Национальный коммунизм
Национальный коммунизм
1
Единый по своей сути коммунизм в разных странах реализуется по-разному: нестандартными темпами и путями. Поэтому отдельные коммунистические системы можно рассматривать как несколько форм одного и того же явления.
Различия между коммунистическими странами, которые Сталин тщетно пытался устранить силой, — это прежде всего следствие самобытности их исторического прошлого.
Даже самый поверхностный наблюдатель отметит, что, например, современный советский бюрократизм есть в некоем роде продолжение царизма, его порядков, при которых, как еще Энгельс констатировал, чиновники составляли «особое сословие». Нечто подобное можно сказать и о способе осуществления властных функций в Югославии.
Встав «у руля», коммунисты в разных странах столкнулись с разным культурно-техническим уровнем, неодинаковыми общественными отношениями, с особенностями национального характера, чего новая власть не могла не принимать во внимание. Эти различия продолжают углубляться — всюду по-своему. Но так как более-менее сходны общие причины, приведшие их к власти, да и бороться им приходится со сходными внутренними и внешними противниками, то коммунисты большей частью вынуждены не только вести совместную борьбу, но и исповедовать сходную идеологию.
Подобно всему в коммунизме, и коммунистический интернационализм, отражавший некогда однотипность ситуации, в которой находились революционеры, а также задач, поставленных перед ними обществом, с течением времени переродился. Теперь это — «общий котел» интересов международной коммунистической бюрократии, а одновременно — питательная среда для грызни и раздоров внутри этой «общности» на государственно-национальной основе. От прежнего пролетарского интернационализма сохранились лишь призывы да священные догмы; ныне он — окоп, где засели и вольготно себя чувствуют «голые» внутренние и внешнеполитические интересы, намерения и планы различных коммунистических олигархий.
Природа власти, собственности, схожесть роли в международной жизни, как и единая идеология, неизбежно заставляют коммунистические страны обращаться к практике и опыту друг друга.
Несмотря на это, было бы в высшей степени ошибочным не видеть и недооценивать значение обязательных различий в темпах и путях становления коммунистических государств. Вариабельность путей, форм, темпов, в которых предстоит самовыразиться любому «отдельному» коммунизму при едином для всех внутреннем содержании, столь же неизбежна, как и сама суть коммунизма. Ни одна коммунистическая система, какой бы схожей с другими она ни казалась, не может существовать вне декораций национального коммунизма. Более того, чтобы удержаться, такой коммунизм обязан приобретать вид все более национального, все больше приспосабливаться к национальным реалиям.
Форма власти, собственности, содержание идей разнятся в коммунистических странах наименьшим образом. Различий может вообще не быть, во всяком случае крупных. Ибо суть везде одна — тотальное господство. Но, стремясь победить и сохранить власть, коммунисты обязаны приноравливать к национальным условиям темпы и пути утверждения позиций одной и той же сути, очень схожих форм власти и собственности.
Разница между коммунистическими странами, как правило, тем заметнее, чем в большей степени коммунисты какой-то из них, подчиняясь обстоятельствам, шли к власти «нетрадиционными» путями, иными темпами. И чем независимее при этом были.
Конкретно лишь в трех случаях — Советский Союз, Китай и Югославия (где-то в большей, где-то в меньшей мере) — коммунисты самостоятельно осуществили революцию, по-своему, своими темпами добились власти и начали «построение социализма». Эти страны сохранили независимость, даже став коммунистическими, даже находясь — как Югославия прежде, а Китай до сих пор, — под мощным воздействием Советского Союза, в отношениях «братской любви» и «вечной дружбы» с ним. На закрытом заседании XX съезда Хрущев приоткрыл завесу над тем, как едва удалось предотвратить конфликт между Сталиным и китайским руководством. Конфликт с Югославией, таким образом, не единичен, он был лишь наиболее болезненным и первым из вышедших на поверхность.
Известно, что остальным коммунистическим государствам советское руководство навязало коммунизм силой «вооруженных миссионеров» — своей армии. Вследствие этого разница в путях и темпах развития этих стран не могла еще сыграть той роли, как в случае Югославии и, конечно, Китая. Но по мере укрепления там господствующей бюрократии, приобретения ею самостоятельности, по мере того как она начинает понимать, что излишней послушностью и копированием Советского Союза лишь ослабляет собственные позиции (или, как принято говорить, «построение социализма» и «социализм»), она начинает все ревностнее перенимать пример Югославии, то есть развиваться самостоятельно. Коммунисты восточноевропейских стран были сателлитами СССР не потому, что им это нравилось, а потому, что были слишком слабы. По мере стабилизации своего положения, как только для этого создаются условия, они начинают все более тяготеть к независимости — защите «своего народа» от советской гегемонии.
С победой коммунистической революции в определенной стране власть и могущество там оказывается в руках нового класса. И у него нет большого желания во имя торжества идеологической солидарности лишаться своих «в поте лица» добытых привилегий, подчиняя собственные интересы интересам пусть и «братского» класса, но все же — из другой страны.
Там, где коммунистическая революция победила главным образом самостоятельно, неизбежен особый путь развития, а вместе с ним — разногласия с другими коммунистическими государствами, особенно с Советским Союзом — мощнейшей и наиболее империалистически настроенной коммунистической державой. Ведь в стране победившей революции господствующая национальная бюрократия уже обрела (с оружием в руках) самостоятельность, распробовала вкус власти, ощутила выгоды от обладания «национализированным» имуществом. С философской точки зрения она осознала свою сущность, дорвалась до «своего государства», то есть власти, а поэтому и требует равноправия.
Это не значит, однако, что речь идет только о столкновении — если оно случается — двух бюрократий. В него втягиваются и революционные элементы подчиненной страны, несокрушимые и принципиальные противники «права сильного», считающие, что отношения между коммунистическими государствами должны быть, как велит догма, идеальными. Народные массы, которые в глубине души всегда стремятся к независимости, также не могут остаться в стороне от этого конфликта. Народу он в любом случае выгоден, поскольку дает возможность, с одной стороны, не платить дань чужому правительству, а с другой — ослабить гнет собственного, не желающего и не смеющего впредь копировать чужие методы. Такой конфликт будит также внешние силы — другие страны и движения. Но суть самого столкновения, как и суть его участников, остается неизменной. Ни советские, ни югославские коммунисты не изменили своей сути — ни до, ни во время, ни после ссоры. Правда, расхождения в вопросе о темпах и путях дальнейшего развития, как и стремление застраховать свою монополию, довели до взаимного оспаривания наличия социализма друг у друга, но, в конце концов, они признали таковое — примирившись и поняв, что если не хотят скомпрометировать и потерять то, что для них наиболее значимо (и едино по сути), то нужно уважать существующие различия.
Подчиненные коммунистические правительства в Восточной Европе могут — даже должны — добиваться независимости от Советского Союза. Сколь далеко зайдет стремление к самостоятельности и в какой форме проявятся трения, предугадать заранее никто не способен, — тут зависимость от множества непредсказуемых внутренних и внешних факторов. Но в том, что национальная коммунистическая бюрократия стремится к своему все более полному и независимому господству, не может быть никакого сомнения. Это доказывают не только антититовские процессы при Сталине всюду в Восточной Европе, но и сегодняшнее открытое предпочтение «своему пути» в «социализм», что особенно ярко в последнее время демонстрируют Польша и Венгрия. Центральное советское правительство сталкивалось с проблемой «национализма» даже со стороны им самим посаженных руководителей советских республик (Украина, Кавказ), так что же говорить о странах Восточной Европы.
Важную роль играет при этом и тот факт, что Советский Союз не смог — и в будущем не сможет — стимулировать экономику восточноевропейских стран, отчего стремление к национальной независимости должно приобретать все больший размах. Это стремление может замедляться и даже замирать порой под нажимом извне или из-за страха коммунистов перед «империализмом» и «буржуазией», но оно не может быть остановлено полностью. Наоборот, оно имеет общую тенденцию к усилению.
Невозможно, конечно, угадать, в каких конкретно формах станут развиваться впредь отношения между коммунистическими странами. Сотрудничество коммунистов способно доходить почти до полного их духовного слияния, объединения, но и конфликты между коммунистическими государствами могут приобретать любой характер — вплоть до военного. Столкновения между СССР и Югославией помогло избежать не наличие «социализма» в обеих странах, а то, что Сталин не рискнул пойти ва-банк, разжечь конфликт, масштаб которого мог стать непредсказуемым.
Все, что когда-либо произойдет между коммунистическими государствами, будет зависеть от суммы обстоятельств, которыми вообще определяются политические события, однако интересы коммунистических бюрократий, проявляющиеся то как национальные, то как общие, всегда будут играть крупную роль — при неудержимой пока тенденции ко все большей самостоятельности на национальной основе.