1. ОТНОШЕНИЕ НИКОЛАЯ I К ИЮЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

1. ОТНОШЕНИЕ НИКОЛАЯ I К ИЮЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Международное значение июльской революции было огром­но. Оно сказалось и на дипломатической деятельности вели­ких держав.

Николай I давно с беспокойством следил за внутренними делами Франции. Полиньяку, который стал в августе 1829 г. первым министром, Николай вообще не очень доверял. Царь считал, что Полиньяк склонен к сближению с Меттернихом и с Веллингтоном, и что его назначение не благоприятствует рус­ско-французскому сближению, а будет тормозить его. Но преж­де всего царь тревожился по поводу провокационного харак­тера реакционных выступлений как Полиньяка, так и самого Карла и по поводу бродивших по Европе слухов о готовящем­ся в Париже реакционном перевороте. Конечно, Николай с ра­достью приветствовал бы такой переворот, если бы он только мог быть уверен в конечной его удаче.

За несколько месяцев до июльской революции Николай поделился своей тревогой с герцогом Мортемаром, представи­телем Франции в Петербурге, и выразил в нарочно завуалиро­ванных выражениях такую мысль: монархи Европы еще могли бы помочь французскому королю, если бы вдруг началась революция против него без всякого с его стороны вызова; но если сам король нарушит конституцию и этим по своей ини­циативе вызовет революцию, то «мы тогда ничем не будем в со­стоянии ему помочь».

Случилось именно то, чего боялся и что предвидел Николай. 25 июля 1830 г. Карлом X были подписаны в Сен-Клу ордонансы, фактически отменявшие французскую кон­ституцию, а уже 31 июля,1, 2, 3, 4 августа последовательные извещения сигнального телеграфа сообщили в Петербург о трехдневной июльской битве в Париже, о победе револю­ции, о бегстве короля, о воцарении, согласно воле побе­дившей буржуазии, герцога Орлеанского под именем Луи-Филиппа I.

17 августа к французскому поверенному в делах барону Бургоэну явился граф Чернышев с уведомлением, что царь 1 прерывает дипломатические отношения с Францией, и прика­зал послать французскому посольству их паспорта. Бургоэн заявил, что желал бы лично повидаться с царем. В тот же день он получил приглашение в Елагинский дворец.

Царь встретил посла с очень мрачным видом. С первых же слов он заявил, что не признает Луи-Филиппа законным коро­лем Франции — «с силой ударив по столу, император вос­кликнул: „Никогда, никогда не могу я признать того, что слу­чилось во Франции”». В дальнейшем разговоре Бургоэн высказал мысль, что царь вступает на опасный путь, что коалиция против Франции не будет единой, и что Франция 1830 г. не та, чем была в 1814 г., после двадцатипятилетних войн. Николай переменил тон: «Любезный друг, я обещаю вам не предпринимать тороп­ливого решения... мы не объявим вам войны, примите в этом уверение, но мы условимся сообща, какого образа действий нам следует держаться в отношении Франции». Под «мы» царь понимал прежде всего монархическую Европу: Россию, Австрию, Пруссию, Англию. Но и французский дипломат и царь уже отлично знали, что Англия официальная безусловно при­знает Луи-Филиппа, а Англия оппозиционная уже с восторгом приняла известие о июльской победе буржуазии во Франции. Поэтому Николай поспешил сделать оговорки. Он стал убеж­дать Бургоэна, что не следует доверять Англии, и что истинный друг Франции только он один, Николай: «Несмотря на все то, что мне у вас не нравится и волнует меня, я никогда не переста­вал интересоваться участью Франции. И в течение всех этих дней [революции] меня тревожила мысль, что Англия, кото­рая завидует завоеванию вами Алжира, воспользуется вашими волнениями, чтобы лишить вас этого прекрасного приобрете­ния». Да и Австрии не стоит верить, продолжал царь, забыв, очевидно, что ничего почти не останется от той коалиции, которой он явно хотел в начале разговора испугать Бургоэна; Австрия боится за прочность своего владычества в Италии и искреннего сочувствия к Франции не питает. Царь даже выра­зил сожаление, что в дни июльской революции народ в Париже не разграбил русского посольства и не захватил там секретной переписки. Тогда «все были бы очень удивлены, увидев, что русский самодержец поручает своему представителю настаи­вать перед конституционным королем на соблюдении конститу­ционных законов, установленных и освященных присягой». Это было правдой: Поццо-ди-Борго, согласно желанию Нико­лая, предостерегал Карла от гибельного шага.

Отношения с Францией после этого знаменательного объ­яснения не были прерваны, хотя Николай и носился некоторое время с проектом вооруженной интервенции дер­жав Священного союза с целью восстановления династии Бур­бонов во Франции. Граф Орлов был послан в Вену, а генерал Дибич — в Берлин, чтобы сговориться об интервенции. Но из этих двух миссий ровно ничего не вышло.

Алексей Федорович Орлов, человек умный, очень легко принял свою неудачу, в которой нисколько не сомневался, пожуировал в веселой Вене и вернулся домой. Генерал Дибич, в противоположность Орлову, отнесся к своей миссии очень горячо и серьезно. Прибыв в Берлин, он немедленно сообщил королю Фридриху-Вильгельму III проект Николая. Русская армия вступает в пределы Пруссии, соединяется с прусской и вторгается во Францию. Австрийская армия идет через Баварию к юго-восточной французской границе и т. д. Старый Фридрих-Вильгельм даже и слушать до конца не захотел. Ввязываться в опасную авантюру, где больше всего рискует пострадать не Россия, а Пруссия, король не желал. Ничуть не поверил он также Дибичу, будто Австрия готова выступить против Франции. Напротив, Меттерних поспешил дать знать в Берлин, что ничего подобного не будет. Дибич довольно долго просидел в Берлине и уехал ни с чем.

Этот провал всех расчетов на интервенцию заставил Нико­лая, скрепя сердце, признать Луи-Филиппа. Но отношения с Францией были отныне безнадежно испорчены. Царь оказался уже в 1830 г. изолированным: Англия, куда Луи-Филипп отправил послом старого Талейрана, казалось, сбли­зилась с Францией; Меттерних сохранял с Луи-Филиппом вполне корректные отношения; прусский король даже про­являл предупредительность к новому французскому монарху. Так Николай совершил первую из своих капитальных дипло­матических ошибок.

Два могущественных секунданта — Англия и Франция — явно отходили от России и вскоре неминуемо должны были занять позиции враждебно настроенных наблюдателей.

Впрочем, вместо оставшейся в проекте войны на Рейне царя ждала война на Висле.