Диссиденты

Диссиденты

В 1960—70-х годах в Советском Союзе появился примечательный феномен, когда небольшой, но постоянно .растущий круг людей, обычно называемых диссидентами, стал открыто критиковать политику правительства и требовать соблюдения гражданских, религиозных и национальных прав. Как же после десятилетий террора, в условиях жесткого идеологического контроля и постоянного «промывания мозгов» мог возникнуть этот достойный удивления вызов режиму? В значительной степени диссидентство было результатом десталинизации, процесса ослабления «паралича страха», начатых Хрущевым. Дозированные разоблачения страшных преступлений сталинской эпохи вызвали разочарование и скептицизм относительно других сторон режима. В результате, когда Брежнев начал сворачивать политику либерализации это вызвало протест, особенно интеллигенции.

Диссидентское движение в СССР условно можно разделить на три течения, которые, впрочем, часто сливались. Благодаря своей приближенности к западным корреспондентам наибольшую известность получило правозащитное, или демократическое, движение, базировавшееся в Москве. Большинство его участников представляла русская интеллигенция, а среди его лидеров были такие светила, как романист Александр Солженицын и физик-ядерщик Андрей Сахаров. Другим видом инакомыслия было религиозное диссидентство. В Украине и других национальных регионах диссидентское движение выкристаллизовывалось вокруг национальных проблем, обычно тесно взаимосвязанных с вопросами гражданских прав и свободы совести.

Первоначально ядро украинских диссидентов сформировалось в основном за счет «шестидесятников» — нового поколения литературно-творческой интеллигенции, совсем недавно ставшего известным. К нему относились Лина Костенко, Василь Симоненко, Иван Драч, Иван Свитличный, Евген Сверстюк, Микола Винграновский, Алла Горская, Иван Дзюба. Позднее к нйм примкнули Василь Стус, Михайло Осадчий, Игор и Ирина Калинец, Микола Горбаль, Иван Гель, братья Горыни. Поразительно, однако общей чертой лидеров этой группы было то, что все они представляли собой образцовый продукт советской системы просвещения и воспитания и начинали делать многообещающую карьеру. Некоторые вообще были убежденными коммунистами. Сосредоточенные в основном в Киеве и Львове, они были выходцами из разных регионов республики (большинство — из Восточной Украины, однако многие были тесно связаны с ее западными регионами, где в свое время работали или учились). Еще одной примечательной особенностью украинских диссидентов является их социальное происхождение: в основном они были выходцами из села и относились к первому поколению городской интеллигенции. Возможно, этим объясняются наивный идеализм и усложненность аргументации, нередко характерные для го заявлений. В целом они представляли собой весьма немногочисленный, плохо организованный конгломерат людей.

В Украине насчитывалось не более 1 тыс. активных диссидентов. Правда, количество сочувствующих им, по всей вероятности, достигало многих тысяч.

Против чего и за что боролись диссиденты? Как и в любой группе интеллигенции, среди них наблюдались значительное разнообразие и противоречивость во взглядах. Один из известнейших диссидентов — литературный критик Иван Дзюба одинаково стремился как к достижению гражданских свобод, так и к реализации национальных прав. Он четко сформулировал свою цель: «Я предлагаю... только одну вещь: свободу — свободу честного, публичного обсуждения национальных проблем, свободу национального выбора, свободу национального самопознания и самосовершенствования. Однако сначала и в первую очередь должна быть свобода на дискуссию и несогласие». Национал-коммуниста Дзюбу беспокоил колоссальный разрыв между советской теорией и практикой, особенно в области прав наций, и он призывал власти ликвидировать этот разрыв для блага и советской системы, и украинского народа. Историк Валентин Мороз, напротив, продолжил интеллектуальные традиции украинского интегрального национализма и не скрывал своего отвращения к советской системе и надежды на ее гибель. И все же главным образом диссиденты выступали за реформы в СССР, а не за революцию или отделение Украины. Они были против национального угнетения в Украине и за гражданские права в СССР.

Западные исследователи украинского диссидентского движения расходятся во мнениях относительно мотивов и условий, побуждавших людей к открытому протесту. Александр Мотыль полагает, что в Украине, как и в целом по СССР, это была смена политического курса советского руководства: хрущевскую «оттепель» сменили брежневские попытки повернуть этот процесс вспять — в результате возникло диссидентское движение. Конечно же, открыто проукраинская линия Шелеста стала дополнительным стимулом для украинской интеллигенции высказывать свое недовольство. Всеволод Исаив и Богдан Кравченко утверждают, что диссидентство в первую очередь было вызвано социально-экономическими неурядицами. Учитывая поддерживаемый Москвой колоссальный приток русских в Украину, они считают, что конкуренция за «место под солнцем», возраставшая между привилегированными русскими и заявлявшими о своих правах украинцами, подталкивала последних к поддержке требований диссидентов о большей самостоятельности Украины. В любом случае диссидентское движение явно было. новейшим вариантом противостояния украинской интеллигенции и российской имперской бюрократии, длившегося из поколения в поколение.

Проявления диссидентства. Первые проявления диссидентской активности приходятся на конец 1950-х — начало 1960-х годов, когда в Западной Украине возникло несколько небольших подпольных групп. Самой известной стала так называемая «группа юристов», возглавленная адвокатом Левком Лукьяненко. Члены группы готовились к агитации за использование Украиной ее конституционного права на выход из СССР. Раскрыв эти организации, власти расправились с ними, проведя серию закрытых судов, закончившихся жестокими приговорами.

Однако инерция десталинизации продолжала сеять беспокойство среди интеллигенции. В 1963 г. поначалу официозная конференция по проблемам украинской культуры и языка в Киевском университете, собравшая больше 1 тыс. участников, превратилась в открытую демонстрацию против русификации. Приблизительно в это же время традицией стали ежегодные собрания интеллигенции и студентов возле памятника Шевченко в Киеве (официально — для того чтобы читать стихи поэта, на самом деле — с целью критики культурной политики режима). Подозрительный пожар 1964 г, уничтоживший собрание украинских книг и рукописей в библиотеке Академии наук, вызвал бурю протестов среди ведущих деятелей литературы. Опасаясь, что ситуация выйдет из-под контроля, Кремль решил покончить с диссидентами во всем СССР. В Украине результатом этого решения стали аресты в конце 1965 г. двух десятков Наиболее активных диссидентов. Рассчитывая запугать сочувствующих, власти решили провести открытые процессы. Однако этот прием ударил по ним самим, поскольку вызвал новую волну протестов.

Свидетель процессов, происходивших во Львове, молодой журналист Вячеслав Чорновил, искренний коммунист, распространил разоблачительный сборник статей и документов «Лихо з розуму» (на Западе он был издан под названием «Записки Чорновола»), в котором раскрывалась вся подноготная незаконных и циничных манипуляций правосудием со стороны властей. Дзюба в свою очередь осудил аресты в пылкой речи, обращенной к большой аудитории в киевском кинотеатре «Украина». Он также послал Шелесту и Щербицкому свою работу «Інтернаціоналізм чи русифікація?» — тонкий, эрудированный и разоблачительный анализ теории и механизма русификации в Украине. В 1970 г., после своего ареста за антисоветскую агитацию и пропаганду, Мороз написал «Репортаж із заповідника імені Берії» — эмоциональное изобличение жестокости советского официоза, приводящего к деградации отдельные личности и целые народы. С целью помешать властям изолировать диссидентов друг от друга и от общества, а также намереваясь информировать о советских репрессиях мировую общественность, украинские диссиденты в 1970 г. начали тайно печатать журнал «Український вісник». КГБ сумел пресечь распространение этих материалов в Украине, однако предотвратить их проникновение на Запад не удалось. С помощью украинских эмигрантов они были опубликованы и получили широкую огласку, что вызвало замешательство советских властей.

После падения Шелеста в 1972 г. Щербицкий вместе с партийным идеологом Маланчуком и шефом КГБ Украины Федорчуком устроил массовый погром инакомыслящей интеллигенции, сопровождавшийся сотнями арестов и намного более жестокими, чем в 1965—1966 гг., приговорами. Открытых диссидентов, а также всех, кто подозревался в «неблагонадежности», вычищали из университетов, научных учреждений, редакций и т. д. Эта волна репрессий, напомнившая сталинские времена, травмировала целое поколение украинской интеллигенции и заставила многих или прекратить диссидентскую деятельность, или публично покаяться, как это сделал Дзюба.

«Українська Гельсинкська група». Поредевшие численно, но преисполненные решимости продолжать борьбу, диссиденты получили новый импульс в своей деятельности, когда в 1975 г. СССР подписал Заключительный акт Хельсинкских соглашений и формально-юридически дал обязательство соблюдать гражданские права своего народа. Считая, что они поймали Кремль на слове, диссиденты создали действовавшие легально и, как им казалось, на законной основе группы, главной целью которых было наблюдение за тем, как выполняются Хельсинкские соглашения. Первый Хельсинкский комитет был создан в Москве в мае 1976 г. Вскоре после этого, в ноябре 1976 г., в Киеве появилась «Українська Гельсинкська група». Подобные группы возникли также в Литве, Грузии и Армении.

Украинскую Хельсинкскую группу возглавил писатель Микола Руденко — комиссар времен второй мировой войны и бывший партийный чиновник в Союзе писателей Украины. Его близким соратником был Петро Григоренко — генерал советской армии, уволенный из ее рядов. Группа, насчитывавшая 37 человек, представляла собой настоящую мозаику с точки зрения политических взглядов ее членов. В нее входили такие диссиденты, как Нина Строката, Василь Стус, Левко Лукьяненко, Иван Кандыба, Надия Свитличная, Вячеслав Чорновил, уже отбывшие свои тюремные сроки; бывшие националисты, пережившие десятилетние сроки еще в сталинских лагерях, такие как Святослав Караванский, Оксана Попович, Оксана Мешко, Ирина Сеник, Петро Сичко, Данило Шумук и Юрий Шухевич (сын главнокомандующего УПА Романа Шухевича); религиозные активисты вроде православного священника отца Василя Романюка.

Две важных особенности отличали деятельность Украинской Хельсинкской группы от предыдущих этапов развития диссидентского движения в Украине. Первая заключалась в том, что группа, не будучи прорежимной организацией, тем не менее действовала открыто и претендовала на законное существование. Со времен установления советской власти в Украине ничего подобного не наблюдалось. Другой ее беспрецедентной чертой было то, что группа установила контакты с подобными организациями во всем СССР, пытаясь таким образом «интернационализировать» свою деятельность по защите гражданских и национальных прав.

Новое мышление явственно проступало и в программных документах группы. В них подчеркивалась ее ориентация на законность: именно в установлении власти закона в целом и в соблюдении прав личности в частности видели члены группы путь к разрешению общественных проблем. Именно из этих соображений они часто характеризовали свою деятельность как правозащитную. Как отмечал Иван Лысяк-Рудницкий, этот акцент на законности и истинной демократии — более, чем на идеологических моментах вроде национализма или марксизма, до сих пор владевших умами украинской интеллигенции,— означал коренной поворот в истории украинской политической мысли.

Хотя некоторые члены Украинской Хельсинкской группы в большей или меньшей степени сохраняли приверженность марксизму или национализму, взгляды их большинства можно проиллюстрировать отрывком из воспоминаний Данила Шуму-ка, в прошлом бывшего и националистом, и коммунистом, и проведшего почти 40 лет в польских, нацистских и советских лагерях: «Только демократия способна уберечь человечество от угрозы тирании как левого, так и правого толка. Лишь неограниченное, гарантированное законом право всех граждан высказывать, пропагандировать и защищать свои идеи может дать людям возможность контролировать и направлять политику правительств. Без этого права не может быть и речи о демократии и демократических выборах в парламенте. Там, где нет легальной оппозиции, пользующейся равными правами в парламенте и в народе, нет демократии... Я пришел к этому выводу после многих лет раздумий, обобщений и анализа, и они привели меня к критическому отношению как к коммунистам, так и к националистам донцовского типа».

В отличие от ксенофобии, характерной для оуновского варианта национализма, горячий патриотизм украинских диссидентов не сочетался с враждебностью к другим народам, даже к русскому. В 1980 г. в одном из их заявлений говорилось: «Мы понимаем, что означает жить под колониальным гнетом, и потому заявляем: народу, живущему в нашей стране, будут гарантированы широчайшие политические, экономические и социальные права. Все права национальных меньшинств и различных религиозных объединений гарантируются безусловно». Исходя из своих легалистских принципов члены Украинской Хельсинкской группы полагали, что лучший путь достижения независимости Украины — использование ее права на выход из СССР, гарантированного Конституцией. Наиболее эффективным способом «деколонизации» Советского Союза они считали проведение действительно свободных выборов народами СССР.

Впрочем, ни умеренность Украинской Хельсинкской группы, ни требования Запада к СССР соблюдать Хельсинкские соглашения не уберегли диссидентов от новых репрессий. К 1980 г. около трех четвертей членов Украинской Хельсинкской группы оказались в заключении со сроками от 10 до 15 лет. Оставшиеся находились в ссылке за пределами Украины или, для успокоения западной общественности, были высланы из СССР.

Религиозное диссидентство. Отдельным типом диссидентства в Украине было религиозное инакомыслие. Теоретически советская Конституция гарантировала свободу вероисповедания. На практике же режим использовал целую обойму средств, чтобы отвратить верующих от церкви. Сюда входили ограничения на религиозные издания, запрет преподавания религиозных дисциплин в школах с одновременным «атеистическим воспитанием», внедрение агентов КГБ в среду священнослужителей и церковную иерархию, закрытие церквей и, наконец, использование социально-экономических и образовательных санкций против тех, кто был тверд в своей вере. Тем не менее духовная пустота советской идеологии, с одной стороны, и чувство протеста против излишне жестокой тактики режима в религиозных вопросах, с другой, способствовали возрождению тяги к религии, особенно в сельской местности. Вместе с этим возрастала и воинственность части верующих.

Жесточайшие преследования режимом Украинской грекокатолической церкви («церкви в катакомбах») не привели к ее полной ликвидации. В последние несколько десятилетий тайные службы в Западной Украине отправляли 300—350 грекокатолических священников, возглавляемых несколькими епископами. Действовали даже подпольные монастыри и типографии. В 1982 г. священник Йосип Тереля организовал Комитет защиты Украинской греко-католической церкви, намереваясь добиваться ее легализации. Режим ответил арестами активистов, однако преданность украинцев Галичины и Закарпатья своей давней церкви не была поколеблена.

Православная церковь в Украине, официально именуемая Русской православной церковью, находилась в более благоприятном положении, поскольку признавалась правительством. Однако за это она заплатила сотрудничеством с властями, доходившим до прислужничества. В результате эта церковь отдавала предпочтение государственным интересам, а не религиозным потребностям, ее, особенно высшую иерархию, разъедали коррупция и лицемерие. Такое положение дел привело к тому, что часть рядовых священников, среди них жесточайшим образом преследуемый Василь Романюк, открыто осудили как свое руководство, так и советское государство за подрыв православия.

Судя по всему, наиболее воинственными и динамичными религиозными объединениями в Украине были баптисты и другие протестантские секты — пятидесятники, адвентисты и свидетели Иеговы. Они совершали богослужения в отдельных молельных домах, воспитывали детей в соответствии с постулатами их веры и часто отказывались регистрировать свои общины, затрудняя таким образом возможность контроля со стороны властей. Их фундаменталистские взгляды, ориентация на запросы простых людей, пылкая приверженность вере привлекали к ним многочисленных сторонников, особенно в Восточной Украине. В эти годы именно сектанты составляли непропорционально большую часть «узников совести» в СССР. Одним из главных лидеров баптистов до своего отъезда в США был пастор Георгий Винс.

Подавление диссидентов. Несмотря на свой идеализм и отвагу и одиозность поведения их преследователей, диссиденты не нашли широкой поддержки ни в Украине, ни в СССР в целом. Одна из причин этого состояла в том, что, обличая режим и требуя установления власти закона, диссиденты не сформулировали четкой политической программы. Кроме того, проблемы, которые они поднимали, как правило, не имели непосредственного отношения к заботам большинства населения — рабочих и колхозников. Поэтому социальная база диссидентского движения оставалась узкой и сводилась почти исключительно к интеллигенции.

Однако решающим фактором, обусловившим неудачи диссидентского движения, был перевес сил его противников. Против диссидентов была направлена вся мощь советской системы, прежде всего всемогущего КГБ. Обладая монополией на средства массовой коммуникации, режим обычно скрывал от общественности информацию о диссидентах. Если же она и появлялась, то в искаженном виде, выставляя диссидентов в невыгодном свете. Имея в распоряжении сотни тысяч офицеров, тайных агентов и осведомителей, КГБ, казалось, присутствует всюду и знает обо всем. Однако в отличие от сталинских времен секретная полиция уже не отличалась таким фанатизмом в физическом устранении действительных или предполагаемых диссидентов. Теперь она предпочитала изолировать их от общества, усиливая давление на них, запугивая, заставляя каяться или хранить молчание. Недовольные режимом оставались без работы, их дети лишались возможности получить образование, они могли даже потерять крышу над головой. Наиболее упорных упрятывали на продолжительные сроки в лагеря или в психиатрические лечебницы, где насильно пичкали препаратами, разрушающими личность. Задавив нескольких, КГБ успешно запугал многих.

По сравнению с Москвой украинский КГБ мог действовать более свободно. Изолированные от расположенных в Москве западных информационных агентств, украинские диссиденты — в отличие от их выдающихся русских и еврейских коллег — были лишены даже этого условного «зонтика гласности». К тому же проблема национальных прав украинцев мало интересовала Запад. Тем временем боязнь украинского национализма заставляла режим применять особенно жестокие репрессии именно в Украине. Отсюда и репутация украинского КГБ как самого жестокого в Союзе, и непропорционально большое количество украинских «узников совести» в лагерях.