Перестройка

Перестройка

Со смертью в 1982 г. Леонида Брежнева начался переходный период в деятельности советского руководства. Непосредственным преемником Брежнева стал умный, опытный и жесткий политик, бывший шеф КГБ Юрий Андропов, готовый к тому, чтобы начать радикальные преобразования. Однако, пробыв у власти менее двух лет, он умер, а его место занял старый и немощный Константин Черненко, представлявший интересы «старой гвардии», не желавшей проводить реформы, столь явно необходимые для СССР. Однако и он умер вскоре после прихода к власти. Похоронные церемонии умиравших друг за другом престарелых советских лидеров, ставшие слишком частыми, со всей очевидностью показали необходимость выдвижения более молодого, энергичного и способного к новаторству руководства. В результате в 1985 г. партийная верхушка избрала на высший в стране пост андроповского протеже Михаила Горбачева. С его приходом к власти на передний план вышло новое поколение партийных аппаратчиков. Разумный, более интеллектуально подготовленный и прагматичный Горбачев и его соратники были первой генерацией советских лидеров, выдвинувшихся не при Сталине.

Несмотря на глубоко укоренившуюся в партии и обществе оппозицию консервативных сил, Горбачев начал перестройку советской системы, особенно застойной экономики, рассчитывая сделать ее более эффективной, мощной и производительной. Для достижения своих целей Горбачев избрал новый, «демократический» стиль руководства, создавая впечатление близости его режима к народу, призывая к гласности в управлении страной и плюрализму мнений — в рамках социалистического выбора.

Чернобыль. Прежде чем горбачевские реформы сказались в Украине, она была потрясена катастрофой колоссальных масштабов и глобального значения. 26 апреля 1986 г. взорвался реактор мощной Чернобыльской атомной электростанции, расположенной в 130 км севернее Киева. Огромное радиационное облако, несравнимо большее, чем то, что образовалось при бомбардировке Хиросимы, покрыло окрестности Чернобыля, а затем прошло над территориями Белоруссии, Польши и Скандинавии, заражая целые районы. Мир столкнулся с тем, чего он боялся больше всего,— с ядерной катастрофой.

Советские власти, следуя своей традиционной манере, пытались замолчать катастрофу, которая, как выяснилось впоследствии, была результатом ошибок и халатности персонала станции и неудачной конструкции реактора. Когда дальнейшее молчание стало невозможным, Москва признала факт аварии и обратилась за технической помощью к западным специалистам. Советским инженерам удалось погасить пылающий реактор и замуровать его в гигантском «саркофаге». Согласно советским источникам, в результате катастрофы погибло 35 человек (многие западные специалисты считают, что число жертв было намного большим), госпитализировано несколько сотен, а воздействие больших доз радиации повысило угрозу заболевания раком для сотен тысяч людей. Приблизительно 135 тыс. человек (большинство из них — украинцы из чернобыльской зоны) пришлось покинуть свои дома, многим из них — навсегда. Обширные районы от Чернобыля до самой Лапландии понесли огромный и долговременный экологический ущерб.

С 1970 г., когда началось строительство электростанции в Чернобыле, в Украине существовала оппозиция решению Москвы строить огромную атомную электростанцию в республике, богатой энергетическими ресурсами, да еще так близко от Киева. В результате в республике ширилось возмущение против безответственного, волюнтаристского решения Москвы, навязавшей Украине эту «бомбу замедленного действия». Кроме того, были свидетельства, что катастрофа привела к усилению напряженности в отношениях между украинским и союзным партийным руководством, перекладывавшими вину друг на друга. В любом случае совершенно очевидно, что Москва не собиралась менять своих планов даже после Чернобыля, намереваясь превратить Украину в центр растущей ядер-ной энергетики. Экологические проблемы, таким образом, превращались еще в одну точку противостояния между Кремлем и украинцами.

Горбачевская гласность и Украина. Становилось все более явным, что в Москве, несмотря на серьезную оппозицию со стороны консерваторов в партийно-государственном «истеблишменте» и скептические настроения общественности, горбачевские реформы все же пробивают себе дорогу, особенно в области культуры. Основные газеты уже отражали новые настроения открытости и самокритики; популярный журнал «Огонек» во главе с новым редактором — поэтом из Украины Виталием Коротичем неустанно громил культ Сталина и остро критиковал злоупотребления бюрократии и милиции; стали публиковаться русские поэты, открыто придерживавшиеся антисоветских взглядов; общественная организация «Память», занимавшая воинственные антимарксистские позиции и проповедовавшая русский национализм и антисемитизм, не подвергалась преследованиям.

В сравнении с этим проявления «новых веяний» в Украине были значительно более редкими и приглушенными. Осмотрительность украинцев можно было понять. Киев оставался вотчиной закоренелого консерватора Щербицкого — единственного удержавшегося в Политбюро ЦК КПСС обломка брежневского режима. К тому же украинский КГБ все еще имел репутацию самого репрессивного в СССР. И наконец, украинская интеллигенция слишком хорошо помнила, как она жестоко «обожглась», с энтузиазмом поверив хрущевским преобразованиям 1960-х.

Несмотря на все эти сдерживающие факторы, среди интеллигенции начали проявляться первые признаки подъема в поддержку реформ. Осенью 1987 г. в Киеве образовался Украинский культурологический клуб. Среди его основателей было много бывших диссидентов, стремившихся нащупать границы гласности путем обсуждения таких политически острых проблем, как голодомор 1932—1933 гг., тысячелетие христианства в Украине или борьба за независимость 1917—1920 гг.

Во Львове — этом центре национально сознательных западных украинцев — гласность получила более широкую и активную поддержку. В июне-июле 1988 г. здесь было проведено несколько несанкционированных властями беспрецедентных по масштабам митингов. На демонстрациях, организованных бывшими диссидентами — Чорноволом, братьями Горынями, Игорем и Ириной Калинец и деятелем нового поколения Иваном Макаром, звучали требования установить во Львове памятник Тарасу Шевченко и монумент в память жертв сталинизма. Эти деятели выступали также против партийных бюрократов, избравших себя делегатами от Львова на готовившуюся XIX Всесоюзную партконференцию в Москве. Они же открыто говорили о многочисленных национальных притеснениях украинцев. Львовский КГБ отреагировал обычным способом: организаторы митингов и демонстраций были обвинены в «антисоветской деятельности» и некоторые из них арестованы. Это лишний раз подтвердило, что украинцев ожидает еще очень долгий путь к настоящей демократии.

Несколько раньше представители прорежимного Союза писателей УССР (которым самой природой было предписано не допустить упадка украинского языка) столкнулись с консерваторами из окружения Щербицкого из-за вечной проблемы русификации и статуса украинского языка. В июне 1986 г. ряд украинских писателей, среди которых были Олесь Гончар, Дмитро Павлычко, Иван Драч и Сергий Плачинда, открыто осудили процесс вытеснения украинского языка из школьного обучения, а Союз писателей создал специальную комиссию для связи с учебными заведениями. В апреле 1987 г. министр просвещения УССР М. Фоменко представил комиссии приводящий в уныние, но вполне предсказуемый отчет. В соответствии с ним в Украине действовало около 15 тыс. украинских школ, т. е. 75 % всех школ республики, в то же время в 4,5 тыс. русских школ, составлявших менее 22 % общей численности, обучалось больше половины всех школьников. Еще более неестественным было положение в Киеве: здесь из 300 тыс. учеников на украинском языке обучалось только 70 тыс.

Впрочем, эта статистика не обеспокоила партийных функционеров. Щербицкий же вообще довольно своеобразно прокомментировал проблему, выразив надежду, что использование русского языка не будет снижаться. В целом создавалось впечатление, что партийный «истеблишмент» Украины, становясь более восприимчивым к некоторым аспектам горбачевской модернизации, вовсе не спешит изменять своих позиций в национальном вопросе.

Так, в частности, входили украинцы в четвертый год перестройки...

* * *

Период, названный позднее застойным, и впрямь был настоящим торжеством политической серости, безверия, лжи и приспособленчества. Распространяясь с быстротой раковой опухоли, эта атмосфера готова была пронизать и поглотить все советское общество. Огромный и неуклюжий имперский маховик совершал свои обороты лишь по инерции, исчерпывая последние ресурсы и работая на самопоглощение. Однако он все еще был способен подмять под себя любого несогласного. И этот порядок вещей настолько укоренился в сознании многих, что, казалось, никакая сила не в состоянии поколебать его.

В такой ситуации если и можно было ждать каких-то перемен, то только сверху. Оттуда они и последовали. Выпестованные тоталитарной системой, плоть от плоти ее, «архитекторы перестройки» вряд ли думали уйти намного дальше привычной формулы «менять, ничего не меняя». Но последствия их во многом декоративных реформ оказались поистине непредсказуемыми и плохо поддающимися контролю — как внутри страны, так и в международном масштабе. Так громко произнесенное в горах слово может вызвать целую лавину,

На первых порах «перестроечная» эйфория, охватившая центр, мало затронула периферию все еще монолитной империи. Поначалу украинцы с их веками выработанным скепсисом .тишь наблюдали за газетными и телевизионными сражениями московских демократов и консерваторов. Но изголодавшееся по переменам общество постепенно приходило в движение. Вместе с тем украинцы твердо знали одно: пека у власти Щербицкий, в Украине не сдвинется с места ничего. Однако Москва, в течение короткого времени сменившая практически всех руководителей республик, медлила. И, как показали дальнейшие события, медлила не напрасно.