Национал-коммунизм
Национал-коммунизм
Благодаря наличию различных вариантов коммунизма, вызревших в таких странах, как, например, бывшая Югославия или Китай, в настоящее время признание получила идея о том, что каждый народ может идти к коммунизму «своим путем». Нетрудно заметить, что именно украинские — так же, как и грузинские или среднеазиатские большевики, способствовали установлению советской власти в 1917—1920 гг.,— первыми стали на этот путь, породив феномен национал-коммунизма. Сторонники этого течения были верными коммунистами, искренне считавшими марксизм-ленинизм единственно правильным путем человечества к спасению. Однако при этом они полагали, что коммунизм может достичь оптимальных результатов лишь в том случае, если приспособить его к специфическим местным условиям. Такой взгляд подразумевал, что русский путь не является единственным, и пути к коммунизму, избранные другими народами, не менее верны. Иными словами, речь шла об использовании национальной идеи в строительстве нового общества, о создании коммунизма с «национальным лицом».
Поскольку украинское национальное движение в Восточной Украине исторически было тесно связано с социалистической традицией, идеи национального коммунизма довольно легко нашли сторонников среди многих украинцев в большевистском лагере. Еще в начале 1918 г. двое коммунистов, Василь Шахрай (первый нарком иностранных дел Украины) и его коллега Сергей Мазлах (старый большевик еврейского происхождения), обрушились на партию с критикой за ее лицемерную политику по отношению к национальным движениям и к украинскому в особенности. Явно имея в виду русский национализм, буквально пропитавший партию, они в своих брошюрах «Революция на Украине» и «К текущему моменту на Украине» подчеркивали, что «пека национальный вопрос остается нерешенным, пока одна нация будет правящей, а другая должна будет ей подчиняться, то, что мы имеем, нельзя назвать социализмом».
Спустя год национал-коммунистические взгляды в КП(б)У вновь дали о себе знать, на этот раз в виде так называемой федералистской оппозиции, возглавленной Юрием Лапчинским. Эта группировка требовала полной независимости украинского советского государства, которое должно было иметь всю полноту власти, в том числе в военной и экономической областях, а также считала необходимым существование независимого центрального партийного органа, никоим образом не подчиненного российской компартии. Когда Москва отказалась даже рассмотреть эти требования, Лапчинский и его сторонники в знак протеста вышли из партии, что вызвало громкий скандал в этом благородном семействе.
Когда политика украинизации уже развернулась с достаточной силой, вновь оживились национал-коммунистические тенденции, обычно связываемые с именами наиболее ярких их представителей.
«Хвылевизм». Автором самого откровенного и эмоционального призыва отказаться от «русского пути» был Микола Хвылевой. Этот выдающийся деятель украинского культурного возрождения 1920-х был выходцем из мелкопоместной дворянской семьи с Восточной Украины (настоящая его фамилия — Фитилев). Убежденный интернационалист, он примкнул к большевикам во время гражданской войны, надеясь помочь им в построении всеобщего и справедливого коммунистического общества. После гражданской войны Хвылевой стал одним из популярнейших украинских советских писателей, создателей авангардистской писательской организации «Вапліте» и постоянным критиком украинско-российских отношений, особенно в области культуры.
Будучи идеалистически настроенным коммунистом, Хвылевой пережил горькое разочарование, столкнувшись с вопиющими несоответствиями между теоретическими выкладками и практическими действиями большевиков в национальном вопросе, а также с русским шовинизмом партийных бюрократов, скрывающих свои предубеждения, по его выражению, «за Марксовой бородой». Стремясь спасти революцию от пагубного воздействия русского национализма, Хвылевой решил показать его истинное лицо. Облачая свои аргументы в одежды литературной критики, он указывал на то, что «русская литература со своим пассивно-пессимистическим духом исчерпала себя и остановилась на перекрестке», и потому советовал украинцам отмежеваться от нее: «Поскольку каждый может избрать свой собственный путь развития, вопрос, стоящий перед нами, заключается в следующем: на какую из мировых литератур держать курс? В любом случае не на русскую. Это совершенно ясно... Суть дела состоит в том, что столетиями русская литература довлела над нами. Будучи хозяином положения, она приучила нас к рабскому подражательству. Искать источник вдохновения в русской литературе было бы для нашего молодого искусства равнозначно остановке в росте. Мы ориентируемся на искусство Западной Европы, на его стиль, его мировосприятие».
Подчеркивая, что украинцы сами вполне способны к созданию социалистического искусства, Хвиле вой утверждал, что «молодая украинская нация — украинский пролетариат и его интеллигенция — являются носителями великих революционных социалистических идей, поэтому они не должны ориентироваться на всесоюзное мещанство: на его московских сирен». Страстный призыв Хвылевого к украинцам идти собственным путем нашел наиболее яркое выражение в его знаменитом лозунге «Геть від Москви!»
Хотя идеи Хвылевого были обращены в основном к молодым писателям и сводились к поиску новых литературных образцов, они все же имели серьезный политический подтекст. При этом следует учитывать, что подобные антирусские пассажи были проявлением не столько украинского национализма, сколько революционного интернационализма. Хвылевой был искренне убежден, что мировая революция никогда не будет успешной, если какая-то одна нация (в данном случае русская) монополизирует ее.
«Шумскизм». Опасность, которую представляли взгляды Хвылевого для советского режима, усиливалась тем обстоятельством, что они находили поддержку не только в литературных кругах, но и в самой компартии Украины, в первую очередь среди бывших боротьбистов. Лидером последних был нарком просвещения Олександр Шумский, который не только отказался осудить взгляды Хвылевого, как того требовали промосковские члены партии, но и сам выступил с критикой Москвы.
У боротьбистов были свои причины считать позицию партии в национальном вопросе неискренней. Когда Шумский и его товарищи присоединились к большевикам, им были поручены довольно высокие посты в правительстве — с тем чтобы придать ему «украинский оттенок». Однако незамедлительно после победы большевиков почти все сотрудничавшие с ними боротьбисты были понижены в должности или вообще исключены из партии. С началом украинизации, когда опять появилась необходимость создать иллюзию, что Украиной правят украинцы, по велению Москвы оставшиеся в партии боротьбисты и наиболее выдающийся из них, Шумский, были вновь подняты на щит. Именно в это время нарком просвещения решил разоблачить манипуляции Москвы.
Осуждая со своей стороны, как и Хвылевой, русский шовинизм, Шумский развернул критику священнейшего большевистского принципа — централизма. В письме к Сталину в начале 1926 г. он обратил внимание на расцвет украинского национального возрождения и доказывал, что если это широкое и динамичное движение будет контролироваться именно украинскими коммунистами, то это только послужит интересам партии. В противном случае, указывал он, под влиянием роста национального самосознания украинцы, которые никогда не отличались особой симпатией к большевикам, могут восстать против того, что они считают чуждым режимом, и свергнуть его. Дабы избежать такого варианта развития событий. Шумский предложил назначить украинских коммунистов Григория Гринько и Власа Чубаря на посты главы правительства и генерального секретаря ЦК КП(б)У, предварительно отозвав ставленников Москвы неукраинского происхождения, таких как Эммануил Квиринг (латыш) и Лазарь Каганович (русифицированный еврей). Эти предложения, представленные как средство укрепления позиций коммунизма, были ничем иным, как путем к отбору украинского политического руководства в Украине, а не в Москве.
Взгляды Шумского вызвали настоящий переполох среди коммунистов как в Советском Союзе, так и за рубежом. Сталин указывал, что «товарищ Шумский не отдает себе отчета в том, что на Украине,где кадры местных коммунистов слабы, подобные настроения могут принять в некоторых своих проявлениях характер борьбы против «Москвы» в целом, против русских вообще, против русской культуры и ее величайшего достижения — ленинизма».
Если идеи Шумского решительно осуждались верноподданными партийцами Харькова и Москвы, то в рядах действовавшей в Галичине Коммунистической партии Западной Украины (КПЗУ) они встретили сочувствие и поддержку. Лидер западноукраинских коммунистов Карло Максимович использовал аргументы Шумского на конгрессе Коммунистического Интернационала, чтобы выступить против поведения Москвы в отношении украинцев. К «делу Шумского» проявили интерес даже некоторые западноевропейские социалисты. Немецкий социал-демократ Эмиль Штраус заявил, например, что «европейский социализм имеет все основания морально поддерживать борьбу украинского народа за свободу. Со времен Маркса одной из лучших традиций социализма была его поддержка борьбы против любой формы социального и национального угнетения».
«Волобуевщина». В начале 1928 г. в среде украинских коммунистов возник новый «уклон». Его олицетворением стал молодой украинский экономист русского происхождения Михаил Волобуев. Подобно Хвылевому в литературе и Шумскому в политике Волобуев намеревался показать несоответствие между теорией и практикой большевиков в области экономики. В двух статьях, опубликованных в «Большевике Украины» — теоретическом журнале КП(б)У, Волобуев доказывал, что при советской власти Украина остается на положении экономической колонии России — так же, как это было в царские времена. Свои доводы он подкрепил тщательным анализом статистических данных, из которых следовало, что в ущерб Украине, остающейся на положении периферии, размещение тяжелой индустрии по-прежнему осуществляется в российском центре. Кроме того, Волобуев пришел к выводу, что экономика СССР не является единым целым, а представляет собой комплекс разнородных экономических компонентов, один из которых — Украина. Любой из этих компонентов вполне способен не только существовать самостоятельно, но и включиться в мировое хозяйство, не пользуясь посредничеством российской экономики.
На данном этапе коммунистическая партия еще была в состоянии пойти на такие послабления, как украинизация. Она даже могла признать некоторые свои грехи, вроде наличия русского шовинизма в ее рядах. Однако она никак не могла допустить распространения взглядов Хвылевого, Шумского и Волобуева, поскольку они в любом варианте вели к подрыву ее господства в Украине. Даже такой убежденный сторонник украинизации, как Скрипник, считал подобные «националистические уклоны» смертельной угрозой для партии и повел борьбу против их сторонников.
Не удивительно, что сразу же после проявления каждого из описанных «уклонов» его автор становился объектом жесточайшего давления, его принуждали отказываться от своих взглядов и каяться в совершении разнообразных «грехов». Все трое после попыток защищаться покаялись. В конце 1928 г. Хвылевой вернулся к литературной деятельности, Шумский был отправлен на второразрядную партийную работу в Россию, Волобуев же канул в небытие. Во время сталинских чисток 1930-х годов об их «грехах», однако, вспомнили, и многие национал-коммунисты поплатились жизнью за свое прошлое.
Чтобы правильно понять причины появления национал-коммунистических тенденций, следует, кроме прочего, увязать их с событиями внутри партии. После смерти Ленина в большевистской верхушке развернулась отчаянная борьба за власть. Внутрипартийный контроль и дисциплина ослабли, что и привело к расцвету разнообразных фракций и идеологических течений. Однако этот период относительной терпимости и плюрализма, открытого соперничества идей приближался ко внезапному и жестокому концу.