Новый политический порядок

Новый политический порядок

Подавив восстание 1848 г и приободрившись, Габсбурги попытались ликвидировать революционные реформы и вернуться к абсолютной власти императора. Они распустили парламент и анннулировали конституцию — началось удушливое десятилетие неоабсолютистского правления. В Галичине, где украинское духовенство вернулось к сугубо церковным делам, в 1851 г. самораспустилась «Головна Руська Рада». Одним из немногих начинаний украинцев, несколько ожививших дремоту 1850-х, было возведение «Руського Народного Дому» во Львове — культурного центра, создававшегося на общественные пожертвования. Впрочем, несмотря на ото событие, всеобщие пассивность и инертность сменили динамизм 1848 г. «Хоч постав Народний Дім, де ж підвалини під ним?» — примерно так выражались по этому поводу остряки.

Однако на пороге уже стояли важные перемены — притом что, казалось их ничто не предвещает. В 1849 г. намесником Галичины был назначен граф Агенор Голуховский — богатый польский помещик и приближенный императора Франца Иосифа. В этом назначении было два важных аспекта: во-первых, вполне в духе автократического курса Вены новый наместник получил широчайшие полномочия, включавшие контроль над законом, экономикой, образованием и религиозными делами в провинции; во-вторых, Голуховский представлял собой новый тип политика, считавшего, что для улучшения положения поляков больше пользы будет не в героических, но бесплодных восстаниях, а в достижении пусть небольших, нс конкретных и реальных целей. В течение 25 лет Голуховский, трижды назначавшийся наместником Галичины и дважды — министром, играл решающую роль в формировании нового политического порядка в провинции.

Рост польского влияния. Демонстративно подчеркивая свою верность Габсбургам и готовность благосклонно относиться к украинцам, новый наместник за кулисами вел свою политику: он неуклонно и постоянно расширял польское влияние в управление провинцией. По его совету Вена отказалась от планов разделения Галичины на польскую и украинскую части. Его доклады, в преувеличенном виде представлявшие симпатии украинцев к России, поколебали доверие цесарского правительства к «тирольцам Востока». С возрастанием своего влияния Голуховский вел все более открытую антиукраинскую и пропольскую политику. Намереваясь устранить украинское присутствие во Львовском университете, он вынудил Головацкого уйти с должности профессора украинской литературы. Убежденный в необходимости полонизации украинцев, он даже попытался навязать грекокатолической церкви римский календарь, а в 1859 г. — ввести латинский алфавит для украинских изданий. Однако здесь он уже зашел слишком далеко. Возмущенная проектами Голуховского, украинская интеллигенция пробудилась от спячки, объявив наместнику настоящую «алфавитную войну», в которой ему пришлось уступить. Тем не менее наместник продвинулся вперед на других фронтах, систематически заменяя немецких чиновников польскими и расширяя употребление польского языка в школах. Таким образом он заложил фундамент для резкого усиления польского влияния в Галичине.

В 1859 г. империя Габсбургов подошла к еще одному поворотному пункту, пережив жестокое поражение от французов и сардинцев в Италии. Ослабев вовсе, Габсбурги были вынуждены пойти на внутренние уступки. В результате ушел в прошлое неоабсолютистский режим и было восстановлено конституционное парламентское правление, теперь уже ставшее постоянным. В Вене начал действовать центральный парламент, в провинциях — местные сеймы. До 1873 г. депутаты центрального парламента избирались из провинциальных сеймов.

Стараясь обеспечить себе поддержку высших классов, Вена обеспечила выгодную им избирательную систему. Члены провинциальных сеймов избирались по четырем куриям: крупных помещиков, торговых палат, мещан и сельских общин каждая из которых имела право на определенное количество депутатов. В галицком сейме из 150 депутатов 44 были избраны от крупных помещиков, три — от торговых палат, 28 — от мещан и 74 — от сельских общин (где тоже могли пройти помещики). Насколько малым было представительство крестьян, можно увидеть из самой выборной системы: для выбора одного депутата по курии помещиков нужно было 52 голоса, а по курии сельских общин — 8764. Украинцы, как народ преимущественно крестьянский, попадали в очень невыгодное положение. На выборах в галицкий сейм количество их депутатов обычно ограничивалось максимум 15 %. Соответственно, непропорционально малым было их представительство в венском парламенте. Разумеется, в Галичине парламентская система давала все преимущества польскому дворянству.

Однако, поляки были недалеки от того, чтобы достигнуть еще большего. В 1867 г. повторился старый ход. Потерпев поражение в войне с Пруссией, Габсбурги были вынуждены пойти на масштабные уступки венграм — сильнейшему народу империи. Результатом стал австро-венгерский компромисс, отдавший под прямую власть Венгрии почти половину империи, включая Закарпатье. Империя Габсбургов превратилась в Австро-Венгерскую империю. Успехи венгров побудили поляков требовать полного контроля над Галичиной. Формально Вена не пошла навстречу этим требованиям, однако по сути она заключила с поляками неофициальный политический компромисс: в обмен на польскую поддержку Габсбурги обещали не вмешиваться в польские дела в Галичине. В результате она превратилась в подобие польского «государства в государстве».

Неожиданный подъем польского влияния в Галичине вывел его далеко за рамки, гарантированные большинством поляков в сейме. До 1916 г. только поляки занимали пост наместника. Когда с 1871 г. центральное правительство стало назначать министра по делам Галичины, он всегда был польской национальности. Чиновничество быстро очищалось от немцев и становилось польским. Образование также полностью находилось в руках поляков, и в 1869 г. официальным языком образования и делопроизводства в провинции стал польский. В социально-экономическом и культурном отношении поляки были значительно сильнее украинцев. Их аристократия владела большей частью земель; интеллигенция была более многочисленной, образованной и имела более развитую профессиональную структуру; их удельный вес в городском населении рос быстрее; наконец, их достижения в области культуры, даже до 1867 г., были весьма впечатляющими. Поэтому не удивительно, что поляки, как говорится, нашли себя в Галичине.

Интересы поляков в Галичине. Что же собирались делать поляки, добившись власти? Чтобы понять польскую политику 1868—1914 гг., следует посмотреть на события глазами поляков, проникнуться их надеждами и устремлениями. Поляки, вернее их дворянство и интеллигенция (крестьянство здесь было почти так же политически наивно, как и украинское), были обиженным народом. В конце XVIII в. их лишили государственности, а когда они поднимались на ее восстановление в 1830 и 1863 годах, то терпели страшное поражение. Возможно, украинцам они казались высокомерными и необоримыми соперниками, однако многих поляков, как наваждение, преследовало чувство их слабости перед лицом немцев и русских. После катастрофы 1863 г. в мышлении поляков произошел важный сдвиг, суть которого наиболее явно выражал Голуховский. Отказавшись от революционной деятельности как непродуктивной, польские лидеры избрали политику «органической работы»: конкретной (попросту будничной) деятельности, направленной на укрепление польского общества путем его модернизации. Условия, сложившиеся в Галичине, были исключительно благоприятными именно для такого подхода, вследствие чего эта провинция стала рассматриваться поляками в качестве своеобразного «Пьемонта» — плацдарма, с которого можно было начать процесс возрождения польской нации.

Как же виделась судьба украинцев, этих преданных Габсбургам «тирольцев Востока»? Отношение Вены к данной проблеме отражено в циничном заявлении одного из австрийских политиков: «Могут ли существовать русины и в какой мере — этот вопрос остается на усмотрение галицкого сейма». Иными словами, украинцы были отданы на милость поляков. Учитывая характер планов, которые поляки (а многие из них были истинными демократами) строили относительно Галичины, можно понять, почему их отношение к украинским национальным устремлениям было отрицательным. Еще более непримиримо были настроены «подоляне» — архиконсервативные польские помещики Восточной Галичины, выступавшие против украинцев не только по политическим, но и по экономическим причинам: признание прав украинцев было для них равнозначно росту крестьянских требований. Таким образом, к старым социальным противоречиям между польской шляхтой и украинским крестьянством добавился новый, еще более взрывоопасный конфликт национальных интересов. Это сочетание придавало польско-украинскому противостоянию в Галичине особую остроту.

Поначалу отношение поляков к украинцам (особенно ярко выраженное консервативными «подолянами») сводилось к тому, чтобы вообще не признавать существования украинцев как отдельной нации и доказывать, что они являются всего лишь разновидностью поляков. Отсюда и заявление одного из польских лидеров: «Нет никаких русинов, есть лишь Польша и Московия». Когда активизация деятельности украинцев в 1848 г. поставила под сомнение подобный подход, была выработана новая линия, в наиболее законченном виде выраженная Голуховским. Она сводилась к дискредитации украинцев в Вене, всяческому препятствованию их национальному и социальному развитию и усилению их полонизации.

С особой решимостью эта политика осуществлялась в области просвещения. После 1867 г. польский язык заменил немецкий во Львовском университете и во всех технических и профессиональных учебных заведениях. Самым беспардонным образом развернулась полонизация гимназий: к 1914 г. в провинции существовало 96 польских и только шесть украинских гимназий, т. е. по одной на каждые 42 тыс. поляков и 520 тыс. украинцев. В начальных школах польских классов было втрое больше, чем украинских.

Дискриминация украинцев присутствовала на всех уровнях. Например, в 1907 г. польские культурные учреждения получили финансовую поддержку вдесятеро большую, чем украинские. Капиталовложения, если они были, направлялись прежде всего в западную, польскую часть провинции. На каждом шагу украинцы сталкивались не только с равнодушием, но и с активным противодействием властей. Их принуждали вести острую, упорную борьбу за каждое учреждение, каждое место, даже каждое украинское слово.

Это всепроникающее, часто сводившееся к мелочам противостояние усугублялось глубочайшей разницей в ментальности польских и украинских лидеров. Если мировоззрение польской интеллигенции несло на себе отпечаток аристократизма, то украинская интеллигенция была явно плебейской. Как писал Иван Лысяк-Рудницкий, «каждый образованный украинец лишь на одно — два поколения отдалился от дома приходского священника или крестьянской хаты». Единственной общей чертой мировоззрения образованных поляков и украинцев было, вновь говоря словами Лысяка-Рудницкого, то, что «оба общества воспринимали свой конфликт как нечто подобное великим войнам XVII ст. между польской аристократией и украинскими казаками».