Дипломатия Генриха IV.

Дипломатия Генриха IV.

Опыт долгих и разорительных войн XVI века, которые закончились гражданской войной во Франции, не прошел даром. Всякое стре­мление нового государства к расширению встречало сопротив­ление со стороны других таких же государств; всякое притяза­ние на захваты, а тем более на мировое (в масштабах XVI ве­ка) господство вызывало враждебные коалиции. Политики и дипломаты XVII века, обобщая этот опыт, формулировали ряд положений, носивших характер международных принципов. Правда, эти принципы весьма часто нарушались. Тем не ме­нее именно эти систематические нарушения, при крайней не­устойчивости тогдашних международных отношений, вызывали потребность в некоей норме. Такой «нормативный» характер имели в частности идеи «естественных границ» и «политического равновесия».

Политики — современники Генриха IV и в первую очередь его главный помощник Сюлли — постоянно подчеркивали, что захватывать можно лишь то, что можно сохранить. Могу­щество государства имеет свои границы: перейдя их, оно вызы­вает против себя объединенные силы врагов и завистников. Сюлли в своих знаменитых мемуарах «Принципы государ­ственного хозяйства» («Les oeconomies royales») писал: «Каждый король Франции скорее должен думать о том, чтобы при­обрести друзей и союзников, крепко связанных с ним общно­стью интересов, — а это самая надежная связь, — чем на­влекать на себя неутолимую ненависть и вражду проектами, превосходящими его собственные силы». «Ты стремишься, — говорит замечательный французский дипломат Этьен Паскье в своем диалоге между философом и государем, — дать хорошие границы твоему государству; надо, чтобы ты сна­чала установил должные границы своим надеждам и вожде­лениям».

Где же искать эти границы? Сюлли хорошо знает, что Карл Великий восстановил империю, и что при Капетингах Франция была заключена в «узкие государственные границы, в каких она и по сей час находится». Он констатирует, что у Франции на юге есть естественная граница — это Пиренеи. Он прекрас­но понимает, что возвратить Франции ее былую славу — зна­чит вернуть «соседние территории, некогда ей принадлежащие», т. е. Савойю, Франш-Контэ, Лотарингию, Геннегау, Артуа, Нидерланды. «Но можно ли притязать на все это, не вызвав ненависти врагов и разорительных войн? А у самих француз­ских королей такое честолюбие, которое для Франции страш­нее всей ненависти иностранцев». Франция сыта: она доста­точно сильна, чтобы никого не бояться и быть страшной для всех. Однако и Сюлли мечтал о гегемонии Франции над циви­лизованным миром, над всеми христианскими народами. Отсюда ведет свое происхождение один странный проект международного соглашения, который Сюлли приписывал своему королю, но сочинил, вероятно, сам. «Великий за­мысел» («Le grand Dessein») короля Генриха IV состоял, по словам Сюлли, в том, чтобы низвести Габсбургов до уровня государей одного Пиренейского полуострова, прогнать ту­рок и татар в Азию, восстановить Византийскую империю и произвести затем перекройку всей политической карты Евро­пы. Европа будет разделена на шесть наследственных монар­хий, пять избирательных монархий и пять республик. Во главе всех этих государств будет поставлен особый совет, который будет охранять общий мир и разбирать споры между государствами, между государями и их подданными. Пре­зидентом этой своеобразной республики христианских госу­дарств будет папа; первым министром его будет Франция. Тайная мысль Сюлли, скрывавшаяся за всем этим проектом «Лиги наций» XVII века, была ясна. Ослабить врагов Фран­ции, усилить ее вассалов, окружить ее поясом нейтральных государств, которые юридически были бы под ее покровитель­ством, а фактически под ее командой, — вот в чем заключался этот фантастический «великий замысел» первого слуги короля Генриха IV.

План Сюлли известен только из его мемуаров. Действитель­ность была далека от подобного рода проектов. Это показал и сам король Генрих IV своей практической политикой и еще больше — его блестящий преемник, крупнейший из дворян­ских политиков абсолютистской Франции — кардинал Ришелье. Не упуская из виду нормы естественных границ для своей страны, Генрих IV действовал во внешней политике согласно другому принципу, который получил в это время широкую практику. То был принцип «политического равновесия». Если новое государство было национальным, т.е. строилось на основе хозяйственного единства территории и связанного с ним един­ства языка и культуры, то в своих отношениях к другим госу­дарствам оно стремилось обеспечить это целое от их посяга­тельств. Практически во внешней политике это приводило к стремлению сохранить исторически сложившееся соотноше­ние сил между европейскими государствами, создать противо­вес всякой быстро увеличивающейся державе, — при захватах же, осуществленных сильнейшей державой, компенсировать слабейшие в целях восстановления все того же «равновесия». Конечно, все такие «принципы» были действительны лишь до тех пор, пока было невозможно или опасно нарушать их силой.

Генрих IV и руководствовался «принципами», пока было опасно иным способом округлять и расширять границы Фран­ции. «Я соглашаюсь с тем, — говорил он, — что страна, насе­ление которой говорит по-испански, должна оставаться во вла­дении Испании, а страна, где население говорит по-немецки, должна принадлежать Германии. Но те земли, в которых на­селение говорит по-французски, должны принадлежать мне». Практически Генрих стремился к двум целям: ослабить могущество династии Габсбургов и поддержать выгодно для Франции складывавшееся равновесие между европейскими дер­жавами. В этих видах он продолжал сохранять дружествен­ные отношения с Англией, которая помогла ему, как протестан­ту и врагу Испании, завладеть французским престолом. Однако в то же время Генрих тайно противодействовал планам англий­ских моряков и торговцев и проискам английских дипломатов в Италии и на Востоке, где, как известно, Франция прочно укрепилась со времени Франциска I. Вследствие этого послы Генриха IV в Лондоне — Тюмери, Гарле де Бомон и Ла Бордери — стояли всегда перед трудной задачей сочетать дружбу с Англией с противодействием стремлению этой же державы занять первенствующее положение. Все в тех же целях ослаб­ления Габсбургов Генрих IV способствовал заключению мира между Испанией и Голландией. Таким образом, французский король содействовал признанию Испанией независимости от­павших от нее 7 северных провинций Нидерландов. На Востоке, Турции, Генрих восстанавливал пошатнувшееся за время религиозных войн французское влияние при помощи успеш­ной дипломатической деятельности своих послов Савари де Брева и Жана де Гонто-Бирона. Льготы, полученные Франциском I в 1535 г., были полностью восстановлены в 1604 г.: все нации, желавшие торговать с Турцией, должны были посы­лать туда свои суда под французским флагом. Исключение составляли англичане, которые сумели добиться от султана в конце XVI века (1599 г.) права входить в его порты под соб­ственным флагом. Дружба Генриха с султаном была средством для того, чтобы пугать императора (Габсбурга) нашествием турецких армий, а испанского короля (тоже Габсбурга) напа­дением турецкого флота. И то и другое было залогом безопас­ности Франции. Одновременно, однако, Генрих не мешал своим друзьям и благочестивым, но наивным поклонникам распро­странять слухи о своих наихристианнейших намерениях завое­вать Восток, изгнать султана из Европы и объявить против него крестовый поход. В отношении германских князей Генрих также держался реальной политики, завещанной ему XVI ве­ком. Его уполномоченный Бонгар уверял немецких проте­стантских князей, что переход Генриха из протестантизма в католицизм не должен их смущать: дружественное отношение короля к немецким князьям остается неизменным, как и его желание быть по-прежнему защитником «исконной немецкой свободы». Раз были сильны князья, был слаб император, веч­ный враг Франции Габсбург. Генриху IV удалось в конце кон­цов создать коалицию против Габсбургов и приступить к ор­ганизации борьбы с ними. Однако кинжал Равальяка прервал его жизнь (1610 г.).