерти в 395 г.⁷⁷¹ этому покою пришел конец. Войны, прообразом которых была война Алариха,⁷⁷² везде выглядели одинаково и приносили один и тот же результат; причиной их были сугубо личные интересы. Отважный вождь на время добивается господства, даже не думая об образовании нового государства. Всякая власть вождей изначально скоропреходяща. Эти народы, эти полководцы привели в исполнение приговор Римскому государству, но не создали ничего выдающегося, они не вступили во владение наследства римлян. Готов называют universae gentes Gothorum.⁷⁷³ Речь идет не о значительных фигурах властителей, напротив, о поколениях многих князей. Это, однако, не приводит к основанию Империи. Сначала они поселились во Фракии и Мезии, но не из этих мест продолжается дальнейшая история, а от отдельных вождей, которых по праву можно сравнить с Кондоттиери в Средневековье.

[MH. III₂₂₄] Аларих, одна из самых значительных фигур из вышеупомянутых вождей, родился на острове в устье Дуная,⁷⁷⁴ когда путь через Дунай варварам был еще закрыт. Сначала мы встречаем его как римского офицера одного готского отряда. Похоже, он вступил на путь вражды только по принуждению, поскольку в 395 г., после смерти Феодосия, он требовал разрешения на продолжение своего командования, но не получил его.⁷⁷⁵Аларих был весомой фигурой как воин, но с точки зрения политической истории к нему нельзя относиться серьезно.⁷⁷⁶ С помощью таких мужей могло установиться господство в отдельном регионе, но Империи образовываться не могли. Оросий⁷⁷⁷ говорит об Атаульфе, зяте и преемнике Алариха, как о фигуре, в равной степени значительной, выразилось это в том, что настоящим его желанием было сделать из Romania Gothia, из Римской империи — Готскую империю. Это, однако, было невозможно, поскольку готы не поддавались дисциплине и не слушались законов. Поэтому он не смог сделать ничего иного, кроме как поддержать Римскую империю силами готов, включив готов в римский союз государств. Вся власть Атаульфа опиралась на 10 000 человек. С этой силой можно покорить слабую, прогнившую Империю, но нельзя основать общенациональную Империю. И мы видим также, что готы в вопросах, скажем, судопроизводства или повышения налогов действовали просто по римскому шаблону.

Их настиг рок, который настигает все нецивилизованные народы, когда они завоевывают цивилизованные империи, [MH. III₂₂₅] тот самый рок, который в известной степени настиг также римлян по отношению к грекам: теплые бани, виллы, хорошая кухня, вообще роскошь, но также поэзия и риторика, наука и искусство вскружили им голову, они романизировались. Национальная основа первого поколения не дала ростков во втором и третьем. Отчетливее всего это видно на вандалах, которые в 429 г. поселились в Africa — дальше, чем какие-либо другие племена, от своих исконных племенных территорий.⁷⁷⁸ Естественным образом женщин переселялось на новые места сравнительно мало, поэтому последующие поколения во все большей степени были метисами. Единственными, кому в то время удалось образовать государство, были франки.⁷⁷⁹ Однако Северная Галлия еще во времена римлян была полностью заселена франками, и новая родина, которая им досталась, лежала совсем близко от старой. Это все-таки нечто иное — переселиться с правого на левый берег Рейна, нежели с Дуная, Эльбы или Вислы в Испанию или Северную Африку. Итак, чтобы еще раз просуммировать вышесказанное, готы были исполнителями приговора, но не наследниками римлян.

Отношение Алариха к Радагезу⁷⁸⁰ и другим вождям неясно, но еще непонятнее, как относились римляне ко всем ним и к Алариху в частности. Началась запутанная интрига между дворами Аркадия и Гонория. Загадочна для нас главным образом фигура Стилихона,⁷⁸¹ своего рода Валленштейна. То, что мы имеем в источниках — у поэтов и проповедников,⁷⁸² — не позволяет нам добраться до [MH. III₂₂₆] исторической истины.

В 395 г. Аларих начал борьбу и вторгся в Эпир и Грецию.⁷⁸³ Афины и Спарта, города с великими именами и ничтожной самообороной, сдались ему, и он захватил огромную добычу. Существовало мнение, что подстрекал его начать этот грабительский поход министр Аркадия, Руфин. Стилихон, который по крови наполовину был вандалом и которому племянница Феодосия, Серена, досталась от последнего в жены,⁷⁸⁴ а Империя, и именно Запад, была передана под его надзор,⁷⁸⁵ великий противник Руфина Стилихон, говорю я, отправился в 395 г. в Грецию. Он успешно воевал против Алариха, однако позволил тому ускользнуть.⁷⁸⁶ Похоже, он не хотел полностью уничтожить его, возможно, хотел использовать его в борьбе против Руфина, как последний использовал его против Стилихона. За военными событиями этого времени нам всегда следует усматривать двойную игру политиков. Аларих извлек из этого выгоду и теперь достиг своей цели. Мы вдруг находим его занимающим высокую военную должность magister militum Иллирика.⁷⁸⁷ Итак, он занял позицию на границе обеих Империй и мог вторгаться в обе Империи и нападать на обе Империи. В 400 г. он отправился в Италию, к тайной радости Восточной империи. В Северной Италии дело обернулось войной, в 402 г. Стилихон одержал победу в Пьемонте.⁷⁸⁸ Однако последствия победы равнялись последствиям поражения, готы перешли По и угрожали Риму. И опять интриги — Аларих отступил; как кажется, это отступление было куплено.⁷⁸⁹ [MH. III₂₂₇] Эта суета, эти нападения и отступления — все это повадки главаря разбойничьей шайки, но не блистательного государственного деятеля. Радагез последовал примеру Алариха и с другими отрядами вторгся в Италию, но в 405 г. его полностью разбил Стилихон.⁷⁹⁰

В последнем акте великой драмы разрушения Римской империи германцами одно явление вызывает большое сочувствия, благодаря своему значению в эту эпоху глубокого упадка: Стилихон. Его современники испытывали к нему великую любовь и великую ненависть. Одни⁷⁹¹ изображали его как преданного императору подданного, который сильной рукой, покуда в нем были живы силы, поддерживал шатающееся здание, другие⁷⁹² осуждали его как изменника родине и преступника. Оба мнения в определенной степени справедливы, в основе каждого лежит что-то верное. Восток судит о нем благожелательнее, нежели Запад. Это объяснимо. Последствия его шагов отразились на Западе, и здесь Стилихон умер как преступник, совершивший тяжкое уголовное преступление.⁷⁹³ Памятники ему свергли, имя осквернили,⁷⁹⁴ память о нем заклеймили позором. Вот события, которые повлияли на поверхностно судящую публику. И поэтому Восток судил относительно беспристрастнее и благожелательнее, что более похоже на то, как должна судить история.

На Стилихона опиралось правительство обеих частей Империи, полностью — правление Западной империи.⁷⁹⁵ Он был хорошим солдатом, прошедшим школу Феодосия, и был, как уже говорилось, близок к императорскому дому. Может быть, на смертном одре Феодосий поручил ему фактическую опеку над обеими частями [MH. III₂₂₈] Империи.⁷⁹⁶ Так что, благодаря его личным связям, его можно рассматривать как члена императорского дома. В определенной степени он был зятем обоих императоров, поскольку Серена, племянница Феодосия, на которой он женился, была дорога Феодосию как дочь и заменяла ему дочь, которая ему не была дарована судьбой.⁷⁹⁷ Стилихон был тестем Гонория, который был женат на обеих его дочерях — сначала одной, затем другой.⁷⁹⁸ Если бы у этих браков было потомство, он был бы отцом-основателем императорского рода. Однако он не просто был зятем и тестем императоров, но и определил своего сына Евхерия в наследники престола.⁷⁹⁹ Действительно, поскольку у Гонория не было детей, никто не был ближе к трону или к порядку наследования. Даже злейшие клеветники не упрекнули его в том, что он сам жаждал взойти на престол. Он хранил нерушимую верность презренному жалкому Гонорию. Он правил страной как солдат и в военном отношении провел знаменательную реформу: сконцентрировал верховное командование в одних руках.⁸⁰⁰Это, собственно говоря, должно было быть функцией императора. Однако поскольку последний не заботился об этом, то фактически Стилихону не оставалось ничего другого, как устранить высокопоставленных офицеров как magistri militum и соединить в своей собственной фигуре magister equitum et peditum in praesenti — в качестве генералиссимуса.⁸⁰¹

[MH. III₂₂₉] Это, конечно, противоречит конституции. Однако если бы высшие военные должности оставались заняты, то единое руководство армией было бы невозможно, поскольку император не справлялся с ним. Равным образом через его руки проходили все политические, государственные дела.

Что касается его убеждений, то здесь Стилихон натолкнулся на яростную оппозицию со стороны двух классов — патриотов и ортодоксов. Патриоты упрекали его в том, что он не римлянин. Происхождение его было неясно. Возможно, отец его был вандалом,⁸⁰² мать — римлянкой. Таким образом, патриоты видели в нем — поскольку вандалы относились к большой семье готов — представителя готского племени как разрушителя Римской империи, общий символ того времени. Несмотря на то что он рано заступил на службу к Феодосию, для римских патриотов он все равно оставался германцем. Кроме того, убеждение Атаульфа, согласно которому у одних готов ничего не получится и необходим альянс обоих народов, встретило большую симпатию со стороны римлян, и к достижению подобного альянса прилагались усилия. Ведь похожими соображениями руководствовался еще Феодосий в своей политике примирения.⁸⁰³ Насколько опасно должно было быть такое переливание крови, было, конечно, очевидно, но ясно было также и то, что надежного, легкого и безопасного средства излечения для больной Римской империи не было. Насильственное лечение или верная гибель — третьего не было [MH. III₂₃₀] дано. Сам Стилихон опирался только на чужаков, его окружение состояло из одних варваров. Отряд гуннов был его непосредственной личной охраной,⁸⁰⁴ у них он нашел верность, — не у готов, которые были уже коррумпированы и вступили в слишком тесную связь с римлянами. Среди готов у Стилихона были противники,⁸⁰⁵ подлинную солдатскую верность у них уже нельзя было найти, для этого ему пришлось прибегнуть к помощи народа, который в большей степени был варваром. Сенат, солдаты и патриоты возмущались этой манерой защищать Рим с помощью его злейших врагов, что было слишком похоже на капитуляцию.⁸⁰⁶ Так оно и было. Настрой простого сенатора, если можно так выразиться, воспринимал, похоже, щекотливую ситуацию, но вот нелегкий вопрос — как можно было поступить лучше? Другого выхода не было. То, что делал Стилихон, должно было делаться, и тем не менее из-за этого его люто ненавидели.

Кроме того, были еще ортодоксы. Они называли Стилихона язычником,⁸⁰⁷ арианцем. Религиозные вопросы, конечно, не были для него насущными. Ему были ближе другие вещи; прежде всего он старался поддержать и удержать в равновесии трещавшее по всем швам государство. Как руководящий государственный деятель он смотрел на эти вопросы не так, как отдельный ортодоксальный гражданин. Гунны были еще [MH. III₂₃₁] язычниками; готы, которые уже не были язычниками, были арианцами. Стилихон набирал своих людей, где бы их не нашел и с какой бы целью не собирался их использовать, не расспрашивая об их конфессии. За это на него очень сильно обижались ортодоксы и тем самым осложняли его и без того трудную работу. В качестве опоры он вынужден был прибегать к помощи крайне ненадежного Гонория. Огромное влияние, которым обладал в Риме принцип законности, ничем другим так не характеризуется, как судьбой этого ничтожнейшего из всех властителей. Империя разваливалась на куски, после последнего поражения Стилихона мятежные солдаты убили множество офицеров, тем не менее Гонорий был для них святым, его и пальцем не тронули.⁸⁰⁸ И на такого императора вынужден был опираться Стилихон, когда случилось последнее несчастье, Гонорий обманул доверие Стилихона подлейшим образом. Однако то, что в такой безнадежной борьбе Стилихон смог продержаться 23 года, — великое достижение.

Стилихон отдал страну германцам и все же сохранил верность императору. С Аларихом он сумел договориться. По существу, Аларих был в том же положении, что и Стилихон: тоже римский офицер, тоже ученик Феодосия, оба — германцы на службе у римлян, вполне понятно, что Стилихон не хотел уничтожать Алариха, хотя мог бы это сделать. Если нужен был германец, [MH. III₂₃₂] то Аларих, который, по крайней мере, понимал римскую сущность, был лучше, чем совсем дикий варвар. Снисхождение к Алариху, которое Стилихону засчитали как предательство, все же очень понятно. То, что Стилихон умел не только сражаться, но и уверенно побеждать, когда речь шла только о беспорядочной толпе варваров, он доказал в 405 г. в борьбе против Радагеза.⁸⁰⁹ В это время Аларих вел себя спокойно.

Лежащий на границе Восточной и Западной империй Западный Иллирик, который должен был принадлежать Западному Риму, Стилихон удержал благодаря Алариху. За это Аларих потребовал себе награду, и это явилось причиной поражения Стилихона.

Прежде чем приступить к рассмотрению этой катастрофы, мы не должны упустить из виду другую ее сторону. Власть Западного Рима в Британии пошатнулась из-за непонятного военного мятежа. Легионы отказались подчиняться германцам в основном из оппозиции, которая здесь была сильнее всего. Здесь наиболее остро восприняли позор, состоявший в том, как Гонорий — или Стилихон — относился к Алариху. К этому добавилось личное честолюбие претендента, и в 407 г. Константин III облачился в пурпур.⁸¹⁰ Мятеж распространился на Галлию, тамошние войска достались Константину, и вылился в ярко выраженное противостояние императорской власти. Покарать эту измену с помощью войск Италии было невозможно, и Стилихон прибегнул к роковому средству — он отказался от Рейна, подобно тому, как ранее был оставлен [MH. III₂₃₃] Дунай. В последний день 406 г. германские народы, вандалы, аланы и свевы, все те, кто жил в Паннонии, перешли через протяженные охранявшиеся береговые укрепления и осели в римской Галлии.⁸¹¹ Произошло ли это по инициативе Стилихона — вопрос. Конечно, он так прямо не приглашал их вернуться, однако то, что он желал этого, — понятно. Он осознавал невозможность передачи Гонорию Галлии, и тогда решил, пусть она лучше достанется германцам, чем Константину.

Это был шаг, имевший большие последствия на все последующие времена. Там появились все народы, которые потом разделили Запад. Франки, которые до того уже поселились в Галлии или были ее соседями, причинявшими ей неудобства, стали называться более определенно.⁸¹² В целом о севере Галии нам известно мало. Однако святой Иероним⁸¹³ говорит, что незадолго до 406 г. Реймс и Турнэ были взяты франками. Сообщается, что перешедшие границу вандалы в борьбе с франками потерпели неудачу, таким образом, империя франков уже должна была существовать. Возможно, в то время она еще не полностью отошла от Рима, однако несколько позже мы ее находим уже самостоятельной. Теперь германцы наводнили и юг империи франков, в 409 г. перешли Пиренеи и отправились в доселе остававшуюся пощаженной [MH. III₂₃₄] Испанию.⁸¹⁴ Позднее (в 429 г. н. э.) вандалы переселились в Африку. Все это, пожалуй, спровоцировал Стилихон.

В то же время объявился Аларих за своим вознаграждением и выдвинул невероятное требование: 40 центнеров серебра.⁸¹⁵ Стилихон посоветовал его выполнить, но сенат, который уже обычно никак себя не проявлял, внезапно встал в оппозицию. Получить согласие было нелегкой задачей, но в конце концов его вырвали у сената. Наверняка сыграло свою роль и то, что с Галлией нужно было считаться, а Стилихон хотел воспользоваться поддержкой Алариха против изменников галлов. Об этом свидетельствуют повысившиеся теперь требования Алариха предоставить ему земли в Норике (сегодняшняя Бавария и передняя Австрия); Стилихон согласился и с этими требованиями — это было его последнее деяние. В Павии, где была армейская штаб-квартира, взбунтовалось войско. Император находился там, Стилихон — нет. Офицеры были убиты, мятеж обратился против Стилихона и его офицеров, которые считались его ставленниками.⁸¹⁶

Позорное соглашение стало предлогом мятежа, император же был в безопасности. О том, как к этому относился Стилихон, нам неизвестно ничего определенного, однако в пользу этих сведений говорит их политическая подоплека. Согласно этим сведениям он решил выждать и посмотреть, как поведут себя отряды по отношению к императору и как тот поведет себя сам. Если бы на императора подняли руку, [MH. III₂₃₅] тогда он (Стилихон) подавил бы восстание. Если бы они остались верны императору, тот вынужден был бы выбирать между Стилихоном и повстанцами. Таким образом, его поведение было в высшей степени лояльно, однако предполагало, что император был честен. Имел место второй вариант, и Стилихон подался в Равенну. В дороге он получил свой смертный приговор, который ничтожный евнух Олимпий,⁸¹⁷ его главный противник, выпросил у царя; Стилихон покорился. Его гунны остались ему верны и лично ему предложили убежище. Он отказался от этого и был казнен.⁸¹⁸

И вот над Империей сомкнулись волны. Алариху не заплатили требуемой суммы, и ему не оставалось ничего другого, как вернуться в казарму и выступить против Рима. Город не мог обороняться, хотя у него были стены, и они еще Стилихоном были приведены в состояние, пригодное для обороны.⁸¹⁹ Однако огромное его население все еще плохо снабжалось продовольствием, и было бы достаточно прервать связь с Остией, чтобы вынудить город незамедлительно сдаться. У Алариха было веское основание ответить делегации из города, которая хотела вызвать в нем сострадание, ссылаясь на огромную массу страдающих жителей: «Чем гуще растут колосья, тем легче жатва».⁸²⁰ В 410 г. был взят Рим.⁸²¹ [MH. III₂₃₆] Аларих охотно вступил бы в права наследства, доставшегося от Стилихона, заключавшегося в его политическом отношении к императорскому трону, однако его попытка оказать давление на Гонория, который сидел в своей безопасной Равенне, не заботясь о том, что происходило в остальных частях Империи, потерпела неудачу. Гонорий бросил столицу на произвол судьбы.⁸²²

Бросается в глаза то, что имея статус царя готов, Аларих должен был занять должность как римлянин — доказательство жизнеспособности той идеи, что только в соединении с Римом можно создать что-то непреходящее. Гонорий всегда говорил просто: «Нет, таких мыслей законный правитель допустить не может». Тогда Аларих предпринял странный эксперимент.⁸²³Он милостью Алариха возвысил городского префекта Приска Аттала, древнеримского аристократа, до императора, сам себя провозгласил magister militum, Атаульфа — comes domesticorum, чтобы таким образом занять место Стилихона при другом императоре. Свои готские отряды он объединил с римским войском. Однако этот эксперимент разбился об оппозицию римлян. Аттал восстал против своего патрона и был, естественно, смещен.⁸²⁴ Аларих снова связался с Гонорием, [MH. III₂₃₇] последний монотонно повторял свое «нет». Политические планы Алариха провалились, казалось бесперспективным создавать что-то долговечное. Однако и в военном отношении с того самого момента дела не так чтобы продвинулись. Он попытался завладеть вожделенной провинцией Africa, однако потерпел поражение, столкнувшись с сопротивлением тамошнего наместника и с бессилием готов на море. Даже от попытки переправиться на Сицилию и завоевать этот остров пришлось отказаться, поскольку даже этот морской пролив оказался для готов непреодолим.⁸²⁵ Аларих умер в Coscntia, в стране бруттиев. Известен рассказ о том, как готы похоронили своего героя в осушенном месте устья реки, а потом позволили волнам вновь катиться над могилой, чтобы спасти останки великого царя от осквернения римлянами.⁸²⁶

За Аларихом последовал вышеупомянутый Атаульф,⁸²⁷ продолжатель его устремлений, в политическом отношении, возможно, более значительная фигура из обеих. Вдруг декорации внезапно сменились. Аларих умер осенью 410 г., в 412 г. мы находим Италию оставленной готами, а самих готов обнаруживаем в Южной Галлии. Атаульф, очевидно, отчаялся создать Готскую империю на итальянской земле. Италия была слишком римской, а готов было слишком мало. Это были настоящие мобильные отряды, а не кочевой народ. Та же самая оппозиция, о сопротивление которой разбился Стилихон, расстроила планы Алариха и Атаульфа в Италии. Последний правил всего несколько лет, однако они были в высшей степени интересны и успешны. Дошедшие до нас сведения об этом опять же очень неточны.

[MH. III₂₃₈] В Галлии бушевали войны между претендентами. Атаульф пытался участвовать в них то на стороне Гонория, то на стороне претендента Иовина.⁸²⁸ Всякое посредничество терпело поражение из-за упрямого своенравия законного еще с древних времен равеннского правителя. Тогда Атаульф прибегнул к необычайному средству. При взятии Рима драгоценной добычей оказалась принцесса Галла Плацидия, дочь Феодосия. С тех пор она как пленница жила в готском лагере. Она, однако, кажется более осмотрительной в политике, нежели ее братья. То, от чего упрямо отказывался Гонорий, союз с готами, она посчитала приемлемым для себя и поощряла его в политическом отношении. В 414 г. была отпразднована ее свадьба с Атаульфом в Нарбонне, в частности, по римскому обряду и в римском платье,⁸²⁹ и таким образом была предпринята попытка установить принцип законности. Все это, конечно, никак не повлияло на твердолобых упрямцев Равеннского двора. Он, правда, не возражал против того, чтобы готы воцарились в Галлии, где, благодаря отступлению вандалов и других народностей около 409 г. в Испанию, пустовали территории. Здесь Атаульф заложил основание столь процветавшей позднее Тулузской империи. Примечательно, что своему сыну от Плацидии он дал имя Феодосия; это намек на то, какие надежды возлагали на этого ребенка. Однако он умер раньше своего отца. Последний пал в 415 г. от руки убийцы.⁸³⁰ Но вместе с ним его планы не умерли.

[MH. III₂₃₉] В последние годы правления Гонория и при Валлии, преемнике Атаульфа, установились лучшие, длившиеся столетие отношения. Плацидию отослали назад, к Равеннскому двору.⁸³¹ За это готам были предоставлены территории в Южной Галлии, где можно было прочно осесть, в Aquitania Secunda, в стране, отличавшейся богатством и уровнем образованности, более процветающей, чем Италия, со значимыми городами Tolosa (Тулуза) и Burdigala (Бордо). Готы получили их в качестве наследственных владений, в определенной степени как римские подданные, поскольку были обязаны повиноваться военным приказам. Отвоевать Испанию, например, было их делом, пленных князей они отослали в Равенну. Они были наполовину союзниками, наполовину вассалами, в постоянной оппозиции и тем не менее связанные договором — эти отношения длились столетие, и эта Империя служила примером для всех германских империй, созданных на развалинах Западной Римской империи. Так было создано королевство Бургундия, так империя вандалов в Africa сначала была узурпацией, затем существовала по подобному договору, примерно так же, как нумидийские цари по отношению к Римской республике или как суверенитет немецкой императорской власти по отношению к отдельным династиям.

Этим было положено начало объединению. С помощью вандалов германцы добились господства на море, и германский [MH. III₂₄₀] флот плавал по Средиземному морю. При ближайшем рассмотрении доля германцев в этом смешении оказывается невелика. Римское образование, риторика сохраняют свои позиции, принцы наслаждаются воспитанием молодых знатных римлян, язык — не германский, а латинский.⁸³² Показательна Салическая правда: франки населяли самую свободную и независимую империю среди всех прочих, но и здесь кодификация происходила на латинском языке.⁸³³ Сидоний Аполлинарий⁸³⁴ называет Свагрия «Солоном» бургундов. Элементами римской культуры все эти германцы обладали уже изначально. Ко всему прочему, они не стремились разрывать связь с Римом, а скорее искали ее.

Таким образом, благодаря элементу римского воспитания, на немецкой почве была создана та удивительная полукультура, ставшая последним детищем римской культуры.

У Восточного Рима была иная судьба. Греки долгое время пытались утвердить здесь свое господство, но в конце концов они, изможденные и разбитые, исчезли с его арены. Арабы и турки, положившие конец существованию восточноримской Империи, не оставили греческой культуре или, скорее, тому, что от нее осталось, жизненного пространства. Так была разрушена греческая культура. [MH. III₂₄₁] Римская культура тоже катилась к закату, но из развалин проглядывали ростки новой жизни. Появилась латинская нация, соединившая в себе римскую и германскую культурные основы. Римская культура продолжала существовать даже в том измененном, разрушенном виде, и в более счастливые времена на старом стволе появятся свежие цветы. Но начало этому всемирно-историческому процессу было положено Аларихом и Атаульфом, и государственные замыслы Стилихона, Алариха и Атаульфа получили воплощения в жизнь уже много лет спустя после их смерти, да и сейчас они еще продолжают жить во всей своей невероятной мощи.

EXPLICIT LIBER FELICITER