Реакция

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Реакция

Тревожное беспокойство, ширившееся в советском обществе, дошло до Хрущева и его сторонников в Кремле. В декабре 1962 г. он собрал ведущих представителей российских писательских кругов и предупредил их чрезмерно не увлекаться данной им свободой. Несколькими месяцами спустя ряд деятелей литературы и искусства, в том числе Б. Пастернак, подверглись травле в прессе. Становилось очевидным, что режим готовит новый погром либеральной интеллигенции. Увидев в действиях Москвы сигнал к атаке, партийные чиновники в Киеве приготовились к обузданию «незрелых элементов» в украинском литературном мире.

Весной 1963 г. Андрий Скаба, секретарь ЦК КПУ, отвечавший за идеологию, обрушился с резкими нападками на работы литературных критиков Сверстюка, Свитличного и Дзюбы, открыв, таким образом, новую «кампанию». Ему вторил Валентин Маланчук, идеологический надсмотрщик в Западной Украине, указывая, что некоторые молодые литераторы берут на себя «роль передовых борцов против культа личности, уделяют чрезмерное внимание негативным проявлениям того периода и, кроме того, восхваляют произведения западных писателей». Вместе с обязательным призывом к борьбе со всеми проявлениями «украинского буржуазного национализма» он гордо заявлял о своих успехах в борьбе с религией (количество венчаний в его регионе снизилось) и обещал заменить церковные праздники советскими, такими как «День Серпа и Молота» или «Вечера рабочей славы».

Еще одним свидетельством реставрации некоторых аспектов сталинизма стало появление ряда полуофициальных публикаций антисемитского толка. Наиболее характерным из них можно считать сочинение Т. Кишко «Иудаизм без прикрас», изданное в 1964 г. под эгидой Академии наук Украины и скорее всего по указанию Москвы. Как и в конце правления Сталина, пропагандистский аппарат выдал «на гора» материал, долженствующий доказать существование близких связей и тесного сотрудничества между украинскими националистами и сионистами. Эта книга вызвала резкую критику со стороны либеральной интеллигенции. Однако ее негодование достигло высшей точки, когда стало известно, что в мае 1964 г. почти дотла сгорел один из фондов библиотеки Академии наук УССР, содержавший сотни тысяч бесценных изданий и документов по истории и культуре Украины. Вину за этот геростратов акт взял на себя некто Погружальский — русофил со психопатическими наклонностями. Среди интеллигенции были очень сильны подозрения, что он имел связи с органами КГБ.

Все эти события говорили о том, что Хрущев полон решимости восстановить дисциплину среди интеллигенции. Однако поворот к политике «твердой руки» оказался несколько запоздалым. Позиции советского лидера были уже безнадежно подорваны целой серией внутренних и международных неудач: «карибским кризисом», связанным со тщетной попыткой разместить на Кубе ядерное оружие; разрывом с Китаем; дезорганизацией, вызванной реформами, и, наконец, катастрофическим неурожаем 1963 г. В октябре 1964 г. коллеги Хрущева потеряли всякое терпение и вынудили его уйти в отставку. Период реформ, экспериментов и либерализации подошел к концу.

* * *

Хрущевская эпоха, совершенно очевидно, была переходным периодом советской истории. Несмотря на многочисленные провалы, разочарования, несбывшиеся мечты и неожиданные результаты, принесенные экспериментами и реформами, она превратила советское общество из царства драконовских порядков и террора времен Сталина в систему, управляемую более рациональными методами, приближенную к развитому индустриальному обществу. Особенно глубоко этот период ощущался в Украине, где сталинизм достиг своих экстремальных форм.

Что же изменилось (и не менее важно, что не изменилось) в результате хрущевских реформ? Наиболее очевидным было то, что прекратились массовые аресты, чистки и террор. Репрессивные органы, чьи прерогативы заметно сузились, теперь вызывали «опасные элементы» для бесед «по душам», давили их угрозами лишить работы или перекрыть дорогу к получению высшего образования их детям. Только в том случае, если такая «профилактика» не давала желаемых результатов, следовал арест (правда, уже не расстреливали). Трудовая дисциплина стала менее суровой. На некоторое время расширился простор для самовыражения писателей, поэтов, других деятелей культуры. В Украине к уже упомянутым изменениям добавился рост чувства самоценности украинского коммунистического руководства, основывавшийся на признании экономического значения республики в СССР. И все же наиболее поразительным, если взять во внимание страшные потери, понесенные украинской интеллигенцией в 1930-е годы, было возникновение нового, многообещающего поколения культурных деятелей.

Однако многие основополагающие черты советской жизни остались без изменений. Сохранился жестокий диктат цензуры, указывавшей, что писать, читать и слушать. Абсолютную монополию на политическую власть продолжала удерживать коммунистическая партия. Экономикой по-прежнему управляла бюрократия, а все граждане работали только в государственных предприятиях и учреждениях и покупали товары только в государственных магазинах. Несмотря на относительное усиление позиций Украины в СССР и политические успехи отдельных украинцев, интересы руспублики, как и раньше, были подчинены интересам всей советской империи.