Новые явления в дипломатии Московского государства XVII века.

Новые явления в дипломатии Московского государства XVII века.

Вопросы, разрешавшиеся в XVI—XVII веках дипломатическим путем, были гораздо сложнее и разнообразнее, чем раньше. В их числе было много таких, которые до тех пор не входили в круг дипломатических сношений, как выдача политических пре­ступников (например, самозванца Анкудинова), покупка бое­вых припасов, наем военных сил, заключение займов, разреше­ние закупки в России хлеба и т. д. В XVII веке московская дипломатия начинает активно интересоваться и внутренними делами иностранных держав, причем уже тогда усваивает себе роль блюстителя монархических начал в Европе. Так, прави­тельство Алексея Михайловича порвало торговые сношения с Ан­глией, в виде репрессии за казнь Карла I, за то, что англичане «всею землею учинили злое дело, государя своего Карлуса короля убили до смерти», и отказывалось признавать Англий­скую республику; царь Алексей продолжал осведомляться о здоровье вдовы Карла I и оказывал денежную помощь ее сыну, претенденту на английский престол, будущему Карлу II. Так же недоброжелательно относилась московская диплома­тия и к поддержке, которую оказывали короли французский и датский «мужикам» голландцам против английского короля. Ордин-Нащокин считал, что лучше соединиться всем государям Западной Европы, чтобы уничтожить все республики, которые суть «ничто иное, как места заблужения».

И в другом отношении московская дипломатия XVII века уже намечала пути царской дипломатии XVIII и XIX веков. В борьбе с Турцией она использовала естественную вражду покоренного турками православного населения против своих поработителей. В лице греков и славян, особенно духовенства этих народов, Москва имела преданных агентов, дававших цен­ную информацию. Устанавливались даже методы секретной переписки. В 1682 г. патриарх иерусалимский просил через русских посланников, приезжавших в Константинополь, чтобы государь приказал «писать к нему, патриарху, без имени и грамоты складывать малые и печатать какою малою печатью, чтобы того никто не знал, и он-де таким же образом станет писать о великих делах, о которых потребно и государю надлежит ведать».

К XVII веку относится и начало борьбы с заграничной прес­сой в целях прекращения печатной пропаганды против цар­ской России. Так, московское правительство протестовало перед Швецией против печатавшихся в Риге во время восстания Рази­на «авиз» (сообщений), в которых унижалось царское достоин­ство, «и такие полные лжи куранты [листки] распространялись подданными короля во всей Европе». Протестовало оно и про­тив напечатанного в 1655 г. в Ревеле пасквиля на московских царей, в котором царь Иван Васильевич назван тираном, а сам Алексей Михайлович уподоблялся Герострату за то, что «свое­вольно тиранствовал в Ливонии». В договор с Речью Посполитой 1650 г. была внесена специальная статья об истреблении книг, отзывавшихся неблагожелательно о Московском госу­дарстве; одним из поводов для расторжения мира с Польшей московская дипломатия выставляла напечатание «по королевско­му и панов-рады велению» книг, в которых имеется «про... вели­ких государей наших и московского государя, про бояр и про всяких чинов людей злые бесчестия и укоризны и хулы».

Осложнение и расширение дипломатических и торговых отношений Московского государства с государствами Запад­ной Европы вызвало появление в Москве иностранных рези­дентов и агентов, представлявших интересы различных го­сударств. Уже в 1585 г. упоминается английский резидент, функции которого приближались к консульским; с 1623 г. английские резиденты действуют непрерывно, за исключением времени разрыва дипломатических сношений с Англией в связи с образованием в ней республики. В конце 20-х годов появля­ются «датские прикащики». В 1631 г. Голландским штатам было разрешено иметь своего резидента, но этим правом они восполь­зовались только в 1678 г. С 1631 г. в Москве жили постоянно шведские агенты; польские были допущены в 1673 г., но дей­ствовали с перерывами. Попытки Франции в 1629 г. и Бранденбурга в 1676 г. завести своих резидентов в Москве не увенчались успехом. Официально резиденты назначались «для удобней­шего по делам изустно, нежели через почту донесения». В дей­ствительности помимо консульских обязанностей по защите торговых интересов своих соотечественников они выполняли функции шпионов и осведомителей. Шведскому резиденту поручалось следить за резидентами и посланниками других евро­пейских государств, «со всем прилежанием наблюдать за происходящим при царском дворе» и обо всем доносить своему двору. Действительно, в донесениях шведских резидентов в XVII веке содержатся очень ценные для их правительства сведения о военных силах Московского государства, о торговле, о народных движениях и, наконец, о борьбе придворных пар­тий. Резидент Поммеринг не ограничивался этим: он занимался и прямым подрывом зарождавшейся русской оружейной про­мышленности. В этих целях Поммеринг добивался выезда за границу иностранных специалистов, работавших на русских заводах. «Как эти уедут отсюда, — писал он в 1648 г., — туль­ский или другие русские горные заводы не в состоянии будут вредить горным заводам вашего королевского величества в Швеции, ибо я достал Петру Марселису [содержателю туль­ских заводов] плохого кузнечного мастера...» Неудивительно поэтому, что московское правительство стремилось всячески избавиться от иностранных резидентов, неоднократно заяв­ляя, что в мирное время им «быть не для чего». Само оно в тече­ние XVII века только приступило к организации постоянных миссий за границей. Дело шло в первую очередь о тех двух государствах, с которыми Москва была наиболее связана, — о Швеции и Польше. В 1634 г. в качестве резидента был послан в Швецию крещеный немец Д. А. Францбеков, но пробыл в своей должности всего полтора года; после него только в 1700 г. был от­правлен «на резиденцию» в Стокгольм князь Хилков. Вопрос о миссии в Речи Посполитой возник в 60-х годах XVII века и был решен в 1673 г. Первый русский резидент в Речи Поспо­литой Василий Тяпкин нес свои обязанности с 1673 до 1677 г. В 1660 г. англичанин Джон Гебдон был назначен «комиссариусом» в Голландию и в Англию.

Отсутствие постоянных миссий за границей неблагоприятно отражалось на деятельности русской дипломатии, которая весьма слабо была осведомлена в иностранной политике. Отправленный в 1656 г. к венецианскому дожу Франциску Чемоданов по прибытии узнал, что этого «Францискуса волею божиею не стало, а после де его нынешний князь уже третий». Для пополнения этого пробела выписывались газеты, или «ку­ранты», которые переводились в Посольском приказе. Этим ку­рантам русские, по ироническому замечанию шведских дипло­матов, верили, «как евангелию». Газетная информация, конеч­но, не заменяла информации дипломатической; отсюда ряд вопиющих ошибок, допускавшихся московскими дипломатами. Так, в 1687 г. поехал во Францию князь Яков Федорович Долго­руков с деликатной миссией предложить французскому ко­ролю Людовику XIV союз против Турции, с которой Франция в это время сама заключала союз.

Разнообразная дипломатическая деятельность должна была выработать у московских государственных деятелей известные навыки в сношениях с иностранцами. Сами иностранцы с раздражением отмечали выдающиеся природные дипломатические способности русских. «Они собирают вместе все тонкости за­коснелого лукавства, чтобы провести иностранцев, — гово­рит автор описания посольства Мейерберга, — либо выдавая ложь за правду, либо умалчивая, о чем надобно сказать, и ослабляют обязательную силу всяких решений на совещаниях тысячью хитрых изворотов, дающих превратный толк, так что они совсем рушатся». Но вековая отсталость России сказа­лась и здесь, как и в других сторонах русской жизни XVII века. Отсутствие образования и точных знаний давало себя чувство­вать во всех выступлениях московских дипломатов. Их приемы были часто весьма наивны. Лихачев, ездивший послом в 1658 — 1659 гг. во Флоренцию, с поразительным простодушием рас­спрашивал на аудиенции «грандуку» Фердинанда о том, не знает ли он, какое имел поручение от польского короля к Испа­нии проезжавший через Флоренцию польский посол и «был ли с ним к тебе лист, и... в этом листу о чем к тебе писал?» Не­достаток знаний московские дипломаты заменяли апломбом. Им ничего не стоило сослаться на несуществующие грамоты или заявить, что император Гонорий и Аркадий прислали ко­рону первому московскому князю Владимиру. Когда же им указывали, что эти императоры жили за 600 лет до Владими­ра, они, не моргнув, утверждали, что были другие Гонорий и Аркадий, современники Владимира. Наконец, послы прибе­гали к обычному оружию слабых — к упрямству, сопровож­давшемуся грубостью; это, конечно, производило неблаго­приятное впечатление на иностранных дипломатов, которые по существу пользовались теми же приемами, но в более утон­ченной форме. Приближенные флорентийского «грандуки» внушали Лихачеву: «а про то б ведали посланники, что прочих держав послы, бывши во Флоренсии, не бранились и не бес­честили, как они». Навстречу князю Долгорукову в 1687 г. в Дюнкирхен (Дюнкерк) из Парижа был послан запрос, «не для упрямства ли какого приехали они, и не будут ли в чем воле королевского величества противны?»