3
3
Под занавес второй мировой войны тенденция к разобщению на основе принадлежности к системе подтвердилась в мировом масштабе. Все государства, попавшие под советское влияние, даже если речь идет о части нации (немецкой, корейской) приобрели более-менее идентичные очертания одной системы. То же самое произошло на другой стороне.
Советские руководители прекрасно сознавали происходящее. Помнится, на одном ужине в узком кругу в 1945 году Сталин обронил: «В современной войне, не в пример прошлым, победитель будет навязывать свою систему». Заявлено это было еще до последних залпов войны, когда казалось, что чувства взаимной признательности и доверия между союзниками столь же велики, сколь безграничны надежды, этими чувствами вызванные. А в феврале 1948 года он заявил нам — югославам и болгарам: «Они, западные силы, сделают свое государство из западной части Германии, а мы свое — из восточной. Это неизбежно».
Теперь модно — и не без основания — разделять советскую политику на периоды «до» и «после» Сталина. Но не Сталин выдумал системы, а его наследники после сталинской смерти держатся за них не менее цепко. Отличием послесталинского времени можно считать подход советских вождей к отношениям между системами, но сами системы стоят незыблемо. И разве не Хрущев на XX съезде КПСС утверждал как нечто отдельное и особое свой «мир социализма», «мировую социалистическую систему», что практически не означает ничего, кроме упорного нежелания отказаться от дробления на системы, то есть сохранить замкнутость своей системы, а с тем — гегемонию внутри нее.
Конфликту Запад — Восток неизменно придают вид идеологической борьбы именно потому, что имеет место в сути своей конфликт систем. Идеологическая война, тяжело отравившая души людей в двух противостоящих лагерях, не прекращается даже при достижении временных компромиссов. Сверх того, чем острее становится конфликт в материальной, экономической, политической и других областях, тем с большей силой мерещится, будто идет борьба «чистых» идей. Действительно, идеи эти стали уже особой отвлеченной силой, особым миром, вещью в себе.
Но существует и третий тип государств — те, что вырвались из колониальной зависимости (Индия, Индонезия, Бирма, арабские страны и т. д.). Всеми силами стремятся они к созданию самостоятельной экономики, которая избавит их от зависимости. В их настоящем переплелись многие эпохи и системы, прежде всего две современные.
По причинам в основном национального характера эти страны — самые искренние носители идей суверенности, мира, взаимопонимания. Но ликвидировать конфликт двух систем они не в силах, могут его лишь несколько смягчить: они и сами — арена противоборства этих систем. Но их роль может стать весомой и благородной. Пока же, к сожалению, это далеко не решающая роль.
Важно уяснить, что каждая из двух систем претендует на то, чтобы воссоединение мира происходило по ее образцу. Таким образом, обе они говорят «да» всемирному единству, только вот видят эту проблему с диаметрально противоположных точек зрения. Тенденция к единству современного мира обретает реальные очертания и реализуется через борьбу противоположностей, борьбу, не имеющую в мирных условиях равных себе по накалу.
Идеологическим и политическим воплощением такой борьбы являются, как известно, (западная) демократия и (восточный) коммунизм.
Но вследствие того, что на Западе с его политической демократией и более высоким техническим и культурным уровнем стихийные тенденции к воссоединению выражены намного ярче, именно он выступает гарантом свободы — политической и духовной.
Та или иная форма собственности в этих странах может указанную тенденцию замедлять или подстегивать — все зависит от обстоятельств. Но стремление к единству должно проявиться и проявляется в любом случае. Сегодняшние монополии — это лишь помеха объединению: тем уже, что стремятся осуществить его отжившим способом — через сферы влияния. В своих интересах и они стремятся к единству. Сторонниками единства выступают также их противники, английские лейбористы например, хотя, конечно, и у них собственный взгляд на пути его достижения. Что касается США, то там, даже если бы экономика была полностью национализированной, тенденции к единству современного мира проявлялись бы еще необузданнее. Эти тенденции сильны не только в США, но и в Британии, которая проводила национализацию. Впрочем, и в США разворачивается все более масштабная национализация, но, правда, не путем изменения формы собственности, а передачей в ведение правительства значительной части национального дохода.