Позиция Пруссии в отношении польского восстания (1863 г.).

Позиция Пруссии в отношении польского восстания (1863 г.).

Бисмарк часто говорил, что у всякого чело­века, следовательно, и у всякого дипломата, бывает так, что ему везет, и счастье про­летает совсем близко от него; разница между дипломатом искусным и бездарным заключается в том, что первый успевает во­время ухватиться за край одежды пролетающей мимо него фор­туны, а бездарный непременно прозевает и упустит этот момент. Для самого Бисмарка таким нежданным счастьем явилось вос­стание 1863 г. в русской Польше. В самом начале восстания Бисмарк думал некоторое время, что, в конце концов, Россия должна будет отказаться от Польши. «Тогда мы начнем дей­ствовать, — говорил он, — займем Польшу, и через три года там все будет германизировано». Когда слушавший эти пред­положения вице-президент прусской палаты депутатов Берендт выразил сомнение в том, серьезно ли говорит Бис­марк или шутит, то его собеседник возразил: «Ничуть не шучу) а говорю серьезно о серьезном деле». Но слабость повстанцев и безнадежность военной их победы с каждым месяцем становились все более очевидными. Тогда Бисмарк решил, что пользу из польского дела можно извлечь иным спо­собом. Бисмарк и король прусский Вильгельм I взяли реши­тельный курс на «великодушную» помощь царскому прави­тельству.

Великодушие заключалось в том, что 8 февраля (27 января) 1863 г. Горчаков и присланный из Берлина генерал фон Альвенслебен подписали в Петербурге конвенцию, по которой русским войскам позволялось преследовать польских повстанцев даже на прусской территории. Далеко не все в России были довольны этой добрососедской предупредительностью. Например, намест­ник Царства Польского, брат Александра, Константин не скрывал, что ему все это не очень нравится. Чувствовалось, что Бисмарк преследует какие-то свои цели. И действительно: с большой торжественностью, с нарочитыми таинственными умолчаниями и намеками Бисмарк, к неприятному удивлению Горчакова, обнародовал основное содержание конвенции. При этом Пруссия изобразила дело так, будто за конвенцией скры­ваются какие-то секретные пункты уже не частного, но общего значения. Наполеон III, а за ним Англия, сейчас же ухвати­лись за то, что Польша стала в силу самого факта Петербург­ской конвенции предметом международно-правовых соглаше­ний и дипломатических переговоров двух держав: России и Пруссии. На этом основании Наполеон III и Пальмерстон заявили, что и они желают вступить с Александром II в пере­говоры по поводу Польши.