Гудериан встречается с Геббельсом
Гудериан встречается с Геббельсом
С этого момента полковник Штауфенберг начинает обсуждать с Ольбрихтом, Беком,[249] Гёрделером, Хасселем,[250] Попицем[251] состав предполагаемого нового правительства. Каждый из генералов хочет обеспечить себе место на будущее. Группы заговорщиков имеются и на Востоке, а не только в Берлине. «Второе сердце» заговора генералов — Париж. Как отмечает в своем дневнике писатель Эрнст Юнгер,[252] в период оккупации Парижа «Отель Мажестик», «Георг V» и многие другие столичные отели и рестораны были излюбленными местами встреч заговорщиков. До поры до времени никто не решался вступить в открытую борьбу с гестапо. Однако с 1943 года Париж и Сен-Жермен-де-Лайе превращаются в подлинный центр заговора, в котором участвуют многие влиятельные лица вермахта. Заговорщики совершают конные прогулки в Булонском лесу и попутно разрабатывают свои планы. А потом обедают в городе вместе со знаменитыми интеллектуалами и, поднимая бокалы, осуждают посла Отто Абеца, Розенберга и Заукеля,[253] выполняющих «специальные задания» партии. Фон Штюльпнагель[254] — душа этой новой активной оппозиции. 31 мая 1944 года он присоединяется к проекту убийства фюрера. 20 июля по его распоряжению будут арестованы все находящиеся в Париже эсэсовцы во главе с генералом Обергом[255] и захвачены все радиопередатчики. После провала путча он узнает, что Клюге так и не присоединился к заговору, получив в последний момент информацию о неудаче покушения. Сам Штюльпнагель будет казнен. Далеко не все берлинские заговорщики имеют прозападную ориентацию. Канарис пока старается держаться в тени, но и за ним ведется негласная слежка. Лебер[256] и фон Хассель — сторонники сближения с русскими. Шелленберг, который когда-то приезжал в качестве дипломата в Москву, даже подумывает о том, чтобы нанести личный визит Сталину, и Штауфенбергу не удается разубедить его в целесообразности этой «трудной миссии». Вицлебен, Бек, Хёпнер, Фельгибель (создатель «Энигмы») и многие другие высшие офицеры сожалеют о том, «что Рузвельту и Черчиллю не хватает ума, чтобы внимательнее относиться к германским проблемам». Этим людям СССР представляется будущим европейским соседом — они пока не видят в нем возможного оккупанта. И сказанное вовсе не означает, что они — хоть в какой-то мере сталинисты. Даже Гудериан приходит в министерство пропаганды, желая уговорить Геббельса, чтобы тот, воспользовавшись всем своим авторитетом, попытался склонить Гитлера «к более разумной позиции». В противном случае, говорит Гудериан, Берлин — за который Геббельс несет ответственность — будет полностью разрушен. Геббельс — самый верный из семи ближайших сподвижников Гитлера. Он презирает «сатрапа» Геринга, «визионера» Гесса, «недалекого поэта» фон Шираха,[257] «путаного теоретика» Розенберга,[258] «молодого буржуа» Шпеера и «маньяка жестокости» Гиммлера. Геббельс, который последним вошел в этот круг, испытывал, как показывают его записки, патологическую ненависть к англичанам, американцам, евреям и большевикам. Долгое время он верил в то, что Гитлер сумеет сам, ни на кого не опираясь, исправить сложившуюся неблагоприятную ситуацию. Гитлер, человек двойственный, не настолько доверял Геббельсу, чтобы позволить последнему хоть в какой-то мере влиять на вопросы германо-советских отношений. Однако Йозеф Геббелье не высказывает Гудериану своего убеждения в том, что «с Гитлером невозможно ничего сделать». Он просто молчит. Но зато и не расскажет — даже Гйтлеру, своему идолу, — о предложении, с которым к нему обратился «изобретатель молниеносной войны». Гудериан избежит участи многих генералов и офицеров, которые будут казнены после 20 июля. И тем не менее позиция, избранная Геббельсом в день его встречи с Гудерианом, незаметно склоняет чашу весов в пользу Гитлера. Перевес совсем незначительный, но с этого момента судьба Германии уже окончательно предопределена.