Польско-литовская уния
Польско-литовская уния
Коль скоро галицкий вопрос был решен, возникла почва для взаимопонимания между Польшей и Литвой. Слишком многое объединяло эти страны: и общие интересы, и общая угроза. Как польских, так и литовских правителей особенно беспокоили агрессивные планы Тевтонского ордена, господствовавшего на берегах Балтики.
Восточная экспансия до предела истощила Литву, и она уже была просто не способна дать отпор немцам на западе. Вдобавок не по дням, а по часам росли авторитет и могущество Москвы, ставшей серьезным противником литовцев на востоке.
Тем временем поляки разочаровались в своем династическом союзе с венграми. Польша была не прочь получить доступ в новые земли в Украине. Оставалось лишь найти предлог. И вот подходящая идея осенила кого-то из магнатов Юго-Восточной Польши: выдать польскую королеву Ядвигу за нового великого князя литовского Ягайла (Ягелла) и таким образом заключить династический союз с Литвой.
В 1385 г. в маленьком белорусском местечке между Польшей и Литвой была заключена Кревская уния. Ягайлу так хотелось поскорее стать мужем Ядвиги (а еще больше — польским королем), что он без колебаний дал согласие на все условия поляков — в том числе и такие, как переход со всеми своими подданными в католичество и присоединение всех литовских и украинских земель «на веки вечные» к польской короне.
Во всяком случае формальный смысл договора Ягайла с Польшей состоял, казалось бы, в том, что в обмен на польскую корону великий князь соглашался упразднить само Великое княжество. Но если некий правитель о чем-то договорился с некими магнатами, то это вовсе не означало, что его действительно великое и огромное княжество, этот живой и трепетный организм, может быть в одночасье поглощен другим организмом. Да и литовская знать слишком была уверена в своих силах, чтоб позволить себя «поглотить».
И вот на литовских и украинских землях началось антипольское брожение. Оппозиция польскому влиянию объединилась вокруг князя Витаутаса (Витовта) — честолюбивого кузена короля Ягайла и блестящего политика. Он не только стал фактически новым великим князем литовским, но и уже в 1392 г. заставил короля признать этот факт юридически. Таким образом, при Витаутасе Литва и Польша лишь формально составляли единое целое (символом этого единства был король Ягайло). В действительности Великое княжество Витаутаса и по духу, и на деле оставалось независимым — вплоть до того, что сам Витаутас несколько раз порывался освободиться от всех обязательств перед Польшей и получить королевский титул. И хотя эти его попытки оказывались неудачными, они ясно давали понять: украинцы и литовцы Великого княжества — не из тех, кто послушно подставит шею под новое ярмо.
Говоря «украинцы», мы имеем в виду, конечно, знать — массы вряд ли имели в то время какое-либо политическое сознание и политическое значение. Для украинских же феодалов сохранение автономии Великого княжества имело смысл, ибо литовцы, в отличие от поляков, считали их за ровню. Более того, среди главнейших политических целей Витаутаса были две, согревавшие преданные души его украинских вассалов. Во-первых, Витаутас вернулся к восточной ориентации Альгердаса и стремился продолжить продвижение литовцев на восток под предлогом «собирания Руси». Во-вторых, он заявил о своем намерении покорить разрозненные остатки Золотой Орды на юге. Продвигаясь туда, литовцы попутно возводили систему укреплений для защиты украинских земель от кочевников.
Впрочем, упоение украинцев «сильной рукой» литовского князя было недолгим. Если внешняя политика Литвы их во всем устраивала, то к укреплению ее внутриполитических институтов их отношение было более сложным. Впрочем, чтобы понять его, необходимо хотя бы в самом общем виде охарактеризовать эти институты.
Политика великих князей литовских. В каком-то смысле Великое княжество напоминало Киевскую Русь. Это был точно такой же политический винегрет, состоявший из полунезависимых княжеств, каждое из которых управлялось одним из членов правящей династии (там — Рюриковичей, тут — Гедиминасов). И как некогда Киев был сердцем Руси, так ныне Вильнюс стал центром и символом Великого княжества — резиденцией великого князя.
Было, однако, и одно существенное отличие, ставшее особенно очевидным в эпоху Витаутаса. Оно-то и позволило Великому княжеству Литовскому избежать раздробленности в той критической степени, что стала губительной для Киевской Руси. Дело в том, что, в отличие от великих князей киевских, великие князья литовские были не просто «первыми среди равных» членов династии, а вполне единодушно и однозначно признавались верховными правителями Литвы. Им важно было лишь не упустить момент и своевременно закрепить такое политическое сознание и такой порядок вещей — что и сделал Витаутас в эпоху реформ 1390-х годов. Проблема, как он ее понимал, состояла в том, что многие украинизированные потомки Гедиминаса пустили столь глубокие корни в своих удельных княжествах, что местные дела стали заботить их гораздо больше, нежели интересы княжества Великого. Кое-кого из них великий князь (по-видимому, не без основания) подозревал в сепаратистских настроениях.
Дабы раз и навсегда положить конец такому положению дел, Витаутас ввел порядок, при котором все местные князья должны были через определенный промежуток времени «тасоваться», как колода карт, а затем заново «разбрасываться» на новые для них земли. Таким образом князья лишались постоянной и твердой поддержки на местах. Вводилось это не сразу, а постепенно. Так, у Федора Любартовича поначалу одно за другим были отобраны его богатые имения на Волыни — взамен ему было пожаловано гораздо менее заманчивое Новгород-Сиверское княжество (которое он и не подумал принять). Это же последнее было отобрано у Владимира Альгердовича, который в свою очередь должен был довольствоваться меньшей территорией. Некоторые князья, как, например, Федор Кориатович Подольский, отказывались подчиниться Витаутасу и уйти с насиженных мест. Таких князей Витаутас объявлял бунтовщиками и с ними не церемонился. На того же Федора Кориатовича он обрушился со всей своей армией и вынудил его бежать за пределы Великого княжества.
Так на местах полунезависимых удельных князей вскоре оказались обыкновенные служаки из числа приближенных великого князя. При этом многие из них были даже не очень знатного рода — не законные титулованные князья, а бояре, получавшие свои уделы «по милости великого князя».
В судьбах мелких бояр тоже произошли значительные перемены. Теперь, чтобы сохранить за собой свои земли, они должны были отбывать воинскую службу у великого князя. Такой сильной централизованной власти украинская элита еще никогда над собою не знала. Недовольство новыми порядками ширилось по всей Украине. Вскоре для него появился еще более важный повод.
В 1413 г. в Городнє Ягайло и Витаутас договорились о даровании литовским боярам-католикам столь же широких прав, какие незадолго перед тем выговорила себе польская шляхта. Дабы ускорить претворение этого решения в жизнь, 47 знатных польских фамилий предложили такому же количеству литовских боярских родов воспользоваться их дворянскими гербами. Но чем прочнее становились связи литовской знати с польской, тем более углублялся ее разрыв с украинской знатью. Трещина, едва наметившаяся между католиками и православными с принятием Кревской унии 1385 г., теперь, когда католики получили определенные социальные и политические привилегии, стала всем очевидной. Сдерживаемое железной рукой Витаутаса недовольство православных вырвалось на поверхность сразу после его смерти в 1430 г.
В том же году украинцы, поддерживаемые некоторыми литовскими магнатами, недовольными сближением с Польшей, выбрали великим князем младшего брата Ягайла — Свидригайла, правившего в Сиверском княжестве на востоке Украины. Этот склонный к авантюрам довольно бездарный политик, будучи сам католиком, всегда поддерживал тесные связи с православными украинцами и вскоре после своего избрания ясно дал понять, что намерен ограничить или даже разорвать все связи с Польшей.
Боясь потерять доступ к столь заманчивым и обширным владениям Литвы на востоке, поляки прибегли к силе, оккупировав Волынь и Подолье. Мало того, они организовали пропольскую партию среди литовцев, чтобы попытаться покончить со Свидригайлом изнутри. Пропольская партия объявила выборы Свидригайла недействительными и выбрала вместо него в великие князья Сигизмунда Стародубского, младшего брата Витаутаса. Таким образом, уже в 1432 г. Великое княжество распалось на два враждующих лагеря. При этом этнические литовцы оказались на стороне Сигизмунда, а украинское население Великого княжества поддерживало Свидригайла.
Ясно, что проблемы, расколовшие страну надвое, имели принципиальное значение. Будет ли и дальше существовать уния Литвы с Польшей? Сохранив Свидригайла на троне, займут ли украинцы подобающее им место в. политическом укладе Литвы? Или, напротив, украинские земли Великого княжества, эти громадные, извечно притягательные для чужеземцев пространства, останутся беззащитными перед лицом польских притязаний?
После нескольких военных стычек стороны перешли к переговорам — и тут Сигизмунд и пропольская партия взяли верх. Сигизмунд даровал православным дворянам те же права, которыми пользовались дворяне-католики, и тем привлек на свою сторону многих украинских дворян — прежних приверженцев Свидригайла. Видя, что почва уходит у него из-под ног, Свидригайло стал зверствовать, в частности, он сжег живьем смоленского митрополита Герасима. Но жестокость Свидригайла лишь оттолкнула от него последних сторонников и вскоре привела к полному поражению. В результате всех этих перипетий Польша получила еще одну украинскую область — Подолье. Однако Волынь, жители которой отчаянно сопротивлялись польским захватчикам, осталась в составе Великого княжества. В самом же княжестве польское вмешательство оставило горький осадок в отношениях между литовцами и украинцами, прежде ничем особо не омрачаемых.
Середина XV в. знаменует собой новое нарастание напряженности между литовской и украинской знатью. В это время новый великий князь Казимир Ягеллонович проводит очередную серию реформ, направленных на дальнейшую централизацию власти. В 1452 г. Волынь была оккупирована литовской армией и по польскому образцу преобразована в обыкновенную провинцию под управлением наместника великого князя. В 1471 г. та же участь постигла Киев с прилегающими землями. Напрасно возмущенная украинская знать подавала протесты великому князю, указывая, что древняя столица должна получить самоуправление или, на худой конец, управляться самим князем, а не какими-то безликими и безродными чиновниками. Голоса украинцев и на сей раз не были услышаны. Судьба последних атрибутов Киевской Руси и украинского самоуправления была предрешена.
Расцвет Москвы. В то самое время, когда великие князья литовские перестали придавать значение тому, что творилось в душах их украинских вассалов, великие князья московские, напротив, делали все, дабы в душах этих, по-прежнему преданных киевской старине и идее «собирания Руси», занять то «свято место», что, как известно, пусто не бывает. А ведь к этому времени Москва уже набрала силу, с которой волей-неволей приходилось считаться.
Некогда оказавшись в милости у суверенов — золотоордынских ханов, московские князья от поколения к поколению все более укрепляли их в мысли о том, что среди княжеств северо-востока Руси им, москвичам, должна принадлежать особенная роль. Со временем эту роль Москвы добровольно признали и некоторые русские княжества: в 1463 г — Ярославль, в 1474 г.— Ростов. К 1478 г. покорен был Новгород Великий с его обширной областью в Северной Руси. Наконец, в 1485 г. на милость победителя сдалась Тверь — последний серьезный соперник Москвы за господство среди великорусских княжеств. Имея под своей властью почти весь северо-восток Руси, Москва в 1480 г., не особо даже напрягаясь, сбросила с себя вековое, порядком поизносившееся монголотатарское ярмо.
Эту всевозрастающую власть Москвы требовалось как-то обосновать. Так возникает идея «третьего Рима». Согласно этой новой геополитической доктрине, после падения Рима и Константинополя Москве суждено стать центром третьей, священной, всемирной и — до скончания веков — последней империи. В это же самое время великий князь московский Иван III стал именовать себя «государь всея Руси». Он объявил, что все земли, некогда составлявшие Киевскую Русь, должны войти теперь в Русь Московскую.
И заявления, и деяния московских правителей не на шутку встревожили литовцев, и, как оказалось, не без основания. Когда в 1490-х годах московские войска достигли пределов Восточной Украины и близ Чернигова подошли к литовской границе, православные украинские князья добровольно признали московского государя своим сувереном. Можно привести и другие свидетельства того, насколько притягательной стала Москва для украинской элиты в Литве. Так, еще раньше, в 1481 г., князь Федор Бельский, украинизированный правнук Альгердаса, вместе с некоторыми другими православными князьями составил заговор с целью убить тогдашнего великого князя литовского и короля польского Казимира IV и передать украинские земли под власть Москвы. Заговор был раскрыт, его участники схвачены и казнены, однако самому Бельскому удалось бежать в Москву
Еще более опасный для литовцев взрыв недовольства украинской знати произошел в 1508 г. Выступление украинских князей и дворян претив великого князя Сигизмунда возглавил Михайло Глинский — влиятельный и одаренный магнат с западноевропейским образованием. В своих обращениях к единомышленникам он призывал защитить «греческую веру» и возродить Киевское княжество, Чтобы не допустить распространения бунта, против Глинского было выслано сильное польско-литовское войско. Глинский и его сообщники были вынуждены спасаться бегством в московских пределах, Тем не менее восстание Глинского явилось значительным событием — не только потому, что оно засвидетельствовало растущее недовольство украинцев своим положением в Великом княжестве Литовском, но и потому, что это был, пожалуй, наиболее примечательный случай, когда украинская элита выступила с оружием в руках на защиту своих прав.
Крымское ханство. Еще одна грозная сила появилась на южных границах Литвы, усложняя решение и без того обостренных до предела проблем Великого княжества. Крымское ханство возникло в эпоху затянувшегося упадка Золотой Орды. Кочевники-татары — вассалы золотоордынских ханов, населявшие Черноморское побережье,— порвали с Ордой и стали подчиняться собственной династии Гиреев. Татарские и родственные им ногайские племена господствовали на огромных степных пространствах от Кубани до Днестра. Однако подчинить себе богатые генуэзские и греческие торговые города на побережье Крыма им не удавалось. Тогда они прибегли к помощи единоверцев-мусульман, недавних покорителей Константинополя — оттоманских турок.
В 1475 г, оттоманские ударные силы захватили Кафу и большинство других портовых городов Крыма. Отныне могучая, быстро растущая Оттоманская империя получала выгодный плацдарм в Украине, Уже в 1478 г. этим плацдармом становится весь Крымский полуостров: хан Менгли Гирей вынужден признать себя вассалом турецкого султана.
Тем не менее крымским ханам удавалось в значительной степени сохранять свою автономию и проводить, как правило, политику, отвечающую их собственным интересам. Один из главных таких внешнеполитических интересов крымских ханов именовался коротким словом «ясыр», что в переводе означает — рабы, невольники. Работорговля процветала на рынках Кафы и Константинополя — Крым был одним из главных поставщиков. Чем чаще и чем большими силами совершались рейды за «ясыром» в соседние украинские земли, тем лучше шли дела в Крыму. И опять, как в прадавние времена, жители мирной, оседлой «Украйны» в буквальном смысле осознали, что живут «у края» грозных враждебных степей.